Мои губы приоткрываются от недостатка воздуха. Взгляд скользит от нее к папе. Его челюсти сжимаются, но он сохраняет спокойствие.

      — Значит, ты это сделала. Ты была причастна к случаю с Астрид на вечеринке.

      — Да, я сделала это. Я приехала забрать Николь, а эта сука бежала по улице, умоляя, — смеется она. — Я притормозила, но потом подумала, что если ты присоединишься к своей матери, мы наконец-то станем настоящей семьей.

      Мои глаза затуманиваются, смотря на монстра в ее глазах. Она планировала убить меня. Это не был несчастный случай. Она сделала это нарочно.

      Гнев бурлит в моих венах, как ураган. И тут до меня доходит. Старый Мерседес, на котором Николь ездила на днях, был тем же самым авто, который я видела припаркованным возле нашего дома за день до аварии.

      — Ты что-то сделала с тормозами моей мамы, не так ли?

      — Да. — она улыбается, как сумасшедшая. — Генри собирался развестись со мной и жениться на ней, поэтому я решила стереть ее. Жаль, что ты не отправилась с ней на дно, как хорошая маленькая сука.

      Я кричу и проталкиваюсь мимо папы к ней. Я убью ее. Задушу голыми руками.

      Папа дергает меня назад, когда поза Виктории кричит об угрозе.

      — Отпусти меня! — я плачу, слезы текут по моим щекам. — Папа, отпусти меня!

      — Да, отпусти ее, Генри. — ее голос мягкий, почти материнский. — Если ты это сделаешь, мы, наконец, станем семьей.

      — Мы никогда не собирались становиться семьей! — голос папы повышается. —Единственной семьей, которую я хотел, были Жасмин и Астрид.

      — Нет... — слеза скатывается по ее щеке. — Ты чувствовал себя обязанным ей только потому, что она заключила тебя в ловушку с ребенком.

      — Не было никаких обязанностей перед Жасмин. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил.

      — Нет. Генри. Мы семья.

      Он качает головой, в его голосе звучит сталь.

      — Больше нет.

      — Ты! — она кричит, целясь в меня из дробовика. — Это все из-за тебя. На этот раз я убью тебя.

      Я сглатываю, мои конечности дрожат, пока я не перестаю их контролировать.

      Папа встаёт передо мной, пока я почти ничего не вижу.

      — Брось ружьё, Виктория. — он тихо произносит. — Не ухудшай.

      Она отчаянно трясет головой.

      — Полиция уже в пути. — он говорит. — Все кончено.

      — Нет! Нет! Эта сука не сможет жить своей жизнью, пока я гнию за решеткой.

      — Мама...

      Все наше внимание переключается на голос, доносящийся из-за спины Виктории.

      Николь стоит на трясущихся ногах, за ней Леви и Дэн.

      Они пришли.

      Слезы наполняют мои глаза. Леви вернулся за мной. Он не отказался от меня.

      Наши глаза встречаются на мгновение, и в его светло-голубых глазах я вижу беспокойство и тоску. Отчаянную, сильную тоску, которая соответствует моей собственной.

      — Николь? — Виктория заикается. — Возвращайся в свою комнату, дорогая. Я позабочусь об этом и приду за тобой, хорошо?

      — Мама, прекрати, — голос Николь дрожит с каждым словом, будто ей трудно говорить. — Пожалуйста.

      — Но, дорогая. Я делаю это ради нас. Ради твоего будущего. Скоро ты станешь Клиффорд.

      — Я не хочу становиться Клиффорд. Мне нравится фамилия папы.

      — О чем ты говоришь? Это то, ради чего мы работали.

      — Ты ради этого работала. Я только хотела освободиться от всех этих оков, протоколов и масок. — она икает. — Я терплю эту жизнь только ради тебя, мама.

      — Но... что насчет такого будущего и дверей, которые откроет для тебя фамилия? — она делает паузу. — Мы поговорим об этом позже, когда я закончу.

      Дэн толкает Николь локтем, и она вздрагивает, прежде чем сделать шаг вперед.

      — Мама, пожалуйста. — она протягивает дрожащую руку к матери. — Дядя Генри всегда давал нам все, что мы хотели, ты не можешь причинить ему боль.

