Каждый, в глубине своего сердца осознаёт, что существуют иные пути, но в силу ли лености, в силу слабости и нежелания тратить силы, (ведь всякий иной путь требует этой силы, требует работы), находит самый лёгкий путь. И не малую вину во всём этом, несёт Глобализация.

То, что из-за общей глобализации в мире, всё меньше возможности для человека попасть в другой мир, испытать восторг от нового, небывалого, незнакомого, утолить скуку и переломить бренность и пресыщение этим миром, очевидно так же, как очевидно и то, что в мире всё меньше уголков, где человек мог бы оставаться самим собой, где влияние общей глобализации цивилизации, а за ней и глобализации сознания, сглаживания, нивелирование инстинктов, упрощение и ослабление всех аспектов воли, и как следствие всё меньше возможностей для счастья. Это редкое, экзотическое ныне «растение», требует для своего процветания иных «погодных условий». Для него важным является наличие в окружающей атмосфере достаточной концентрации «паров любви». Без них оно необходимо засыхает, либо меняет свою «биоструктуру», приспосабливаясь к новым условиям жизни. Так счастье трансформируется в терпение, и её стебли и листья обзаводятся шипами, словно у кактусов в пустыне.

Очевидно наш мир, преодолел пик своего совершенства в средние века, во времена, так называемого Возрождения. В те исторические моменты, когда на земле царило настоящее разнообразие, когда ещё оставались неоткрытые страны и даже континенты. Когда жизнь человека, при всех своих страданиях, имела ещё главную надежду для себя, – увидеть иной мир, иную жизнь. Подспудно осознавая эту потерю, мы судорожно и самозабвенно ищем иной мир за пределами нашей планеты, среди бескрайнего океана космоса, среди пустошей и кажущихся обетованными иных звёздных систем и планет, кружащихся в них.

Очевидно мы, преодолев этот пик совершенства, катимся по наклонной под гору, и все наши фантазии, все наши цели соответствуют тем перспективам, кои открываются для катящегося вниз. Мы уже не в состоянии видеть небо, ибо вектор нашего взгляда устремлён под гору.

Глобализация, в конце концов, убьёт этот мир. Она нивелирует все его разнообразные формы, приведя к относительно ровной, вызывающей лишь скуку, поверхности. Всё экзотическое, всё самобытное и редкое, в конце концов, утонет, и растворится в общей однородной массе. И вслед за этим, необходимо наступит царство нигилизма и презрения к жизни. Если только природа, с её мощнейшей иммунной системой, сама не начнёт противостоять этому заболеванию, и не развернёт этот вектор нивелирования, упрощения и стагнации, и не позволит умертвить свои главные консоли, – консоли разнообразия. И как у всякой «иммунной системы», у неё всегда на крайний случай есть последнее действенное средство – война.

«Что опьяняет сильнее вина? -

Женщины, лошади, власть и война…»

«Кому-то музыка и чарочка вина…. Кому – борьба, вершины и преграды…. Кому-то – почести, награды…»

Человек, как и всякая биосистема, устроен так, что он всегда противится всяким новым формам собственного бытия, и в то же время, попав, и побыв какое-то время в этом новом бытии, неважно волей ли случая, или под действием чужой или собственной воли, приказывающей ему идти в опасную сферу жизни, в конце концов, он становится зависимым от этой формы жизни.

Как происходит адаптация, и в чём её глубинные мотивы и фатальные аспекты для нашей психофизики. Рассматривать всё это я буду с точки зрения абстрактно-обобщающей концепции, следуя от индукции, к дедукции, и обратно. Ибо всякое зерно, всякая суть проблемы всегда находится именно в этой стезе нашего разумения.

