Ребёнок схватил лезвие, думая, что отвернувшись, и проверяя «предмет рисования» на его возможности, девушка не заметит. Но до этого постоянно хмурый, этот мальчишка оказался мгновенно вздёрнут её быстрым шёпотом и парой движений пальцев, что-то нарисовавших, уцепившись в ножик. Он был поднят на его рукоятке в воздух. Скрывающаяся с поучительным видом мотала пакостника прямо как те листья на деревьях совсем недавно, во все стороны, и он вдруг рассмеялся так счастливо-счастливо. Брови на лице Киры непроизвольно вздёрнулись, но она ещё немного его так покатала.
Только приземлился и бегал рядом, её юный компаньон постоянно вскрикивал, но вдруг замер. Рука девушки без слов опустилась на его макушку. Сперва он зажмурился и думал: «накажет», пришлось набраться смелости и открыть глаза. На бесцветных губах Киры впервые появилась улыбка.
Мальчишка прижался к ней, он был оттолкнут, та смотрела алыми дикими глазами, как только почувствовала его пальчики на шее, прямо на уровне артерии. Той ночью он сильно замёрз и теперь держался на расстоянии. Однако, это продлилось не долго. Сторониться перестал, с молчанием следуя за ней, трапезничая с ней, наблюдая, как она в очередной раз так неустанно налаживает костёр, как выходит под ливень за новыми ветками снова и снова, неизменно возвращается, он не понимал, как можно всё время молчать. Тем не менее, не хотел быть бременем или раздражающим фактором. А у Киры с непривычки не было поводов беспокоиться. Она просто смирилась. Раз случилось, значит, случилось. Настораживало одно — чувство постоянной слежки ослабло. И по ночам, в грозы, такие, как эта, в голову приходило только одно:
— «Неужели приблизился?»
Всего лишь раз оглянувшись на свернувшегося примерно в метре мальчика, она заметила с усмешкой внутри себя, как тот приближался, будто червячок, постепенно сокращал расстояние между ними, боялся, что она заметит. Кира ещё немного понаблюдала за такой забавной картиной, но не предпринимала никаких действий ни от него, ни к нему.
Когда ночь и такая погода под барабанную дробь дождя уже сама смежила ей глаза, как будто чудесный песок из сказки, что использовали чародеи, она не знала, так это или нет, резко раскрыв свои ужасающе-бездонные алые зрачки, быстро восстановила дыхание и поняла, что её разбудил ни шум или враг, а холод. Ветер действительно усилился. Но только двинулась немного, она с удивлением услышала недовольное мычание. В следующее мгновение этот маленький наглец как подушку взбил её живот и уткнулся в него головой, продолжая беззаботно спать. Кира снова оттолкнула бы его, если бы не почувствовала, что из этих цепких, маленьких ручек не просто не вырваться, даже не повернуться.
Лёжа в неудобном положении, в конце концов, она подложила руку под голову, с опаской запрятала свой кинжал за свою спину так, чтобы оплетающие её ручки-хомутики не поранились, Кира впервые ощущала такую нежную как бриз теплоту где-то внутри. Даже не поняла, где. Ведь её сердце заковано в лаву и камень! … Сердце, забившееся как безумное, стоило мальчишке прикоснуться так близко к её груди, что услышала стук. Их слившийся стук, который слышала и помнила лишь однажды, к своему стыду не в силах и до самого утра прогнать столь глупых мыслей, а уж улыбки — и подавно.
— Что ты там делаешь?!
— Упс, — он съехал по стволу вниз.
Виновато и осторожно подкрадывался по щекотящей ноги траве к девушке, которая лишь опустила немного голову и нахмурилась, чего он так не любил в учителе, и боялся. Он начинал нередко тихо плакать по ночам, когда её лицо хмурилось во сне, она что-то говорила и ворочалась, но не просыпалась, сколько бы не звал. Такое случалось только в очень сильные грозы. Но это значило одно — у Киры был свой секрет, который он был намерен выяснить.
— Где твои носки? — спрашивала она, и не замечала, как ветер треплет за спиной длинные волосы, делая её ещё воинственней и страшнее для него. Мальчишка дрожал, но ему это нравилось. Как страх перед чем-то неизведанным, опасным, но таким притягивающим.
Кира невольно покраснела и проглотила все свои слова, когда его хитрая мордочка уткнулась ей в волосы, схваченные резко в руку. Открыв глаза, ученик произнёс так по взрослому:
— Я их постирал. В речке.
И указал своими тёмными глазёнками в нужную сторону, куда и посмотрела Кира.
— Постирал? — её бровь изогнулась. — Зачем? — девушка была удивлена. Приятно удивлена.
