— Что?.. О чем ты?!

— Я, и отчасти ты, мы принадлежим прекрасному месту, мы не совсем земляне.

— Лилианна… — вымолвил Кирилл, но не посмел остановить ее.

— Пора сказать! Я не хочу из-за вранья лишиться сына! Это заблуждение, что так мы сможем ему помочь. Я больше не боюсь и понимаю, что «страх» — это всего лишь слово и ему можно научиться… Сейчас я знаю, как все произошло. Я тосковала по родному миру, но хотела быть с любимым человеком, растить сына, стать счастливой. «Изъятие памяти» — как-то так это называется? Нет, оно не сложная мечта, но строжайше запрещена в этом мире, да и во многих других. Я долго просила Рэмона, я умоляла его, и он в конце концов поддался. Он сказал, что понимает мою тоску и готов нарушить запрет. Ему помог кто-то. Женщина. Не знаю точно, кто она. И все сработало! Правда не так… Когда мы оказались на Изнанке, я увидела Рэмона и узнала в нем друга, но вспомнила не сразу. Изнанка сломала ту мечту, и она со временем исчезла. Уже несколько дней я помню. Я поняла, Кирилл, почему ты не говорил о Зеландере и в целом о шебишах. Я могла вспомнить, я могла окунуться в тоску. Но изъятие сработало неверно. Теперь я поняла почему тосковала все эти годы, теперь мне ясно, что память тут не причем. Чувства остаются и их нельзя забыть вместе с воспоминаниями. Я не решила, что мне делать дальше. Остаться или уйти?.. но забывать я больше не хочу.

Кирк, я родилась не здесь, но ты, уверена, побывал на моей родине. Я зеландерийка, а ты — мой сын, а значит наполовину зеландериец!

Кирк раньше не замечал, как Ясмин лицом, фигурой, плавностью движений похожа на Лилианну. Он видел ее сейчас в своей матери. Да, Ясмин была настоящей мечтательницей! а его мама всего лишь… всего лишь с другой вселенной! Человек с другого мира!!!

— Кирилл, ответь мне честно, — сказала Лилианна, повернувшись к мужу. — Ты возил Кирка в Зеландер? Ему вживили фоу?

— Лилианна, это вышло… не по моей воле. Я лишь хотел показать его зеландерийским шебишам, но… еще младенцу… Да! у него блокатор шеб, и в любом другом мире он не сможет исчезнуть. Лишь в Зеландере Кирк избавиться от него, лишь долго проживая там.

Лилианна смотрела на Кирилла, и слезы наливались в ее глазах:

— Ты мучился так много лет? Тебе пришлось в печальном одиночестве переживать все это?..

Возмущение — не жалость бурлили в Кирке, и они были весьма к месту:

— А для чего все эти люстры и фигурки, зачем если?..

— Виной всему побочный эффект фоу, — сказал отец. — Твой интеллект и даже интуиция, они питались фоу, разрастались и становились смертельно опасными. Я не могу объяснить. Привезенные мной шебраки немного сдерживали процесс, но… птичий человек продержался дольше других, наверное, из-за новых свойств Воллдрима…

— Здесь есть хоть кто-то, кто не врет?! — крикнул разъяренный сын.

И, словно по просьбе Кирка, возник тот, кто, в общем-то никогда не врал. Всколыхнув воздух и расстилая перед собой Степанову радугу, появился Рэмон, он вел за шиворот дядю Джона, он принес и запах слив, оказавшийся весьма насыщенным.

— Я не считаю вранье верным средством ни в одном предприятии. Никогда оно не шло во благо и лишь создавало уйму проблем, — высказал свою точку зрения Рэмон. — Кто это? — спросил он разом у всех, указывая на Джона Беккета.

— Ты и сам знаешь, что это мой брат. Зачем ты притащил его сюда?.. — Кирилл был растерян. Он спустился с крыльца и встал перед Джоном. Солнце родило три тени, но одна дрожала и мигала, словно человек, которому она принадлежала, то терял плотность, то вновь наливался ей.

— Это не он, — сказал Рэмон.

— О чем ты? Джон, с тобой все в порядке?

— Да, я устал. Устал. Устал… — ответил Джон. Он и вправду выглядел странно. Его глаза без остановки моргали, а сам он мало шевелился. Рэмон толкнул его в плечо, и тот, повинуясь, зашагал строго по прямой и строго же боком. Он, чуть приседая, переставлял ноги, замирая после каждого шага на секунду-другую. Быстро он уперся в забор, опрокинулся через него и, лежа ровно, будто гипотенуза к катету забора, продолжал переставлять ноги и монотонно твердить: — Я устал… Я пойду прилягу… Очень устал… Я очень устал… — вдруг он странным образом исхитрился оттолкнуться головой и вновь оказался на ногах. Теперь он шагал вдоль забора.

— Хуже копии я не встречал. Теперь ты видишь? — спросил Рэмон.

— Дилетантская мечта… — согласился Кирилл.

