– Вы читали рассказ Чехова «Бумажник»?

– Читал, а что? – говорит лежащий на диване Олим-абзи^*.

– На Востоке есть точно такая же притча.

– Хотите сказать, что Чехов списал ее?

Олим-абзи перекладывает подушку под голову, и молчит, уставившись в потолок.

– Нет… Не думаю.

– Молодец… Во многих произведениях Чехова рассказывается о том, как человек, сталкиваясь с трудностями жизни или оказавшись в сложной ситуации, ощущает внутри себя какое-то непонятное чувство. И это никто не в силах объяснить. Ни критик, ни писатель. Сила Чехова именно в этом. И вы, читая его, тоже чувствуете это, и говорите себе: о-о-ой, да это же я, ведь и со мной случалось то же самое… Чехов приближает вас к себе. В этом его сила. Такое дано не каждому. Особенно его рассказы, это нечто! – лежа на диване, абзи раскидывает руки.

Абзи говорит верно, вникая в суть. Он – человек, который старается основательно изучать мировую литературу. Не могу не признать этого.

– Вы читали его одноактную пьесу «Ночь перед судом»? – спрашиваю ни с того ни с сего.

– А что?..

Не читал. Попался. Попался с поличным. Настало время проучить Олимбая, который вот уже неделю морочит мне голову, поучая, как понимать Чехова. (Мне было хорошо известно, что данное произведение не было включено в книги, опубликованные ранее, что о нем не рассказывают в высших учебных заведениях в лекциях по искусству, что его упустили даже заядлые поклонники творчества писателя, и что он не переведен на узбекский язык.)

Олим-абзи поднялся, сел. Пристально посмотрел на меня.

– Итак… Я хотел бы знать ваше мнение.

Абзи погрустнел… Я ждал, что он скажет сейчас: «Э-ей, разве у него было такое произведение?».

*Абзи – уважительное обращение к старшему по возрасту мужчине.

Победоносно улыбнувшись, поднялся с кресла, открыл холодильник. Взял минералку. Он все еще пристально смотрел на меня.

– Хотите?.. Холодненькая…

Абзи достал из кармана сигарету, вышел на балкон (он много курит). Затянулся.

Мне стало немного не по себе. Когда он вернулся в комнату и сел на диван, я добил его:

– Вообще-то Чехов вместо маленькой пьесы мог бы сделать из нее рассказ. В действительности это готовый рассказ, а не пьеса. Не понимаю: может, было лень писать рассказ, и он сделал пьесу из готового сюжета?..

Олим-абзи разразился громким хохотом. Покачал головой.

– Подождите, дорогой. Подождите… – он опять развел руки в стороны. – Во-первых, обратите внимание на фабулу этого произведения. Здесь не нужны никакие переживания, тем более комментарии. Ненужные комментарии как кусок в горле. Во-вторых, писатель тонко чувствует, что действительность становится более убедительной, когда она выражается в действии. Потому что это Чехов! Чехов – писатель, который мог грести в обеих лодках: и в прозе, и в драме. В-третьих, пьеса не одноактная.

Я провалился с треском. Смотрю на Олима-абзи с удивлением. Одним глотком опустошаю бутылку с минеральной водой.

– 

Он сам же писал, что одноактная!

Абзи улыбается. Растягивается на диване, опирается подбородком на ладонь.

– Ну и что?.. У меня к вам вопрос.

– Давайте.

– Где в этом произведении завязывается узел?

– Там, где в комнату мошенника входит соседка, и этот негодяй представляется доктором.

– Правильно. А когда он развязывается?..

– На суде. Который состоялся на следующий день.

– Во-о-от. Всё ясно. Значит, в пьесе два акта. Чехов оставил развязку – ситуацию в суде, рассчитывая на внимание и понимание зрителя. А режиссер, который не понимает этого, ставит пьесу с одним актом. Вот и всё… Теперь – спать. Завтра поговорим. Послезавтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

Сметливый человек владеет миром. Я еще раз признаю сметливость соседа по комнате. Нет, он не просто начитанный, он еще и из тех, о которых говорят: «В тихом омуте черти водятся».

