Осторожно из кузова вынесли мальчишку двадцати лет с обгоревшим лицом.

Малец не дышал. Врач оказался не промах. Он долбанул солдатика по грудной клетке и сделал три коротких вдоха рот в рот. Еще удар и солдат задышал. Пока возились с этим, на снегу оказалось еще трое. Двое дышали, третьего откачивал молодой офицер, что доставал ребят из кузова.

Солдаты толпились, обсуждали случившееся. Реагировали по-разному. Кто-то нервно усмехался, видимо от шока, а может от счастья, что сохранил свою жизнь; другие напряженно всматривались в лица пострадавших. Молодые мальчишки источали адреналин. Они переживали за товарищей, которым повезло меньше других, матерились, а некоторые уже успели закурить. Позже эта история долго будет на слуху. Службу красят происшествия — об этом знает каждый.

Настало время выяснений. Оказалось, загорелся некто Димитрис. Возможно его бушлат был пропитан парафином или чем-то подобным. Солдаты ржали из-за совпадения. Димитрис произнес что-то вроде: «Сгори этот долбаный грузовик! Может хоть согреемся…» Народ засмеялся, а парень вдруг вспыхнул. И что странно сам он не курил.

Однако выяснения пришлось прервать. Он очнулся.

— Холодно, — произнес юноша. Его лицо и руки сильно обгорели, а ткань бушлата кое-где прилипла к телу. — Как холодно…

Грузовик вдруг опять воспламенился. Юноша продолжал бредить о холоде. Народ схватил огнетушители, но брезент не поддавался, он разгорался все сильней. Примчался майор и заорал: «Олухи! Бензобак загорится! Какого черта не потушили сразу?!» Совпало ли или он оказался прорицателем, но тут вспыхнула кабина, а под ней и бензобак.

— В рассыпную! — крикнул ротный, и толпа бросилась кто-куда.

Крабов схватил одного из погорельцев за шкирку и потянул подальше от огня. Он обернулся. Димитриса подняло в воздух и понесло к пламени. Он говорил о том, что наконец согреется. Крабов ускорился, но тут раздался взрыв. Следователя сбило с ног. Он нырнул лицом в снег, продолжая удерживать солдата за ворот его бушлата. Тот вопил, но Крабова слегка оглушило. Следователь приподнялся и повернул голову, ища Вилена. Водителя он не увидел, но приметил другое — в их черный седан впечаталась колесная ось грузовика. Машину, к чертовым рамсам, размозжило напрочь!

Вдруг что-то вспыхнуло в небе и ослепило Крабова. Прикрывая ладонью глаза, он сумел рассмотреть, что аккурат над развороченным грузовиком появился столб света. Он простирался с неба и, резал глаза, похлеще «зимнего» солнца. Из света выползли гигантские руки и схватили ком обгоревшей одежды. Он был так мал в сравнении с ладонями, будто высушенный гриб. Руки понесли Димитриса ввысь, но вдруг обратились в цветок лотоса. Огромное бело-розовое облако лепестков закрывало добрую четверть неба. На краю появился человек. Солдат посмотрел на людей снизу и громогласно произнес: «Простите… и я вас всех прощаю…» — и, обернувшись светом, слился с ним.

Цветок усыхал, от него отрывались пожухлые лепестки. Но не хрупкие и нежные, а взаправдные булыжники весом по несколько тонн каждый. Они падали сверху и ломали деревья, оставляя ямы, круша машины и строения. Люди в панике носились по лесу, пытаясь укрыться от каменного града. Крабов вскочил, но его тут же подняло в воздух и откинуло на несколько метров. Он врезался в ствол дерева и отключился.

Снег и кровь, окрасившая сугроб перед глазами. Крабов протер ладонью закоченевшее лицо. Похоже оно здорово порвалось. Куски кожи или примерзшая кровь, — что-то такое нащупывалось на правой щеке. Кроме прочего, плечо и грудь прилично болели, а дыхание сбивалось. Перед глазами метались росчерки, и лес, то исчезал и серел, то снова проявлялся. Вокруг лежало несколько громадных камней 3–4 метра в диаметре. У следователя промелькнула мысль, что их не так уж много. Лотос был огромным и наверняка завалил бы все вокруг горой камней. Вероятно, тут происходило что-то еще, пока он лежал без сознания.

