* — наиболее употребляемые синонимы: Олдан, Великий мир, Вселенная, Мир пяти сил, Пала Онела, Дидель Астумас и другие, другие, другие…

Кирк Беккет отложил книгу в сторону. Он сидел на кафельной мозаике, свесив ноги вниз. Теплый пол балкона грел костлявую задницу интеллектуала, расслаблял мускулы, но ничуть не мешал работе мозга.

Почти год назад Кирк отпраздновал свое семилетие. Вскоре ему исполнится восемь. День рождения в середине зимы в прошлом году отмечали на цветущей вовсю лужайке. Именно такой, какой видел ее Кирк вот уже больше года. Цветочки, бабочки — сплошная милота.

Погода застыла, и теперь двор Беккетов оказался в продолжительной власти летнего тепла и бесконечного цветения. Кирк частенько размышлял о том, что происходит с планетой, с Землей. Никто точно в городе не знал. Поговаривали, что странные природные явления затронули лишь Воллдрим. Похоже так и было, но верилось с трудом. Солнце, Луна, Земля и другие космические тела. Разве они могут застыть? Разве Солнце не сварило бы за год с лишним их дом и сад? Зажарило бы! И еще как! Однако этого не происходило, ко всему никакая информация извне о природной аномалии не доходила до граждан города. Впрочем, в Воллдрим НИЧЕГО извне не доходило, кроме, пожалуй, кое-какой провизии и бесчисленных полчищ военных, то и дело пополняющих свои ряды. Местность оказались под осадой, что, кстати, было косвенным доказательством, что город, если и не одинок в своей непокорности законам природы, то по крайней мере является центром этого явления. Ведь именно здесь времена года и дневные циклы имели четкие физические границы.

Дефицит информации — это довлело над Кирком, поиск доказательств оказался заморожен. Но сейчас Кирк не думал об этом, он наслаждался иными знаниями, иными рассуждениями. Он ловил волосами ветер и мечтал…

Огромный балкон, на котором расположился Кирк, примыкал к его спальне и был одним из четырех, что смотрели во все стороны света на каждой из несущих стен особняка Беккетов. Личный балкон Кирка выходил в сад и выступал от стены на целых шесть метров. Кирк ухватился за металлические прутья, окаймляющие периметр балкона. Кирк, то провисал над кафелем, то упирал свой сосредоточенный лоб в тонкие спиральные прутья балконного экрана. Мальчишка болтал ногами, рассматривая свои ботинки, которые ежесекундно исчезали из поля зрения, и тут же выныривали обратно. Статуи на своих мощных плечах, словно аполлоны, несущие небесный свод, держали крышу особняка, угрюмо всматриваясь в землю. Каждый стоял на одном колене, а на другом удерживал балкон. Кирк меж двух мраморных великанов в одиночестве размышлял, а молчаливые атлеты несли свое бремя: быть «лицом» дома, быть символами богатства его хозяев.

Книга, которую читал и много раз перечитывал Кирк, та самая, «изъятая» из библиотеки Смолгов, походила на вымысел, беллетристику. По крайней мере факты, которые там представлялись, мало ассоциировались с правдой. Научный язык одних глав, порой весьма невнятное изложение, фантазии Кутсона — все это настораживало. Кто станет читать художественную литературу, которая столь трудна для простого чтения? Здесь возможны два варианта: фантаст — полный неудачник или же в книге действительно изложен научный труд некоего профессора Кутсона из Фикшера. Но тогда…

В «Останках Фоландии в мирах человека-обычного» говорилось о «сильных личностях», которые не видят границ, не довольствуются данностями, но умеют создавать. В книге их называют «шебишами». Похоже это те самые злополучные «мечтатели», некогда заполонившие этот мир и разрушившие природу, погоду, смешавшие день и ночь.

Наименование «шебиши» использовалось более широко, нежели чисто Млерт-Ёртовский вариант — «мечтатели». Шебиши было меж вселенским, если можно так сказать, наименованием. Вот это да! Даже не вселенским, а просто-таки многомирным. А Млерт — это не Млечный Путь. Хотя здесь и присутствует некая созвучность, но это вся наша Вселенная, Ёрт же — наша родная планета Земля. Млерт-Ёрт — имя нашей планеты в других мирах. Вот так-то! О нас знают все, да только мы не знаем, кто мы и откуда появились.