Мне еще долго не удается заснуть. Абзи уже вовсю начал храпеть. Ну, ты и хитрый татарин! Наверное, спектакли, которые он ставит, крутые. Даст Бог, поеду в Казань – обязательно посмотрю его постановки…

Проснулся рано.

– Олим-абзи, вставайте. Рассвело. Все уже проснулись. Даже младенцы. Чего так долго спите?

– Пусть младенцы и просыпаются… У них есть родители. А я сирота. Сироту сколько ни корми, он всегда голоден. – Отворачивается к стене и, накрывшись с головой одеялом, продолжает спать.

Я стягиваю с него одеяло и бросаю на пол. Он нехотя поднимается.

Умывшись, Олим-абзи роется в чемодане. Достав что-то, кладет на стол. Потом опять возвращает в чемодан.

Я уже не выдерживаю. Хочется побыстрее выйти на улицу, подняться по крутому склону в гору… Надеваю спортивку, открываю дверь.

– Подождите три минуты за дверью. Я скоро выйду, – говорит абзи. – Да, кстати… завтра спозаранок поедем на рынок?.. Купить Любе шубу, не забыли?

– Помню, помню! – вырываюсь в коридор.

Небо хмурое. Всё в каком-то напряжении. В тишине раннего звенящего утра ощущается дрожь высоких гор, окруженных дымом облаков.

Я дожидаюсь абзи возле ворот санатория, окруженного горными скалами, будто охраняющими наше спокойствие. Подумал, что такая погода вряд ли воодушевит Олимбая и расположит к прогулке.

Так и вышло.

– Ну что, сыночек… что-то сегодня погода невеселая, я вам скажу. Или вам хочется искупаться под дождём? – недовольно буркнул сосед.

– 

Ничего, абзи, давайте побегаем.

Мы стали подниматься по крутой дорожке, устланной красным гравием, обсаженной с обеих сторон высоченными стройными соснами.

Бежим, абзи запыхался.

– 

Любе купим шубу… Завтра пойдете со мной на рынок?

– Пойду. Не разговаривайте. Трудно будет дышать.

– 

Шуба, небось, дорого стоит?

– …

Олимбай отстал. Я подзываю его, киваю головой. Где там… У абзи нет желания.

Я, топая на месте, дожидаюсь, пока он догонит меня. Абзи резко останавливается, опирается ладонями на колени.

– Вы идите. Я здесь подожду. И за меня побегайте, – еле выговаривает он.

Климат Кисловодска таков, что здесь, когда адаптируешься и начинаешь дышать всем телом – воздух сам тебя поднимает, не устаешь, готов подняться не только в горы, но к самому небу. Кто это понимает, не остановится на полпути, подобно моему абзи, не запыхается, поднимаясь по горной тропинке: вон сколько людей поднимаются и спускаются.

Я «взял» эту высоту. Здесь каждый занимается по своему. Кажется, что этих людей (с разных уголков земного шара, разной национальности) объединяет одна-единственная цель – бодро встретить утро в горах. Все дружелюбны, улыбаются друг другу. Все желают всем здравствовать, встречают наступление нового дня с добрыми помыслами. Для меня великое удовольствие, слышать это очень приятно. Наверное, и для остальных так же…

Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь начал капать по одной капельке – то там, то здесь.

Я начал спускаться по горной тропинке вниз, в санаторий. При спуске бегут не ноги, а сама тропинка, не устаешь.

Дождь усиливался. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром – засверкала молния. Не видно Олима-абзи, который остался на полпути. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком.

Вот это да!.. Полило прямо как из ведра. Легкая спортивка на мне намокла до ниточки. Все – и кто поднимался в горы, и кто спускался – укрылись под хвойными деревьями.

Почему-то прогулка под дождем мне нравится, становится весело. И в детстве я не мог сидеть дома, когда идет дождь. Выбегал на улицу… Как знать, может я родился, когда был ливень?.. Ведь я родился в начале весны, пятого марта.