«Джон Беккет» опять во что-то уперся, развернулся и поплелся дальше. Он впечатывался, то в забор, то в торчащий цоколь дома, цеплял моложавые стволы, ходил туда-сюда, причитая все о том же.

Рэмон подошел к Лилианне:

— Я все понял. Еще когда ты только появилась здесь. Я откладывал момент твоего возвращения на Изнанку. Предчувствовал? И да, и нет. Все это чрезвычайно логично и предсказуемо. Ты все вспомнила, — сказал Рэмон. — Нельзя стереть память достаточно хорошо. Она всегда вернется… Всегда… Кирк, подойди!

Кирк выглядел ошеломленным, подавленным. Наблюдать за копией дяди было невыносимо. Он повиновался Рэмону и подошел, ведь Кирк всегда его уважал. Рэмон расположил мальчишку к себе сразу и сейчас был едва ли не единственным, кто вызывал у Кирка бесконечное доверие. Ведь кому еще вверить себя, если не своему родственнику зеландерийцу?..

— Покажи мне!

Рукав вверх, два метра бинта размотаны. Воспаление усугубилось. Предплечье наполовину, как и само плечо, покраснело и опухло, а из очага инфекции сочился гной. Элфи охнула, и Лилианна ужаснулась ране.

Похоже те действа, которые Рэмон запланировал изначально оказались неподходящими. Глядя на рану, он раздумывал.

— Эта рана от шебрака, — пояснил Кирилл.

— Я вижу.

— Как? Почему? — спросил Кирк. — Какие же вы все лицемеры! Я мечтателем мог быть, а вы… Все врут, все врут!

Но тут Рэмон что-то заметил, а Кирк опять ощутил в сгибе локтя движение.

— Ах, даже так? — сказал Рэмон. — Фоу… — За секунды он сложил все факты: Лилианна, Зеландер, фоу, охранительный шебрак, открытая мальчику правда, обида на родителей… Рэмон быстро нашел эффективное решение.

Он взглянул на Кирка и вдруг обнял его. Кирк оторопел, он попытался аккуратно отстраниться, потом не аккуратно, постарался вырваться. Однако учитель мертвой хваткой удерживал Кирка.

— Все хорошо, — повторял Рэмон. — Все будет в порядке!

— Пустите!

— Справишься… Ты справишься… Все будет хорошо!

Кирк рассмеялся, но и это не сработало! Он лупил Рэмона ногами и даже укусил того за живот. Он рвался и шипел протесты, он уже вспотел!.. Он пыжился, тужился, но в конце концов сдался. От бессилия он упер лоб в грудь Рэмона и странным обстоятельством вдруг зарыдал.

Какое случилось облегчение! Ребенок не позволял себе этого действа давно, а может никогда в сознательной жизни. Навзрыд, от души, не стесняясь и совершенно забывшись, Кирк плакал, выл и, словно малыш, причитал…

— Садись! — дождавшись нужного эффекта, сказал Рэмон. Он разжал объятия, и Кирк плюхнулся на нижнюю ступень крыльца, еще не понимая, что случилось. — А это, — он указал на локтевую рану, — лечится довольно просто. Здесь справятся календула и оксид цинка, плюс эфеби… Лилианна, можешь сама… или сходите в школу к лекарю…

Она кивнула и присела рядом с Кирком. Мама обняла сына, и тот позволил!

Похоже объятия послужили неким терапевтическим действом. Кирк всхлипывал, а Элфи опустилась перед другом, уложив подбородок на его бедро. По щеке Элфи сбежала слеза, радостная, счастливая слезинка. Кирк с безграничной благодарностью посмотрел на подругу.

— Кстати, что бы вы выбрали, мистер Беккет: «быть мечтателем» или «быть самым умным из когда-либо живших не свете людей»? — спросил Рэмон.

Кирк посмотрел на Элфи. Он вспомнил ее смешную пижаму с лопоухими зверьками, в которой она летала в небесах. Кто у нее остался? Неизвестно когда вернется ее отец, мама свихнулась, а Харм… Жив ли он? «Я нужен ей», — он улыбнулся своей почти сестренке и ответил:

— Дядя Джон в своем кабинете в Воллдриме. Тот человек, Фирлингтон, он превратил его в книгу и оставил на книжной полке, — сказал Кирк, протягивая Рэмону пузырек-шебрак, что дал ему фоландец. Сейчас он не сомневался в своем решении рассказать о Фирлингтоне и его планах. Он в подробностях изложил все, что вспомнил… — А еще дядя сказал что-то про архив Карла. Надо достать архив. — Сбиваясь и стараясь не пропустить ничего важного, Кирк говорил о происшедшем в доме дяди Джона, глядя исключительно на Рэмона. На отца и на мать он не мог взглянуть даже мельком. Он виноват, что винил их, но сам готов был навредить уйме людей, лишь бы добиться своего. — А теперь я отвечу на ваш вопрос. Что бы я выбрал: быть мечтателем или очень умным человеком?.. Я выберу… Я не знаю, как это сделать и получится ли, но… Собой, я хочу остаться собой!