— Считаешь, я верю тебе?

Вопрос застал врасплох.

— Думаю, да. Иначе зачем ты бы вообще ввязался в это дело? Кроме того, в тебе проглядывают знания Ласт. Вы, очевидно, очень сдружились? — девушка неловко ухмыльнулась, не поднимая головы.

В голосе её мерцал какой-то намёк, словно она не решалась что-то сказать.

— Так очевидно?

— Ну… где один, там и второй… Она знает о том, кто ты?

— Вряд ли.

— А кем являюсь я? Что именно ты рассказал ей, Арт? Не пытайся изобразить, что под гипнозом, который она провела бы в любом случае, ты всё забыл. Твоё тело ничего не забывает. Эта недосказанность может очень сильно навредить. И в первую очередь, тебе.

По мере продолжения разговора неловкость отступала, сменялась уверенностью в правильности своего поступка. То ли этот своеобразный дар предвидения, то ли ещё что-то требовало от неё высказать опасения. А другие страхи — она надеялась, что время выразить их ещё придёт.

— Сумрак, ты гордый и очень прямой. Полуправду легко воспринимаешь как недоверие. Вспыхиваешь мгновенно и это вызывает у тебя большую обиду. Обида пробуждает твою ярость. А я заметила, что, к сожалению, ты не всегда можешь с ней справиться.

Она смотрела прямо и открыто. Покрывало сползло на плечи, открыло голову красивой формы, украшенную простой причёской из тёмных волос. Миндалевидные глаза, светившиеся участием; совершенная форма носа, губ, подбородка и скул. Вторая сотня лет жизни почти не оставила следа на её лице — на лице самой последней представительницы своего рода.

— Я могу называть тебя другом? — Арт осторожно привстал, помогая себе ладонями, придвинулся ближе к ней. Сел, практически касался плечом её одежды, он почувствовал тепло, исходившее от Киры волнами, и знакомый лёгкий аромат.

— Я думаю, что долгие годы нашего знакомства дают тебе такое право.

— В глазах людей мы всегда будем чудовищами. Я боюсь увидеть подтверждение этого… в твоих глазах, — признание родилось неожиданно.

— Я знаю, — Арт кивнул сам себе, Кира обняла, не ожидая дальнейших слов от собеседника. В груди заныло и он отодвинулся. — Только почему ты думаешь об этом? Или я должна спросить: как давно?

— Прости, если расстроил. Думаю, я ещё и сам не понял. Хорз любит тебя.

— Да, это я тоже знаю.

— Я видел, как он на тебя смотрит.

— И? — Кира нахмурилась. Она старалась уловить смысл, который пытались донести этим словом. Внезапное осознание смысла сбило всё дыхание.

— Даже если я и ошибаюсь и вижу не то, что есть, а то, что подсказывает мне мой несовершенный разум и опыт, даже если это так, чувства, которые питает к тебе человек, которого ты хочешь назвать своим другом, куда больше и шире, чем простое желание.

Желание? Чувства… Чувство страха. Вот, что мешает ему. Её собственные опасения облеклись в реальные слова. Его слова. Гребул добирался до чувств и шёл по десяткам тысяч мертвецов, но так и не получил своё. И Арт борется с этим по-своему. Он… не может найти выход? Чувства для неё самой были клеткой, крепкой и нерушимой, но это не мешает ей открыть чужую.

— Это грань, через которую нельзя переступить.

— Ты действительно ошибаешься. В одном. Любовь нельзя просто переступить. Но кто сказал, что это невозможно? Ведь любовь — всегда на грани. Признать эту связь тяжело, но одно это действие уже облегчает жизнь. Это проще, чем понять саму природу связи.

— Проще? — его голос пропустил холодную насмешку. Тёмный отвернулся и что-то изучал пальцем на земле.

— Тебе станет легче дышать, если я скажу открыто? Физическое влечение любви преодолимо. Невозможно пересилить духовное. Отец говорил мне, когда я сказала, что хочу вернуться: любовь многогранна. И самое простое, что в ней может привязать человека к другому — физическое желание. Куда тяжелее желание души и сердца. с ними не справиться никому.

 — Ты тоже не справляешься?

— Пожалуй.

— Что же делать мне?

