В какой-то момент в глазах у меня потемнело, и я куда-то провалился. Придя в сознание, понял, что вишу, будто мешок, на спине у своего армянского проводника.

– Ну, вот мы и на свободе! В Армении, цаватанем[5], – обрадовал меня Юрка.

Я был благодарен ему за помощь, поэтому крепко обнял его и поцеловал в лоб. Потом пытался всучить ему деньги, но он категорически отказался.

– Не обижай меня, Сандрик, – сказал он.

– Спасибо, брат! Я этого не забуду.

– Мы шли таким маршрутом, чуть ли не Эльбрус покорили! Разве такое забудешь?

Неожиданно возле нас остановился мерседес.

– Садись, брат, Хорен ждет нас, – высунулся из окна водитель.

– У меня есть отличные кеды, – сказал я Юрке. – Хотя бы их возьми.

– Нет, брат, не хочу, – Юрка качнул головой.

Мы простились, я влез в мерседес.

Когда машина отъехала метров на двадцать, я попросил водителя тормознуть.

– Что случилось?

– Подожди минутку, – положил я ему руку на плечо.

Затем вытащил из рюкзака кеды, подаренные Сосо, вышел из машины и оставил их на трассе – так, чтобы Юрка видел.

Хорена я помню по рассказам моего деда. Резо часто вспоминал о нем, и еще мне смутно припоминается момент, когда он появился у нас в Ваке. Это был невысокий седовласый упитанный мужчина с ясным лицом. Жил он в Ереване, на улице Мартироса Сарьяна. Присланный им водитель доставил меня именно туда. У него не было ни жены, ни детей, ни близких родственников. Впрочем, вокруг него вертелось немало молодых людей: кто ходил на базар за продуктами, кто работал водителем, кто доставлял суджук и бастурму из Дилижана, а кто улаживал дела с милицией. Долгих разговоров он не любил, зато много читал, поэтому в его жилище обычно царила гробовая тишина. Каким-то суперремонтом его квартира не отличалась, но всё было обустроено просто и со вкусом.

В первую очередь он попросил меня рассказать о том, что меня привело в Ереван. Я поведал ему обо всем в подробностях. Он ни разу меня не прервал.

– На тебя пожаловались? – спросил он, когда я закончил.

– Да.

– Кто?

– Все.

– Даже те, кому ты помог?

– Они в первую очередь.

– К сожалению, так обычно и бывает. Дедушку своего помнишь?

– Не особенно.

– Сколько тебе было, когда его не стало?

– Пять.

– Имя твоего отца Отар?

– Нодар.

– Да, – с сожалением покачал он головой. – В последнее время я замечаю некоторые признаки склероза, – произнес он на далеком от совершенства грузинском, с армянским акцентом.

– Вам моя бабушка позвонила, да?

– Да, Манана попросила, чтобы я тебя встретил. Дорога была трудной?

– Нет, – почему-то солгал я. Наверное, неловко было жаловаться такому человеку.

– Ладно уж, не болтай. Юрка сказал, что пришлось даже тащить тебя на спине.

– Да… возможно… – промолвил я растерянно и опустил голову.

– Ладно, не бери в голову. Мне надо съездить на Севан, на встречу. Вечером вернусь.

Мне очень хотелось поехать с ним и попробовать севанскую рыбу ишхан, но он не предложил, и я не стал навязываться.

Дни быстро сменяли друг друга. Соскучиться с Хореном было невозможно. Он рассказывал мне о таких интересных вещах, что впору было вооружиться блокнотом для записей и авторучкой.

Как-то мы с ним прогуливались по улице Туманяна, и неожиданно он слегка сдавил мне локоть:

– Ты знаешь что-нибудь об армянском искусстве?

– Ну да.

– На какой мы улице, знаешь?

– Знаю.

– Ну?

– Ованеса Туманяна.

– А кто он был, знаешь? – задал он мне вопрос, будучи уверенным, что я не смогу на него ответить.

– Представьте, я знаком с его творчеством.

– Что ты читал?

– Поэмы.

– Какие?

– «Взятие Тмогвской крепости» и «Маро».

Хорен явно не ожидал такого ответа. Он знал, что я прочитал пару книжек, но едва ли предполагал, что я стану перечислять баллады и поэмы Туманяна. А чтобы произвести еще большее впечатление, я решил не ограничиваться Туманяном и взялся за Сарояна.