— Ну тебе ведь не нравится, когда от меня пахнет как от… как ты говорила?
— Мокрой мыши, — твёрдо ответила она. — А ты подрос, — и потрепала ребёнка по голове, наклонившись немного для этого действа.
— Я настоящий мужчина!
— Ага. — ответила что-то своё и вдруг резко оглянулась, втянув носом. — Жди здесь, Сапфирчик.
Кинжал, удлинённый до меча, автоматически лёг в руку.
— Аэээ… опять до вечера? Кира! — её уже и след простыл. — А учить ты меня не будешь? — он сделал ещё одну попытку, точно зная, услышит. И надувшись, плюхнулся на камень, мальчишка упёр руку в свою щёку и нарочно повернулся спиной к зарослям, из которых она только что вышла отсюда прочь.
— Умпфх… — мял губы обиженно и понимал, что никто его не услышит. Но не пытался представить даже на мгновение, насколько обманчивым было чувство безопасности.
— Кто ты такой? Я чувствую тебя на протяжении всего пути! Открой мне своё убежище, если действительно хочешь сойтись со мной честно или вообще рассчитываешь одолеть, — буквально приказала Кира, делая осторожные шаги по относительно чистой, но абсолютно тихой пустоши.
Губы юноши немного дрогнули в издевающейся ухмылке.
— Этого и не потребуется.
— Тридцать градусов на восток! — мгновенно определила направление звука.
Арт резво тряхнул головой, отгоняя эти воспоминания. А он-то рассчитывал, что девушка, давно забывшая, что такое магия — в принципе… а она безошибочно запустила свой кинжал прямо в его плечо, разрезала форму и просто чудом не повредила кожу. Эльф знал на собственной шкуре, что будет, если такая, как она, почувствует кровь своего врага — хотя бы её каплю. И невольно поёжился от своих мыслей, немного прищурил слезящиеся глаза, слишком большое количество света.
Он не отрывал своего взгляда от костра уже на протяжении нескольких часов, как и от того, кто сидел около него, как-то очень медленно поедая свою рыбу, будто ест такое каждый день. Это настораживало.
Кире просто кусок в горло не лез. Да ещё и ночь каждый раз подкидывала ей такие ужасные сны, от которых хотелось кричать в голос. Теперь он совсем приблизился. Они в шаге друг от друга. Но во имя всех законов мира — такого просто не может быть! … Девушка протяжно выпустила воздух через сжатые в трубку губы, она со всей яростью воткнула свой кинжал в землю перед собой, от которого остался запах чужого и живого, и как бы она не пыталась забыть его, уже не могла. Но… только не сейчас. Да и защищать этот комок, припирающийся к ней ночью надо. И ещё как.
— «Да, всё правильно. Не может».
— Почему я должен сидеть в тени? — спросил осторожно и несколько грустно. Она посмотрела на лицо впереди. Кира испытывала странное чувство — это был почти укол сожаления. Но о чём? Мальчишка зевнул.
— Слушайся меня, — да, пожалуй, она в самом деле жалела, когда поступала так с ним, но другого выхода не было. Только бы не привыкнуть. Не привыкнуть ни к кому. Быть независимой ото всех, свободной ото всех.
Свободной? — Смешно. Она уже никогда не освободится. Это вечные оковы для неё. Кира отвела глаза в сторону от костра и силуэт в листьях, который до этого только высунулся, тут же скрылся.
— Быстрая, — с досадой прикусил губу невидимый в ночи воин тени.
Мальчишка всё также сидел, надувшись, упирал подбородок в сложенные кулаки и смотрел на тот же огонь, что и она. Только с другой стороны. Для каждого из них здесь была своя — обжигающая середина. Потому он и просился в ученики. Поэтому она и приняла. Впервые, за несколько лет. Кого-то. Нет, не просто кого-то. Они были похожи и в этом было их главное различие. Кира знала твёрдо одно, в эту звёздную, хрустящую языками костра над ухом ночь сама обняв его, притянув к себе рукой в уже привычное за неделю совместного сна положение. Только принц обнимал её обеими руками в этот раз тоже не так уж привычно, а прижимался боком головы к животу и расположился на её коленях полностью. Так что девушке пришлось ложиться спать, насилу заставив саму себя погрузиться в сон только примерно за час до подъёма, головой на стене согретой за ночь огнём пещеры. Да и ветер здесь проходил лишь вдоль, не попадал внутрь. Укрытие на этот раз можно было бы считать надёжным, если бы это чувство внутри неё кого-то настолько близкого не обострилось до предела. До такой степени, что Сапфир уже не так часто тревожил своего задумчивого учителя, не напоминал об уроках. Он просто наблюдал и учился молча. И немного даже разделял какие-то её безмолвные опасения.