К примеру, как, а главное почему, столь отвратное для всякого организма употребление яда, приводит впоследствии к требованию организмом этого яда. Самое наглядное из подобных положений, это употребление алкоголя. Человеческий организм, на всех уровнях своего внутреннего устройства, начиная употреблять алкоголь, всеми фибрами противится этому. Но привыкнув и адаптировавшись, начинает неминуемо требовать постоянно всё более сильные дозы этого яда. В чём здесь подвох, и в чём психобиологическая константа? Интерес, толкающий нас в начале процесса, к познанию непознанного до сих пор, вынуждает нашу психику, не смотря на опасность, делать шаг в «тёмный лес». Боль от нового, с лихвой перекрывается болью скуки. Страх от нового, уходит на задний план, когда из этого же «тёмного леса», со своим оскалом пустоты, выходит чудовище скуки. Такова суть нашего глубинного изначального естества. Оно, благодаря этим константам, стремится к познанию непознанного, и на этом пути, всякая сторона этой жизни, к какой категории мы бы не относили её, всегда находится под властью её фатальных архаических принципов. Ведь всякая наша общая деятельность, как и всякое локальное действие, всегда находится именно на этом пути. Мы с большим трудом, преодолевая в первую очередь страх, и затем все остальные наши привычки, включая лень, нерешительность, недоверие к собственным устоявшимся убеждениям, идём воевать, и получая на поле брани, эту «неестественную инъекцию», испытываем страшные муки и неудовольствия, но через некоторое время, (для каждого из нас своё), начинаем испытывать невероятное удовольствие от этой деятельности. И вот наша психоделика уже требует от нас, каждым днём ступать на этот путь, без которого, в конце концов, мы не принимаем уже нашей жизни. И это положение присуще всякой нашей деятельности, без исключения. Такова наша «наркозависимая суть». Ведь те дозы, что получает наш организм от соприкосновения, как с алкоголем, так и с войной, так или иначе, вовлекают нас в зависимость. И привыкая, мы уже не хотим знать никакой иной жизни. Но вот метаморфоза. Именно в этот момент мы начинаем искать новых раздражителей, чтобы через боль и страдание получить толику удовольствия.

Тот, кто когда-либо занимался спортом, знает, с какой неимоверной болью, невероятной силой воли и преодолением связано каждое спортивное занятие на начальных этапах. Но через некоторое время, организм настолько привыкает к разрывам волокон мышц, и тем истомам от отдохновения, связанного с их заживлениями, и выбросам в кровь эндорфинов, что испытывает нечто подобное ломкам, без ежедневных тренировок. И эта необходимость не заменяется ничем иным, так как всякая сублимация здесь, действует лишь на небольшой процент удовлетворения. Выплеск энергии, к формам которого привыкает организм, должен и впредь иметь именно эту форму. И если вообще говорить о сублимации, то её неоспоримое присутствие в нас, как заменительной трансформативной агрегации, имеет действительное место лишь в транспсихологических аспектах деятельности нашего сверхчувственного мозга. Здесь сублимация одной формы выплёскиваемой энергии, действительно способна заменить на другую, (к примеру, либидо на формы эстетического, поэтического или иного искусства), но также не полностью, а лишь частично. В более грубых же формах, она обманывает нас, приглушая на некоторое время, жажду, спровоцированную активностью монад нашего тела, ступивших однажды на определённый путь. К примеру, (знаю из собственного опыта), привычка заниматься в спортзале, никогда не заменяется, к примеру, приёмом алкоголя, или обратно. Любые сублиматические попытки здесь, в конце концов, терпят фиаско. Организм всегда будет требовать именно той формы, к которой привык. И здесь всякая привычка, так или иначе, становиться клеткой, из которой очень тяжело выйти.

Тот, кто когда-либо писал в своей жизни, и помнит все стадии своего становления как писателя, знает, какие муки, смешанные с удовлетворением он испытывал на ранних стадиях своего творчества. И как всё это трансформировалось постепенно, но необходимо, в нечто естественное, и не приносящее уже ни того удовлетворения, ни тех мук, что когда-то тиранили и удовлетворяли. Но теперь он не в состоянии отказаться от своего ремесла, и не представляет своей жизни без этого. (Также знаю по собственному опыту), желание писать, трансформировавшееся из изначальных плетей и шомполов, стегающих и заставляющих разум думать и воспроизводить, превращается в навязчивую идею, и свербит всякий раз под коркой головного мозга, когда ты отодвигаешь свои скрижали в сторону на некоторое время.