Мильчаков вспоминает, что в Кремле находились гаражи, медпункт, прачечная, парикмахерская и другие службы, обеспечивавшие быт высшего руководства. У входа в жилой дом и на каждом этаже дежурили охранники. Мебель в кремлевских квартирах была казенная с жестяными номерками. Центрального отопления не было. В комнатах стояли печи, которые каждое утро прислуга топила дровами.
В назначенный час гости стояли у дверей сталинской квартиры.
Дверь открыла Надежда Аллилуева, провела комсомольских секретарей в комнату, уставленную книжными полками.
Сталин, закончив телефонный разговор, вышел к гостям, поздоровался, пригласил сесть:
– Кто курит, курите, не стесняйтесь!
«Сталин, – пишет Мильчаков, – говорил об оппортунизме Зиновьева и Каменева, об их «штрейкбрехерстве» в октябре, брал с полки книги Ленина, зачитывал ленинские характеристики Зиновьева и Каменева. Останавливался на последних ошибках зиновьевцев, на их «вылазках» в ленинградской печати. Он едко высмеивал их отрыв от практики, от жизни, называя их «интеллигентами», «вельможами», ничего не смыслящими в деревенской жизни.
Далее Сталин раскритиковал Бухарина, снова привлекал ленинские оценки теоретических заблуждений Бухарина. «Досталось» Бухарину и за правый уклон, и за «всегдашнее трусливое примиренчество», и за совпадение его взглядов с настроением Н. К. Крупской, «которая скатывается в объятия оппозиции»».
И еще.
«В заключение беседы Сталин прошел к себе в кабинет, взял со стола список членов и кандидатов ЦК.
– Абсолютное большинство в ЦК – за генеральную линию партии, оппозиционеров всех мастей меньшинство. Есть еще незначительная кучка людей, представляющих «болото». Таким образом, всё ясно. Оппозиционерам крышка.
Когда Чаплин и Мильчаков собрались уходить, Сталин вызвался их проводить. Он накинул на плечи меховую куртку, надел шапку-ушанку и вышел с ними. Часовому показал книжечку члена президиума ЦИК СССР.
– Пропустите товарищей, они были у Сталина.
Они медленно шли к Дому Советов, вспоминает Мильчаков.
– Ну как, что скажешь?
– Всё бы хорошо, да уж больно он злой…
– Да, их он ненавидит.
– Он для себя, как видно, давно решил вопрос об их судьбе, из ЦК их уберут.
– А список цекистов с пометками: «за», «против», «болото»?.. Организатор он отменный, у него всё подсчитано.
– Но Ильич не хотел, чтобы лидер партии обладал такими чертами характера, как грубость, нелояльность к товарищам.
– Он их давно не считает товарищами, он и нам внушает: это враги».
Чаплин, родом из Смоленска, возглавил комсомол в двадцать два года. За ним числятся два новшества.
IV съезд в 1924 году по его инициативе постановил именовать комсомол Ленинским. Так что из РКСМ он превратился в ВЛКСМ. А в марте 1925-го по примеру партии они ввели должность генерального секретаря, кем и стал Чаплин.
Послушный Сталину и неплохо зарекомендовавший себя в борьбе с оппозицией, сын сельского священника из Смоленска Чаплин активно боролся с религией на всех фронтах.
Он ушел со своего поста в 1928 году, и после традиционной учебы – ох, уж эта «учеба», что так похожа на преисподнюю! – стал вторым секретарем Закавказского краевого комитета партии. Но не прошло и года, как его заменил Берия. А потом карьера Чаплина необъяснимо, но достаточно резво покатилась вниз. В тридцать третьем его сделали начальником политотдела Мурманской железной дороги, в тридцать шестом вроде даже удостоили ордена Ленина за все хорошее.
Но это была уловка.
Многих награждали перед ликвидацией.
С Чаплиным было все ясно. В глазах Сталина он сыграл положенную роль, отработал и теперь никому не был нужен. А как свидетель даже вреден. Поэтому, как только начались репрессии, его в 1937 году арестовали как «шпиона и диверсанта», а в сентябре 1938-го – за пару месяцев до ареста Косарева – расстреляли.
Ему было 36 лет.
