И Петров изложил соседям свой план. Поначалу Кузькины были обескуражены беспрецедентной дерзостью задумки, но поразмыслив, пришли к выводу, что именно это должно сработать. С некоторыми поправками план был одобрен, и Петров отправился в лоно семьи.

Ночью он искусно притворялся спящим, пока не услышал характерное Надеждино сопение. Выждал еще немного и тихонько набрал на мобильнике Геннадия. Минут через двадцать со стороны лоджии послышался слабый шорох, и за шторами обозначился силуэт мужской фигуры. Петров дал беззвучную отмашку, и предусмотрительно не запертая балконная дверь стала медленно открываться.

В спальню на цыпочках вошел Кузькин, но узнать его было невозможно, особенно во тьме. На Геннадии был красный шелковый халат Людмилы и черный парик, начесанный дыбом. Лицо покрывал густой слой какого-то темного вещества – может, это была шоколадная сгущенка или даже крем для обуви. Честно говоря, он больше походил не на цыгана, а на Сэмюэля Джексона в «Криминальном чтиве», но так было даже страшней. В руках Кузькин держал блюдце с большим куском шоколадного торта, который Надежда Петрова почитала практически пищей богов. Не было случая, чтоб она против этой пищи устояла. «Цыган» приблизился к спящей Петровой и воззвал страшным замогильным голосом:

– Надежда! Восстань!

«Воскрешение Лазаря-2.0», – Петров не удержался от внутреннего смешка, хотя мизансцена в спальне была, по правде сказать, жутковатая. Надежда зашевелилась, раскрыла глаза и истошно вскрикнула. Петров был наготове, он быстро обнял жену, не давая ей опомниться и блокируя попытки вскочить. Кузькин тем временем шпарил дальше по тексту.

– Женщина! Ты нарушила наш цыганский закон! Как ты смеешь истязать себя и мужа своего голодом?!

Петров отметил, что Кузькин мастерски изменил голос, и вообще глубоко вошел в роль. В нем определенно погибал актерский талант. По крайней мере, Надежда его не узнавала. Она трепетала в крепких объятиях Петрова и пыталась зажимать себе рот руками. Кузькин продолжал вещать голосом пророка:

– Тощая женщина – некрасивая женщина, больная женщина. Кому такая нужна? Женщина должна быть «в теле», разве ты не знаешь?

Он приблизился к кровати на опасное расстояние, резко сунул Петровой под нос блюдце с тортом и заорал страшным голосом:

– А ну жри, быстро!!!

Эффект превзошел все ожидания. Надежда протянула трясущиеся руки, но взять блюдце не смогла, потому что вдруг забилась в истерике, выкрикивая сквозь слезы что-то нечленораздельное. Едва можно было разобрать слова: «Кто это? Что это?! Вадик, убери это!..» Петров даже испугался, не переборщили ли они с представлением. Ведь так можно и умом подвинуться. Он сделал Кузькину знак, и тот мгновенно испарился вместе с тортом – тем же путем, как и явился.

Успокоить жену Петрову удалось далеко не сразу. Она еще довольно долго заливалась слезами и содрогалась от нервной дрожи. Вадим решил до конца придерживаться сценария, по которому все произошедшее было голодной галлюцинацией. Если Надежда так и не опознала Кузькина, выдавать соседа не следовало ни в коем случае.

– Наденька, успокойся, никого тут нет, это просто приснилось. Психический сбой на фоне самоистязания голодом, я читал, это бывает. Такой сверхреалистичный сон, как бы наяву. Типа галлюцинации. Вот мне тоже цыган снится, я же тебе рассказывал…

Внезапно Надежда чуть отстранилась, посмотрела Петрову в глаза и огорошила признанием:

– Да ты что думал, тебе одному этот цыган проклятый снится? Да ко мне, если хочешь знать, целый табор каждую ночь приходит! И с шашлыками, и с тортами и черт знает с чем. Верно твоя бабушка говорила! Не знаю, как я вообще с ума не сошла, все в себе держала. А тут ты еще… Ой, господи, что я говорю! – Надежда опять захлюпала носом и обняла мужа. – Прости меня, Вадик! Я уж много чего передумала… И правда, черт с ними, с этими диетами. Видимо, человек все-таки не должен противиться природе и издеваться над телом, а полюбить себя таким, какой он есть.