Параллельно я выяснил, что он не читал «Приключения Весли Джексона» Уильяма Сарояна, и с наслаждением садиста стал давить на эту мозоль:

– Я без ума от Сарояна, а вы?

– Я тоже, – отвечал он неуверенно.

– А что именно вам у него нравится?

– Всё, – он словно находился на допросе в прокуратуре и настаивал на первом показании.

– А все-таки?

– А ты читал Гурджиева? – попытался он перейти в контратаку.

– Я и Гурджиева читал, и, представьте себе, «Вардананк» Демирчяна. А Гурджиев, насколько мне известно, не армянин, а тбилисский грек.

– Кто тебе сказал? Он армянин!

– Да пусть он будет хоть исландцем – главное, что я его читал.

Так Хорену и не удалось меня ни в чем уличить.

Ночью я спал как младенец. Утром меня разбудила Духик, домработница Хорена.

– Спишь, дорогой?

– Нет, телевизор смотрю. Что-нибудь случилось?

– Хорен велел разбудить тебя.

– В чем дело?

– Разве мне скажут? – скромничала Духик, хотя на самом деле ей было известно всё, что касалось Хорена.

Я натянул спортивные брюки и пошел умываться. В гостиной Хорен, развалившись в кресле, смотрел телевизор.

– Доброе утро! – поприветствовал я его.

– Какое там утро – скоро два часа.

– Да? – произнес я и, удивленный, взглянул на часы.

– Присаживайся, – указал он на стул.

– Всё в порядке?

– Тебе фильмы Параджанова нравятся?

– «Сурамская крепость». Остальные – меньше.

– Хочу попросить Акопа сводить тебя в дом-музей Серго.

– Да, но разве Параджанов жил не в Тбилиси?

– В Тбилиси. Но армяне вывезли из его тбилисского дома всё, что можно было вывезти, и открыли в Ереване его музей. В Грузии ведь никто о нем не заботился – ни о живом, ни о мертвом.

– Почему?

– Шла война, и никому не было дела до Параджанова, – развел руками Хорен.

– За мной Акоп заедет? – я был удивлен, потому что в обязанности Акопа прежде всего входила доставка бастурмы из Дилижана.

– Да, потому что за Арменом следят.

– Менты?

– Да.

Армен был его водителем. Это он встретил меня на границе с Арменией.

– Короче! – громко воскликнул он, хлопнув руками по коленям. – Завтра утром отправлю тебя в Москву.

– В Москву?

– Есть возражения?

– А что, собственно, случилось?

– Мои люди из госбезопасности предупредили: не сегодня завтра жди незваных гостей. Не будь ты в розыске, я оставил бы всё как есть, но сейчас рисковать не могу – твои близкие мне поручили тебя.

– Ну а вы что собираетесь делать? Что скажете милиции?

– Ты обо мне не беспокойся, дружище. Что они мне сделают? Тюрьмой или КПЗ меня не напугать. Да и бежать некуда. Скоро восемьдесят стукнет, набегался.

Хорен встал и подошел к окну. Затем зажег сигарету.

– Но у меня никаких документов. Как же я улечу в Москву?

– Мой друг Григор – летчик. Он позаботится о том, чтобы ты сел в самолет. А во «Внуково» тебя встретят. Проблем не будет, за тобой присмотрят люди Панова. Они тебе и расскажут, что и как.

– А кто этот Панов?

– Наш человек.

– Я остановлюсь у него?

– Да.

Вскоре с улицы донеслось урчание автомобиля.

– Давай иди, это Армен прибыл. Не хочу, чтоб ты уехал, так и не побывав в музее Параджанова. Мы ведь учились в одной школе – Сержик, я и твой дед, – только в параллельных классах.

Мною владело какое-то напряжение, мне было не до музея. Но обижать Хорена не хотелось.

Музей помещался в прекрасном здании из туфа, прямо на берегу реки, на скале. Подъезд к нему был увенчан красивой аркой. Поделки, выполненные самим Параджановым, миниатюры, коллажи, деревянные гранаты и фотографии Мечитова создавали неповторимую атмосферу. Портрет Софико Чиаурели с короной на голове – кадр из фильма «Саят-Нова», – висевший на самом видном месте, производил на посетителей ошеломляющее впечатление, но настроение у меня было настолько скверным, что будь там выставлены даже работы Микеланджело и Леонардо, я остался бы равнодушен.