Под конец рассказа Конро застенчиво придвинул Фридриху нарисованную им картинку. Оказалось, все это время он рисовал то, что говорила сестра, и справился замечательно. Изобразил кочку, покрытую пучками зелени, не забыл себя и Конри – смешных четвероногих козявок. Но больше всего места занимала сцена возле лестницы. Найдо на картинке фигурой напоминал Шварценеггера в лучшие годы, зубами – крокодила, а общим обликом – не то Сехмет, не то Бастет. Баррен – уродливый черный человечек – лежал с огромным, как сабля, ножом в груди, залитый таким количеством нарисованной крови, будто Найдо его выпотрошил.

- Звери… – пробормотал один из детективов, рассматривая рисунок. – Кого хочешь сожрут…

Касси вспыхнула, Фридрих открыл было рот, но Конри, хлопнув ресницами, широко улыбнулась и повторила свои недавние рассуждения касательно использования людей в качестве еды. Услышав эдакое из уст ангелоподобной крошки в розовом платьице, детектив побледнел и прикусил язык.

Парней, поймавших Найдо в подворотне, не нашли. Он их и разглядеть толком не успел. Нападавших было двое, один, кажется, мелькал в «Игни», а больше ничего конкретного Найдо сказать не мог. Очевидно, сбылись слова Фридриха насчет хэйтеров, брошенные в приватном кабинете клуба. Занятное совпадение, но не удивительное: по мнению Фридриха, это был лишь вопрос времени.

Маленькое приключение Найдо в Литлтауне тоже всплыло наружу, и объяснение оказалось самое простое. Фридрих, прикрывая тогда Найдо перед полицией, даже не солгал: дело действительно было в затмении. Найдо с работы ходил пешком, и чаще на четырех ногах, чем на двух: превращался, лишь немного отойдя от людных мест. Тем утром, так некстати, его и накрыло. Фридриха все еще слегка смущало расстояние, но причин сомневаться в словах Найдо у них не было.

Чувствуя смутную вину, Фридрих как-то поздно вечером, на пятый, кажется, день в центре, попробовал поговорить с Найдо о случившемся десять лет назад. К кровати Найдо не привязывали, и даже дверь снаружи не запирали. Только поставили условие, чтобы при нем постоянно находился кто-то из ОВЗШ. Фридрих как человек, не обремененный постоянным графиком работы, вызывался дежурить с завидной регулярностью. В палате было тихо и довольно темно, Фридрих сидел в кресле в углу с ноутбуком на коленях, Найдо, как и большую часть времени, лежал, свернувшись на боку, лицом к стене. По идее, происходящее должно было стать для него порядочным стрессом, но о его психологическом состоянии Фридрих мог только догадываться. По внешнему виду сказать было трудно. На все указания Найдо реагировал быстро, от еды не отказывался, на вопросы отвечал, пусть и преимущественно односложно.

- Я тогда бросил камень.

Собственный голос прозвучал неожиданно громко. Фридрих, вздрогнув, продолжил уже тише:

- В окно, как и договаривались. Ты, наверное, не услышал.

Он ведь мог не услышать – мальчишка, охваченный волнением и страхом. Слухом и обонянием шифтеры, находящиеся в человеческой форме, не превосходили людей.

С полминуты ничего не происходило. Затем фигура под одеялом пошевелилась – Найдо повернулся к Фридриху лицом.

- Это правда?

- Честное слово. Клянусь.

Казалось очень важным, чтобы Найдо поверил.

Лицо шифтера оставалось нечитаемым, только ноздри вздрагивали, словно он пытался учуять ложь.

- Вы думали, что я услышал, и ушли?

По спине Фридриха побежали мурашки. Этот вопрос перечеркивал все. Но еще можно было соврать. Убедить Найдо и самого себя, что все так и случилось. Был договор: в случае тревоги бросить камень. Они и бросили. Бросили и убежали, не подумав, что Хвостатый мог не услышать. Такой соблазн.

- Нет, – сказал Фридрих. – Я отказался бросать второй.

Найдо не менялся в лице. Не отворачивался. Лежал и смотрел. Чего же он ждет?

- Прости. Мне очень жаль, правда. Мне было шестнадцать, и я был тем еще засранцем. Прости меня.

Еще немного посверлив его взглядом, Найдо снова отвернулся. Но Фридриху показалось, что клубок под тонким одеялом был уже не таким тесным.