— Охотник на Скрывающихся спрашивает совета у Скрывающейся? — в голосе засквозила неприкрытая печаль. — Я не знаю, что мне делать со своей жизнью и как выпутаться из того, куда попала не по своей воле, а ты хочешь, чтобы я подсказала выход тебе, Сумрак.

Услышав горечь в голосе, он почувствовал грусть. Огорчение — то, чего старался никогда не доставлять никому, и тем более не мог терпеть у тех, кого он считал близкими к самому себе. Ему хотелось как-то объяснить эту скрытность. Облегчить свою душу и поведать насколько ему дороги те, с кем связывали последние годы отношений. Отношений, которые Арт сам с надеждой называл дружескими. Но он слишком хорошо понимал Киру. Откровенность — это то, что всегда было ему непонятно и недоступно, но желанно и недопустимо. На его губах висел замок. Замок Лонка — вечно молчать о своём сердце.

— Я Арт. И я ненавижу… своё имя, — эльф вздохнул, прослеживая глазами тонкие края луча света в щели на потолке. — Знаешь, когда человек обижается на тебя из-за твоей скрытности, он в последнюю очередь думает о том, что ты его бережёшь.

Кира обернулась, но не перестала налаживать небольшой костёр. Несколько ломанных веток ив — это немного, но согреет.

— А если бы я послушала тебя и… мы остались среди людей. У них есть фамилии. Какую бы ты себе выбрал?

— Наверное… Мещеряков.

— Что… что это значит?

— Понятия не имею. Это напоминало бы мне, что последние дни с тобой мы провели в пещерах.

— Мещере… пещере… Вот ты с чем ассоциировал?..

— А ты?

— Не знаю… Мне всегда хотелось иметь крошечный шанс изменить свою жизнь. Или даже, заменить её. На что-то другое. Не знать ни эльфов, ни теней, ни орков или троллей… не знать саму магию. Возможно… Сменкина… пусть будет так.

— А твой брат согласится на это?

— Когда я уходила, Вик почти слёзно умолял отца отпустить его из Забвения. Чтобы выйти оттуда Скрывающимся нужно разрешение.

— Ещё вопрос. Почему все Скрывающиеся заперты в Забвении? Ты не видела родных, а я знаю хотя бы дядю.

Поверишь, если я скажу, что у меня тот же вопрос? — Кира усмехнулась, но эльф был абсолютно серьёзен.

— Да. Я поверю тебе. Потому что… я не верю никакой другой.

— Что ты имел в ви… — она оглянулась и укутала получше голову уснувшего Арта в его и в свой плащ, как в капюшон. Но тот был слишком рваным, чтобы продолжать называть предметом верхней одежды. Его оставалось только окончательно оторвать.

— Думать о людях, как о равных… и что на меня нашло? — девушка сетовала сама на себя, не сводя угрюмого взгляда с пламени костра и так и полыхающих кончиков пальцев Тёмного, которые он свесил близко к огню, уютно устроившись на её коленях.

====== 110. ======

Свора псов раскололась как стекло, остались немногие, но угроза ещё не миновала. Оглянувшись на неустойчивом, скользящем под ногами снегу, Арт заметил, как из-за поворота подступает ещё с десяток.

— «Засада!» — выпустив выдох и успокоив себя, как мог создал себе невидимый вакуум в поисках средоточия магии внутри своего тела. — Ладно, поехали, — после чего аккуратно поднял Киру со снега, а из голенища её сапога вытащил «вишню».

— Подчинись мне! Резак!

Он дождался мгновения, как челюсти достигнут его горла и вовремя выскочил в воздух. Его рука без колебаний вверглась в гору, буквально сломала её изнутри. Эльф поднял Киру и быстро переместился на соседнюю вершину. Тихо выдохнув, встряхнул головой. С белых волос Гребула сыпались снежинки. Юноша постарался найти внутри себя что-то, что его согреет. Волосы снова стали тёмными, он быстрым движением заправил их и скрыл своё лицо от начавшейся пурги в рваном капюшоне.

— Идти сможешь? — забрал кинжал в ножны, бежав своими ногами по отвесу каменной стены. В мгновение ока Скрывающаяся счистила массой снега псов с их дороги, и Арт уверенно спрыгнул на уступ, но тревога не покидала его. Магический след от этих существ был сильнее, чем от тех, что им уже довелось встретить.

— Либо наш единственный враг стал сильнее… либо — он далеко не единственный.