К Чаплину с его «ленинским комсомолом» в двадцать восьмом году не было серьезных претензий, когда ему на смену пришел Александр Мильчаков. И стал вторым в истории генсеком ЦК ВЛКСМ. Осторожный и внимательный, – точнее, чуткий к ветрам из Кремля, – Мильчаков нравился руководству партии.
Александр Иванович оставил нам свои воспоминания, чем облегчил мне задачу: о нем как о человеке писать проще.
Вот партия поручает ему выпустить серию популярных брошюр для комсомольского актива и молодых коммунистов, и Мильчаков берется за это дело со всем рвением, на которое способен. И «доложился» на Оргбюро ЦКВКП(б).
Там его выслушали, полистали брошюры. Затем подошел Молотов и, пока шел перекур, увлек Мильчакова в другой угол кабинета.
– Хорошая работа, – одобрил Молотов. – Только в первой брошюрке уберите название.
– Почему?
– Вот там написано: «Заветы Ленина молодежи»…
– Да… Ну и что?
– Товарищ Мильчаков! При чем тут вообще заветы? Есть партия, есть ее Центральный Комитет…
– Но мы имели в виду речь Ленина в 1920 году.
– Какая разница, что вы имели в виду? Разве Ленин оставлял какие-то завещания молодежи?
Мильчаков не отступил:
– Однако мы рассматриваем речь Ленина на III съезде РКСМ как его заветы молодежи. Речь программная, на перспективу.
– Кто это «мы»? – хмуро спросил Молотов.
– Ну как же? Мы, бюро Цекамола.
– Я вам передаю пожелание товарища Сталина.
«Пока мы разговаривали, – вспоминал Мильчаков, – Сталин хмуро посматривал в нашу сторону, посасывая трубку. Мильчаков понял неприязненное отношение Сталина к словам «заветы» и «завещание Ленина». Так в партийном обиходе именовали письмо Ленина к съезду партии, в котором он предложил убрать Сталина с должности генсека».
Александра Мильчакова взяли в 1938 году. И единственного из первых шести руководителей комсомола не расстреляли.
Почему? Один Бог знает.
Точнее, знали Сталин с Берией, но у них уже не спросишь.
Он провел в лагерях 16 лет, причем в тяжелых местах, в Норильске, где сидели бабушка и мама, в Магадане.
Только в 1954 году с него сняли все обвинения, он вернулся в Москву, поработал чиновником в Трудовых резервах. Он прожил 70 лет и умер своей, тихой и незаметной смертью в 1973 году.
Вот что такое комсомол вкратце.
Его название, конечно, состоит из одного слова, но вмещает в себя так много!
И вот какими были его невезучие лидеры.
Где-то на дне этой бочки определений лежит, наверное, и такое: комсомол – не столько кузница кадров, сколько наковальня, на которой было расплющено множество несчастных судеб.
Глава четвертая
Выбор
И Ягода, и Ежов иногда заезжали по делам в Центральный Комитет комсомола. А уж когда намечались праздничные собрания, их приглашали как почетных гостей.
29 ноября 1938 года утром Александр Васильевич Косарев пересек порог мрачного дома на Лубянке, с вывеской «Народный комиссариат внутренних дел СССР», впервые. И не по своей воле. И не один, а в сопровождении конвоя. Никто ему тут не был рад, никто не предложил присесть, не угостил чаем.
Машины остановились у главного корпуса, и Косареву было слышно, что какой-то автомобиль уже проехал через ворота. Может быть, в этой машине находилась его жена.
Солдат приказал ему выходить. И Косарев впервые увидел этот двор, узкий, как ущелье, окруженный со всех сторон шестиэтажными зданиями. Его вели, постоянно толкая прикладом карабина в спину, в чем совершенно не было нужды. Затем Косарев оказался в помещении, похожем на небольшой зал ожидания. И как в зале ожидания вдоль стен, на рядах стульев сидели мужчины и женщины в оцепенении от недавнего ареста и в полном молчании. Рядом с ними лежали узлы с вещами.
У Косарева не было вещей.
Александр Васильевич не мог не заметить, что – как описывали эту ситуацию другие люди – некоторые смотрели прямо перед собой, как бы ничего не видящими глазами. Другие в пол. Но кое-кто узнал Косарева по портретам в газетах и чуть заметно кивнул. В этом «предбаннике», похожем на преисподнюю, стояла тишина, лишь изредка всхлипывали женщины.