Вадим был счастлив, даже сам выпустил слезу от всех переживаний. И не столько от того, что физические страдания закончились, сколько от того, что его Надежда, кажется, поняла нечто важное в жизни. Они утерли слезы, отправились на кухню, где сварили и с большим чувством употребили целую упаковку сосисок, купленных Надеждой на субботу. Через неделю Петровы взяли отпуск и улетели по горящей путевке на Мальдивы.

Татьяна стояла перед витриной бутика «Бабочка» и разглядывала сумочку от Chloé. Сумочка ей не то чтобы сильно нравилась. Нет, она была симпатичная, но Татьяну заставило остановиться у этой витрины на бегу с работы вовсе не желание полюбоваться, а ценник, который сразу бросился в глаза. Он был шестизначный. Татьяна никогда не понимала, какая такая магия заключается для некоторых людей в слове «бренд».

«Кто придумал эти дикие условности? – размышляла Татьяна. – Чем именно эти несколько кусков кожи столь разительно отличаются от почти таких же в витрине «Галантереи», где они стоят в сто раз дешевле? Вещица хороша, спору нет, но не настолько же, чтобы отдавать за нее три-четыре зарплаты. Пусть для кого-то это просто карманная мелочь – на таких этот магазин и рассчитан, но все-таки заламывать абсолютно не обоснованные цены – это уже сверхцинизм, все равно, что прикуривать от горящих купюр.

Понятно, когда человек стремится купить, например, оригинальную автозапчасть – тут идет речь о безопасности. Но зачем люди ночами давятся в очередях, чтобы отдать сотню тысяч за какой-то телефон, в котором для них существенно только название? И какова принципиальная разница между носками за двести рублей и за десять тысяч, между солнцезащитными очками за тысячу рублей и за сто тысяч, если они внешне неотличимы? Список примеров можно продолжать бесконечно, но я понимаю лишь одно: понятие «брендовости» создано с единственной целью: служить мерилом социального статуса, визитной карточкой клуба избранных. Хочешь принадлежать, хотя бы внешне – плати.

Ни одному жителю европейской столицы не придет в голову покупать внедорожник, чтобы на нем кататься по городским пробкам. Во многих государствах даже мэры крупных городов ездят на простеньких малолитражках и никакого ужаса и унижения в этом не видят. Напротив, всем видно, что они за сохранение экологии. А еще лучше использовать велосипед. А что у нас? Невозможно представить, например, депутата хотя бы районного масштаба на каком-нибудь Nissan Micra. Да что там депутата, даже рядовой более-менее состоятельный гражданин при выборе авто руководствуется принципом: чем мощнее и громаднее, тем круче. Какая там экология! Об этом и говорить-то в обществе «реальных пацанов» неприлично, засмеют. Даже у американцев с их врожденной гигантоманией и бензином по цене воды лозунг «Fuck fuel economy!» давно потерял актуальность, а в России спрос на джипы только растет, все пыжатся продемонстрировать крутизну, хотя на самом деле демонстрируют лишь тупое тщеславие и комплекс неполноценности.

Говорят, во многих азиатских и африканских странах граждане обозначают свой статус, нарочно демонстрируя этикетки и неотрезанные ценники на брендовых вещах – даже если эти вещи по факту фейковые. В это отчего-то легко верится. Но не могу себе представить, например, француженку с вывернутыми наружу ценниками на юбке или лифчике. Вот тут-то и становится ясно, какое общество не зациклено на всякой символической ерунде, а какое застряло в развитии, и где наше место в этом рейтинге».

Рассуждения Татьяны прервала какая-то напыщенная корова, вывалившаяся из дверей бутика и обвешанная фирменными пакетами «Бабочки». Она была очень возбуждена и чуть не сбила Татьяну, та еле успела сделать шаг в сторону. И тут же услышала:

– Танюха, Крылова! Ты, что ли?

Татьяна вздрогнула и обернулась. Это было невероятно! Лицом толстуха до боли напоминала ее лучшую школьную подругу Ирку Гусеву, которая неожиданно пропала с горизонта лет двадцать пять назад.