Поток воспоминаний прервал звонок. Имя Хэйди, высвечивающееся на дисплее, не встревожило Фридриха так, как прежде в Аризоне. После процесса, уже после отъезда Фридриха, метиска вдруг воспылала сочувствием к шифтерам и пополнила собой ряды добровольцев ОВЗШ. С тех пор она частенько звонила поделиться новостями или спросить совета.

- Осиё![3] Как поживает священный томагавк?

- Мечтает о твоем скальпе, – привычно отозвался голос в трубке, а потом вдруг преисполнился плохо скрытого коварства. – Как дела? Чем занимаешься в ближайшую неделю?

- Ничем особенным, – насторожился Фридрих. – А что?

- Ты О’Kири еще не забыл?

- Его забудешь, – Фридриху медленно, но верно становилось не по себе. – Он снова что-то натворил? Сожрал своего куратора?

- Типун тебе на язык, Фред! Майк жив-здоров. О’Kири вроде бы даже начал иногда с ним разговаривать.

Фридрих подавил укол странного чувства, подозрительно смахивающего на ревность.

- Я за них рад. К чему весь этот разговор?

- В общем, О’Kири вздумал помириться с приемными родителями. Мы подумали и согласились, что это пойдет ему на пользу.

Вышеупомянутая деталь биографии Найдо всплыла во время следствия и поразила Фридриха – и не только его – как гром с ясного неба. То есть, он знал, что такие случаи теоретически возможны (вернее, были возможны лет двадцать назад), но никогда не думал, что встретит подобное на практике. История эта была не особенно важна для их дела, и он не стал вникать в подробности, просто принял к сведению: Найдо воспитали люди. Что частично объясняло его трудности в общении с одноплеменниками, нетипичный для шифтера образ жизни и, возможно, эту самую способность убить, не оборачиваясь. А еще – возможность попасть в школу в КДА. Фридрих не знал, повлияло ли последующее исключение или что-то еще, а может, их биологические виды не приспособлены к длительному совместному существованию, но лет в шестнадцать-семнадцать Найдо от приемных родителей сбежал. Те, припомнив, видно, поговорку о леопарде и пятнах, не стали его разыскивать.

- Да… занятно, конечно, но причем тут я?

- А знаешь, где они живут? – ликующе спросила Хэйди и, не дожидаясь ответа, выпалила: – В твоем городе! На Восток-Фостер-Авеню.

Фридрих похолодел. Буквально соседняя улица. Вот это совпаденьице…

- Хэйди, повтори-ка, когда они с Майком приезжают. И на сколько. Я забаррикадируюсь и буду держать оборону.

- Вот-вот, о Майке и речь. Он по личным обстоятельствам не может сопровождать О’Kири. Только довезти и забрать через неделю. В Офисе стали думать, кого из вашего отделения озадачить общественной нагрузкой, и я предложила твою кандидатуру. А что? Вы знакомы и так тепло расстались.

Тепло? Фридрих задохнулся от возмущения. На прощание они с Найдо пожали друг другу руки и не отпускали дольше, чем того требовал обычный этикет. Вот только причиной был не прилив чувств, а тот факт, что Найдо, сохраняя общее радушное (насколько это можно было так назвать) выражение лица, явно вознамерился сломать ему пальцы. Фридрих решил не уступать. Руку потом словно из-под пресса вытащили, и он надеялся, что Найдо испытывает хотя бы отдаленно схожие ощущения. Неужели со стороны это выглядело теплым прощанием?

- Я отказываюсь! – выпалил он.

- Они уже вылетели, – притворно вздохнула Хэйди. – Встречай в Хейден через полчаса.

- Стой, стой, – позабыв, что она его не видит, Фридрих затряс головой. – Так дела не делаются. Меня должны были уведомить, спросить…

- Я уведомила и спросила, – отозвалась Хэйди. – Брось, Фред. Я точно знаю, что ты по нему соскучился. Это всего-то на неделю. Прикинь, он познакомит тебя с родителями…

- А обручальное кольцо он мне не привезет? – кипел Фридрих. – Его родители хоть знают, что он к ним нагрянет?

- О’Kири хочет устроить им сюрприз, – беззаботно сказала Хэйди. – Возвращение блудного сына и все такое. Мы узнали, где они живут, проверили, чтобы они никуда не съехали, и…