Мимо промчалось нечто. Оно пищало. Но нет это было не животное. Это был крохотный… человечек?! Его лицо было смазано, как плохо нарисованная картинка. Подбежал еще один, в точности такой же. Улыбнулся и что-то сказал, что-то непонятное. Его лицо приобретало четкость, прорисовывалось. Кого-то он напоминал.

Крабов, шатаясь, поднялся на ноги. Похоже ударная волна его знатно прихватила. У него впервые в жизни случились галлюцинации. Вокруг, кроме воображаемой малышни, никакого движения. Пара человек застыла на снегу. Живые ли они? В трех метрах от себя следователь обнаружил солдата-погорельца, которого тащил от грузовика. В глазах следователя опять потемнело, он присел на корточки, но вскоре глаза уже видели лучше. Крабов не спеша поднялся вновь. Спасенный им солдат лежал на боку с открытыми глазами, наблюдая за чудными человечками.

Неужели эти чертовы гномы реальные?.. Тогда откуда они взялись?! Да и кто они такие?! Рамсец!

Малыши пищали, их становилось все больше и уже трудно было сосчитать их количество. Несколько десятков или сотня-две неизвестных существ носилась по лесу. Одни перебегали от дерева к дереву. Другие взявшись за руки что-то обсуждали. Кто-то рассматривал тела. Крошечное создание, смотрящее на Крабова, вдруг разорвалось пополам. Оно, точно амеба, разделилось на два одинаковых существа. На человечках, на одним за другим, постепенно возникали белые балахоны, а над головами у крох загорались нимбы. Один сложил руки лодочкой, и из его спины вылезли крохотные, вроде купидоновских, крылышки. Он взлетел и другие человечки, глядя на него, отрастили такие же крылья. Теперь здесь не только бегали, но и летали. Кажись среди них были заводилы, за которыми другие повторяли изменяющие очертания лица, одежду и даже крылья.

Солдат застонал. Крабов помотал головой и плюнул кровью на снег. Закашлялся, и каждый выхлоп отдавался болью в грудине. Он схватился руками за ребра, его скрутило. Упал на колени. С минуту он стонал от боли, но вскоре отпустило. Он подполз к солдатику — единственному, кроме него, кто подавал признаки жизни. У того было обожженное до мяса плечо, а на правой щеке вздулась кожа.

— Тьфу, кхе-кхе, — аккуратно кашлянул Крабов, а про себя подумал: «К черту! Надоело удивляться! К рамсам все! К чертовым рамсам!» — он встал на колени у обожженного солдатика: — Ты как?

— Это Димитрис, — ответил тот. — Он на родном языке балаболит. Его так много. Он говорит — его бог вернул в обличии ангела, чтобы людям помогать.

— Это тот, который первый загорелся? — уточнил Крабов.

— Да, это он. Точно вам говорю! Это он. Сейчас очень хорошо видно. Сразу было не понятно, его лицо теперь повсюду, оно все больше проявляется. Что с Димитрисом происходит? Господин подполковник, почему его так много? — малец был так шокирован, что не чувствовал боли. А ведь он прилично обожжен, к тому же его, как и Крабова, ударной волной откинуло на несколько метров. Наверняка у него были сломаны кости. Малец вдруг запричитал: — К черту этот Воллдрим! Никакие год за два не заставят меня ехать в этот ад! — он впадал в истерику: — Не поеду, не поеду!..

— Погоди… Погоди кричать… Тебя как звать? Ты откуда?

— Олеш… Олеш я… Скворешич.

— Слушай сюда, Олеш. Тебя отправят домой. Это я тебе точно говорю! Ты у нас пострадал при исполнении, считай выслужился родине на полную катушку. Понял? Никуда тебя не повезут! Тихо, тихо… Болит?

— Немного, — почти плакал юноша.

— Ты подумай не о себе. Тебя вылечат и домой отпустят, а вот твой сослуживец в реальной беде. Ему скоро придет конец! Скоро от него останутся одни молекулы. Надо тормознуть этот процесс деления. Сколько уже Димитрисов? Несколько сотен?

Мальчишка всхлипнул и сказал:

— Вы знаете, Димитрис… он… вы знаете, с самого военного колледжа я ему друг, а он мне.

— Друг? Тем более, если друг! А ты тут по пустякам сопли жуешь. Помоги другу! Кто ж еще ему поможет? — настаивал следователь.

Солдат смотрел в недоумении и хныкал:

— Но как?

— Скажи, чтобы он больше не множился. Скажи, чтобы он обратно соединялся.