      — Я не причиню ему боль. Я убью его дочь.

      — Стой! — она кричит. — Просто перестань, мама. Я уже потеряла отца, я не могу потерять и тебя.

      Виктория опускает ружьё, в ее глазах блестят слезы...

      — Я все это делала ради тебя, дорогая. Делала все, чтобы у тебя была лучшая жизнь.

      — Я знаю, — плачет Николь, заключая мать в объятия. — Я знаю.

      Я задыхаюсь, когда Леви делает шаг вперед и вырывает дробовик из пальцев Виктории.

      На секунду мне кажется, что он уйдет и избавится от него, или Виктория устроит драку и застрелит его.

      Я вздыхаю с облегчением только тогда, когда ружьё остается неподвижным в его руках.

      Папа притягивает меня к себе, его руки крепко обхватывают мою спину в защитной хватке.

      Я обнимаю его в ответ, хотя часть меня хочет подбежать к Леви и поцеловать его.

      Офицеры забегают внутрь вместе с заместителем комиссара. Один из полицейских заламывает Виктории руки за спину и надевает на нее наручники.

      — Виктория Клиффорд, вы арестованы за покушение в убийстве Жасмин Грин и Астрид Клиффорд. Вы имеете право хранить молчание...

      Пока офицер зачитывает права Виктории, Николь рыдает, умоляя их отпустить ее.

      Несмотря на то, что я не испытываю ни малейшего сочувствия к Виктории и рада, что она наконец получила по заслугам, я не могу не ощущать себя виноватой перед Николь.

      Жизнь, какой она ее знает, теперь закончилась. Она потеряла обоих родителей, и ничего не может сделать, чтобы остановить это или повернуть время вспять.

      Дэниел хватает Николь за плечо, дергая ее назад, когда она продолжает держаться за свою мать. Она пытается бороться с ним, но Виктория качает головой.

      В полном стиле Виктории она перестает плакать и поднимает подбородок, как аристократка, которой она и является.

      Папа похлопывает меня по руке и идет к ней. Он кивает Дэну, чтобы тот увел Николь. Как только рыдания моей сводной сестры исчезают в коридоре, папа смотрит на Викторию с самым яростным выражением, которое я когда-либо видела на его лице.

      — Ты отняла у меня жизнь, и я обещаю, что заберу твою. — он говорит с чистым презрением, от которого у меня мурашки бегут по коже. — Я позабочусь, чтобы ты гнила в тюрьме до самой смерти.

      Ее дыхание прерывается, качая головой.

      Папа обменивается взглядом с заместителем комиссара, прежде чем они все идут по коридору.

      Я иду за ними, когда Леви преграждает мне путь, глядя на меня сверху вниз с нахмуренными бровями.

      Должно быть, он отдал дробовик одному из офицеров, потому что его руки пусты. Когда он раскрывает объятия, мне так сильно хочется нырнуть в них.

      Мне хочется заплакать в его объятиях и сказать, как сильно я его люблю.

      Но это стало бы только пыткой для нас обоих.

      Наша судьба была решена три года назад дождливой ночью бродячей собакой. Ничто, кроме машины для путешествий во времени, не изменит прошлое.

      Возможно, тогда мама была бы жива и вышла бы замуж за папу. Возможно, тогда отец Леви тоже был бы жив.

      Возможно, между Джонатаном Кингом и Лордом Генри Клиффордом не было бы вражды.

      Возможно, мы познакомились бы при других обстоятельствах.

      Но в моей жизни нет никаких «возможно». Машины времени тоже нет.

      По правде говоря, мы закончили еще до того, как начали.

      И это больно.

      — Астрид... — он замолкает, словно не может найти нужные слова. — Я люблю тебя. Я чертовски без ума от тебя, принцесса.

      На глаза наворачиваются слезы, но я их сдерживаю.

      Будь сильной.

      Ты должна быть сильной.

      — И я люблю тебя, Леви, — шепчу я эти слова, как будто боюсь их.

      Боюсь, что теперь, когда они произнесены, я обрекла себя на более тяжелое падение.