Сэм говорил, что это нормально. Мало кто помнит свою жизнь отчетливо, даже родственники часто вспоминают одно и то же событие по-разному. Мозг обрабатывает информацию и удаляет факты, которые считает ненужными. Новая информация и переживания изменяют воспоминания, как гончар изменяет глину.

Барнс думал. Он помнил, что Баки чувствовал насчет разных вещей. Тот был веселым, всегда ценил хорошую шутку, легко заводился и так же легко смеялся. Ему нравились ритуалы, церковь и сама уверенность от знания, когда и что полагается делать, даже если он этого не соблюдал. Красная помада Салли Монро. Он смотрел на Салли через школьный двор, но она никогда не обращала на него внимания.

Почти в каждом воспоминании был Стив. Насупленное лицо Стива с тонкими губами и сморщенным лбом. Лицо Стива, когда они катались на Циклоне, явственно позеленевшее. Стив, обнимавший его сестру, пока Баки кричал на отца. Стив и его мама, стелившие ему постель на диване, когда он убежал. Стив был ему братом, ближе, чем другом, человеком той степени близости, когда вручаешь другому ножи, способные вспороть тебе душу, потому что знаешь, что он никогда ими не воспользуется.

Барнс хотел это обратно. Когда он был с ГИДРой, он хотел этого. В первое время он льнул к людям, как котенок, разыскивающий мать. Снова и снова пытался найти недостающую конечность, саднящий кусок сердца. Кого-то, кому можно доверять. Некоторые кураторы пользовались этим, но рано или поздно все обращали это против него.

Он поворачивался к куратору, открыв рот, чтобы сказать что-то, но все уходило, когда он видел каштановые волосы, глаза не того оттенка голубого, слишком высокий или слишком низкий рост. Слова исчезали, будто унесенные ветром.

Инстинкт затухал.

Его отражение повторяло движения губ.

Джей – растянутые губы, открытые зубы. Мс. Губы сжаты, потом открыты на стиснутых зубах. Бью. Губы приоткрыты, давая проход воздуху, и не закрываются от силы звука, вытолкнутого задней частью языка, который бросается вперед и ударяется о твердое нёбо. Ке. Нен – мелькание языка. Бар – быстрое движение челюсти, смягченное касанием языка на нс. Джеймс Бьюкенен Барнс.

Прохлада стекла облегчала головную боль.

В углу зрения тихо появилась тень, проследовала из коридора, опустилась на пустой диван. Стив перенес вес на локти. Потеребил мишек, рассеянно подтолкнув Агента Синего Медведя ближе к Солдату Медведю и Капитану Желтому Медведю.

Барнс сосредоточился на транспорте внизу.

Отражение Стива потерло глаза и зевнуло.

- Я тебя разбудил? – спросил Барнс.

- Не-а, – пробормотал Стив хриплым со сна голосом. – Просто задумался.

Обманщик. Барнс улыбнулся своему отражению. Тело расслабилось, инстинктивно доверяя Стиву спину. Некоторое время они сидели в приятной тишине.

На какой-то момент Барнс мог видеть будущее, простирающееся перед ними. Увидел себя и Стива в ожидании, Стив всегда здесь, а Барнс – разбитая развалина, пытающаяся собрать себя воедино. Будут хорошие дни. Будут плохие дни, но со временем хороших станет больше. Они будут жить свои дни медленно, удовлетворенно. Неугомонно.

Он хотел еще.

- Стив, – позвал Барнс.

- Да, дружище, – Стив, начинавший уже задремывать, выпрямился. Сморгнул сон и сфокусировал взгляд. – Что такое?

- Ты знаешь, почему я убежал?

Стив замер, вдруг совершенно проснувшийся и настороженный. Язык его тела говорил о бдительности.

- Нет, – сказал он, наконец. – У нас есть предположения, но… – он осекся. – Ты хочешь рассказать мне?

Барнс посмотрел на него в зеркало окна. Лунный свет выхватывал очертания его металлической руки.

- Ты убрал ее. Балку. Ты знал, что я нападу, но все равно помог мне. В тот момент, когда ты закончил свою миссию, ты перестал причинять мне боль. Никто так раньше не делал, – металлические пальцы сжались и разжались. – Никто. Никто не помогал, когда мог навредить.

Прежде Солдат не испытывал на себе проявления доброты. Порой ему случалось их видеть. Иногда бойцы заботились о раненых товарищах или успокаивающе хлопали по плечу размякшего новичка. Техники охали и ахали над забеременевшей коллегой. Ей приносили горячий шоколад и уступили единственный вращающийся стул, чтобы снизить нагрузку на отекшие ноги.

Ничего из этой доброты не предназначалось для Солдата, потому что никто не возится со стулом, ножом или ружьем. Их используют, чистят и убирают в сторону.

Солдату нравилась эта доброта. Он хотел защитить воспоминания о ней.

Барнс вжал пальцы в висок, потом поднес руку к зубам. Теплая рука отвела палец прежде, чем он выдавил кровь, обернулась вокруг кулака – единственная кожа, которую Барнс никогда бы не повредил. Стив сел с ним рядом у окна, поймав его руку между ладоней. Металлический кулак упал обратно на колено.

- Я знал, что они заберут это, – сказал Барнс своим рукам. – Я не хотел этого терять.

Они сидели в тишине, слышно было только дыхание.

- Я знал, – вдруг сказал Барнс. – Я знал, что они найдут меня и потом заберут даже больше, потому что я сбежал, но вдруг маленький момент доброты стал стоить вечности ада. И я убежал.

И чем дольше он держался в стороне, тем больше возвращался, пока мысли о потере всего не стало достаточно, чтобы искать человека с геликарриера, даже если бы тот не принял Барнса.

- Я не позволял себе думать о себе, как о… Джеймсе Бьюкенене Барнсе. Я не думал, что заслуживаю это. Я думал, что если сымитирую то, что видел у кураторов, то научусь быть человеком. Когда я, наконец, осознал все, что сделал, кого убил… – его голос дрогнул. – Я хотел умереть. Так. Сильно.

Из груди Стива вырвался вздох. Пальцы стиснулись на руках Барнса. Барнс сильнее прижал лоб к окну, чтобы не видеть выражение лица Стива, отраженное в стекле.

- Я думал, раскаяние заслужит мне имя Барнса.

Он полностью сосредоточился на серебристой машине, припаркованной внизу. Она выглядела игрушкой, такой, какую можно поднять клешней автомата. Может, если он как следует сконцентрируется на отражении луны в ветровом стекле, слова не будут так раздирать его на части.

- Как ты думаешь, – прошептал Барнс в стекло, притворяясь, что говорит с луной. – Как ты думаешь, я заслужил остаток своего имени?

Он набрался смелости и посмотрел на Стива.

- Я могу быть Баки сейчас?

Стив улыбнулся ослепительно и нетвердо.

- Ага, Бак, – сказал он сквозь комок в горле. – Ты можешь быть кем захочешь.

- Обещаешь? – выдохнул Барнс.

- Мггг, – Стив потянулся и обнял его. – Обещаю.

Баки Барнс уткнулся лбом в ключицу Стива, прижался щекой к коже и мягкому хлопку, слушая ровное сердцебиение под ухом. Он слышал, как дыхание Стива прерывается, и теплые соленые капли падали ему на щеку. Одна рука успокаивающе двигалась по позвоночнику и ребрам. Другая крепко держала за кисть, большой палец тер отпечаток зубов на коже.

Барнс вдохнул запахи хлопка и теплой кожи. Безопасность.

Он довольно выдохнул.

Он был дома.