Теперь мало кто носил с собой наличные, а кредитные карты отслеживались, так что воровство представляло собой большой риск с небольшим вознаграждением. Города регулировались сильнее, чем когда-либо: налоги, телефонные счета, штрафные талоны. Сплошной бумажный след, куда не посмотри. Даже пончик нельзя было купить без того, чтобы не оставить признак своего существования. Со временем Солдат решил держаться как можно дальше от крупных городов.

Нью-Йорк был длинный и узкий, но кураторы особенно пристально следили за ним во время миссий в Нью-Йорке. Они будто ожидали от него чего-то, так что в Нью-Йорк Солдату было нельзя. То же самое относилось к Чикаго, Техасу и – с недавних пор – к Калифорнии.

На его мысленной карте Вайоминг зиял пустым местом.

Там случилось несколько миссий: устранение участников программы защиты очевидцев, несколько взорванных конспиративных квартир возле Калиспелла, но то были мелкие задания, своеобразная разминка и помощь Солдату адаптироваться к новым временам.

Да, решил он. Если уж сбегать, то в Вайоминг.

Разумеется, не то чтобы он в самом деле собирался сбегать.

Склонившись над топографическими картами гор и долин хребта Титон, слушая голоса кураторов на заднем плане, Солдат думал, что это невозможная фантазия, но она его развлекала.

А потом появился Человек. Человек, который отказался драться и сказал, что Солдат знает его. Солдат не знал, но внутри все равно что-то шевельнулось. Глубокий, первобытный инстинкт шептал, что этот человек важен. Жизненно важен.

ГИДРа была в хаосе из-за срыва проекта «Возрождение», кураторы пытались перегруппироваться, и Солдат понял, что хватка ГИДРы сейчас ослабла. После такого крупного фиаско для Солдата существовал протокол: залечь на дно. Так что его не должны были искать до 14 часов вторника, когда ему полагалось встретиться в назначенном месте с отрядом Страйк Дельта.

А человек отказался драться.

Он сказал, что Солдат знает его.

И Солдат почувствовал… почувствовал…

То, что он чувствовал, было важно.

Поэтому – Вайоминг.

Путь до гор занял больше времени, чем он думал.

Солдат искал пещеру с достаточным слоем камня сверху и деревьями снаружи. Достаточно глубокую, чтобы укрыть от спутникового наблюдения, но не слишком, чтобы не привлекать зверей, вроде медведей или пум. Она должна была находиться в нескольких милях от дорог, охотничьих стоянок или кемпингов и быть близко к проточной воде. Чем ближе к горам, тем лучше, потому что скалы искажают радиосигналы и затрудняют отслеживание его чипа.

Список требований был длинный, но Солдат потратил достаточно времени на изучение карт за последние несколько десятилетий.

Приличная пещера отыскалась за семь миль в гору, возле места, где река, разлившаяся от тающего снега и льдов, переходила в водопад. Пещера была невелика: шесть футов в самом глубоком месте и четыре фута в самом высоком. Вход больше напоминал расщелину в камне. Рядом не нашлось ни свежих звериных следов, ни помета.

Время было на исходе.

Солдат быстро скинул тяжелые рюкзаки. Осторожно поставил ящики с банками в глубину пещеры, где до них не доберется дождь. Наспех соорудил лежанку из джинсов, свитеров, рубашек и носков. Накрыл кучу парусиной. Винтовку и пули устроил возле противоположной стены. Остальное небрежно свалил в угол.

Он быстро посмотрел на руки. Они ослабли, но тремор еще не начался. Достав остаток таблетки, Солдат откусил еще половину. Слизал крошки и горькую пыль. Шесть часов.

Он выстроил бутылки с водой возле импровизированной постели. Побродил по лесу и набрал столько веток, сколько смог унести за один раз.

Летнее солнце еще не наполнило теплом горный воздух, кое-где лежал снег. Берега речки сверху похрустывали ото льда. Большинство веток оказались гнилыми и ломкими, но на худой конец годились и такие. Взяв гвозди, Солдат пробивал ими ветки, пока каждая не ощетинилась металлическими шипами.

Пять часов и пятнадцать минут.