Шебиши способны менять действительность. Могущественные люди, наверняка, обладающие небывалой властью, были редким явлением. Согласно изученным текстам, в Млерт-Ёрте рождалось примерно 1–2 мечтателя на сотню обычных людей — толлов. А это уже «люди снизу». По крайней мере, со старофоландского это переводится примерно так.

— Неужели я толл? — вслух сокрушался семилетний гений. В такие моменты его разум кричал: «Это просто невозможно! Отец — мечтатель, а я — «низ людей»? И все из-за этой Лилианны! Ее кровь, человека-толла, испортила мой фенотип. Сделала меня никчемным, заурядным, самым обыкновенным человечишкой! Почему отец женился на этой непримечательной женщине, к тому же не совсем умной? Мечтателями тоже правят гормоны? Какая гадость…»

— Кирк! Ты где?

«Лилианна», — вздохнул Беккет-младший, непроизвольно сморщив нос. Слово «мама» незаметно исчезало из словарного обихода Кирка. В своей НЕпринадлежности к элите, то есть к мечтателям, он винил именно ее.

Кирк встал, пригладил растрепанные «думами» и юрким сквозняком волосики, вошел в свою комнату. Мама наводила там «порядок»: складывала на его рабочем столе книги и тетрадки в ровные стопки. Сколько раз он ругал ее за подобную самодеятельность, но та все равно встревала в его дела. Сын, погруженный в великие материи умозаключений, никак не мог понять, что Лилианна таким образом боролась с давящим ее одиночеством. Так ей представлялось, что она нужна хоть кому-то.

— Не трогай… — стиснув зубы, проговорил почти разъяренный сын.

— Как можно учиться в этом беспорядке? Здесь не найти ничего.

— Не трогай! — повысил голос Кирк.

Лилианна повернулась к сыну и улыбнулась:

— Ну, ладно, перестань. Ты будешь завтракать?

— Пожалуй, нет.

— Я отчего-то тоже не хочу. — Утомленный взгляд Лилианны метнулся под стол. В последнее время она сильно исхудала, а улыбка стала вымученной. — До сих пор не открыл подарок?

Под столом валялся сверток. Скорей всего там были атласы или какие-то канцелярские принадлежности. Но за чтением и изучением украденной «Фоландии» и других книг, найденных в руинах дома Смолгов, Кирк позабыл о нем. Это был мамин подарок, почти годичной давности. Тогда она улыбалась как-то по-другому, мило и естественно, а, когда вручала семилетнему сыну презент, глаза ее искрились задором и очарованием. Что же с ней случилось за этот год? Да и что там в этом свертке? Разве может она подарить хоть что-то путное? Кирк забыл о подарке, а может ему было просто неинтересно.

— Я был занят, — сухо ответил сын.

На самом деле Кирк не хотел его открывать. В последнее время все, что хоть как-то касалось матери, вызывало в нем гнев, а порой даже отвращение.

Он ждал возвращения отца. Он размышлял о том, что же тот ему подарит. Наверняка что-то ценное и умное. Что-то особенное, к тому же за целых ДВА дня рождения! Кирк дождется Беккета-старшего, и тогда вместе с ним они будут строить теории и предположения; разгадывать старые загадки, появятся новые вопросы; и знания потекут по мозговым извилинам, словно возбужденная паводком река. Как еще совсем недавно: год, чуть больше года назад.

— Ты знаешь, Кирк, я так волнуюсь, — Лилианна уселась на кровать и сжала руки в кулак. — Почему твой отец до сих пор не вернулся?.. Там старинные рукописи… — Лилианна указала на прошлогодний подарок. — Он сам хотел тебе вручить, но так и не появился. Ни тогда, ни сейчас…

«Так это… папа подготовил?..» — подумал Кирк и, не глядя на мать, спросил:

— Заранее привез?.. Как же он смог это передать?

— Передал… Но сам не смог приехать. Я очень волнуюсь. Я чувствую что-то не так. Я почти уверена — что-то случилось. Он бы не бросил нас.

— Он выкрутиться из любой переделки! Кто, как не он, способен решить любую задачу? — а потом случилось что-то странное, Кирк добавил: — Не волнуйся за него… — но сразу осек себя. Ему жаль Лилианну? Она мучается очень. Ей одиноко, но, если дать ей волю, начнет обниматься и плакаться. Надо сдерживаться!