Он разложил ветки между деревьями. Они вряд ли кого-нибудь остановят, но наделают достаточно шума, чтобы дать ему уйти. И хотя бы пробьют кому-нибудь шины.

Пятый, четвертый и третий час ушли на сбор съедобных растений. По белым цветам Солдат отыскал куст бузины и отметил место, чтобы вернуться сюда позже.

Река была слишком бурная для рогоза, но на проталинах пробивался дикий лук. В траве показались одуванчики. Их ярко-оранжевые цветы не успели еще выглянуть из подстилки, но Солдат различил характерно вырезанные листья. Он надергал их столько, сколько смог найти, с корнями. Вытащил дикие луковицы, оставив несколько расти, и съел сырыми.

Он набрал сосновых иголок и жевал, продолжая поиски, их вкус вытеснил горечь лекарств.

К этому моменту Солдат не ел больше четырех дней.

В конце он рискнул сунуться в ледяную воду и добавил к своему рациону мох, водоросли и лишайник, понимая, что даже эти крохи помогут ему пережить пункт три.

Со временем дрожь в конечностях заставила его направиться обратно к пещере. К тому времени, как он добрался до нее, у него оставался один час.

*

Пункт три был не столько запланирован, сколько неизбежен.

Детоксикация началась с озноба, перейдя в покалывание, распространяющееся от позвоночника. Вздрагивая, Солдат свернулся в клубок на груде одежды. Кожу щипало, волосы на затылке встали дыбом. Ощущение ширилось и нарастало, как поднимающаяся волна. Легкие сокращались в клетке ребер, неровные вдохи сквозь зубы эхом отдавались от стен пещеры.

Легче не становилось.

Солдат вытянулся, пытаясь ослабить давление на легкие. Иголки и булавки сталкивались и ломались, как статическое электричество в костях. Мышцы сокращались и дергались, и Солдат вцепился пальцами в волосы, пережидая приступ. Несколько секунд отдышаться – и все сначала. Когда пальцы разжались, из сочленения металлической руки торчали коричневые пряди. Солдат застонал и перекатился на бок.

Он был измучен.

Дрожь отдавалась в голове, мозг казался шариком, бьющимся о стеклянные стенки банки. Словно кто-то вгонял стальную спицу в висок по дюйму за раз. Иголки и булавки перекатывались внутри, как камни в волне. Мышцы сводило судорогами, выгибая тело. Даже когда покалывание прошло, мускулы дрожали от усталости. Солдат делал медленные ровные вдохи, ожидая следующей волны. Закашлялся. Грудь болела. Он снова кашлянул и уставился на красное пятно на ладони. В легких уже собиралась жидкость.

Все происходило быстрее, чем в прошлый раз.

В носу начало покалывать, в горле рос воображаемый комок. Непрошеная эмоциональная реакция защипала глаза. Дыхание со свистом протискивалось сквозь сжавшуюся гортань. Солдат знал, что надо проглотить ком и загнать слезы обратно, но все тело ломило и живот болел. Каждые несколько секунд по телу проходила крупная дрожь, отдающаяся в костях. Солдат позволил слезам вытечь из глаз, скользнуть по щеке и упасть на пол.

Теперь, когда воображаемые ворота открылись, на него нахлынуло. Зарыв лицо в мягкую синюю толстовку, Солдат начал всхлипывать. Вода царапала чувствительную перегретую кожу, как наждачка, но перестать он не мог. Вымотанный событиями последних нескольких дней, Солдат погрузился в тревожное забытье.

Проснувшись, он не смог открыть глаза: они были слишком чувствительны. Начался жар. Солдат понимал, что через два часа температура достигнет опасного уровня, но нельзя было рисковать тем, чтобы идти к воде. Он мог поскользнуться и, будучи не в силах выбраться, утонуть на глубине менее двух футов.

Пальцы сомкнулись от призрачного ощущения тонких волос под ладонью, хрупких костей и хлопковой рубашки.

- Что ты делаешь, Солдат?

Солдат вздрогнул, но не обернулся. Третья стадия: вызванные жаром галлюцинации.

- Встань и доложи!

Голос изменился, доносясь словно бы издали.

- Роторы в ключице и лопатке установлены благополучно. Необходимо вживить скобу в торакс и заменить ложные ребра.