— Я не из полиции и не СМИ. Это… Назовем это личным интересом, — осторожно сказал я, подстраиваясь под стремительный шаг светила науки, устремившегося по коридору к пожарной лестнице. Я чувствовал себя немного некомфортно, потому что не видел его — доктор держался с левой стороны, поэтому я снова ощущал себя разговаривающим со стенкой.

— Меня зовут Кокуто Микия. Я работаю личным помощником у мастера кукол Аозаки Токо-сан, она поручила разыскать мастера одной из масок театра Но, и в ходе поисков мы выяснили, что это работа Накамуры-сана, — я чуть замедлил шаг, пропуская собеседника вперед, на лестницу на крышу. — Меня потрясла его история, — признался я.

— О, Аозаки Токо-сан? — переспросил он с удивлением, услышав имя моей начальницы. — Мастера кукол? Надо же… Многогранная натура, что ни говори.

Многогранная? А, ну да. Аозаки-сан успела отметиться и в медицинских кругах, раз уж представлялась психологом-логопедом, когда пришла к Шики после ее выхода из комы.

После кондиционеров госпиталя на крыше, залитой полуденным солнцем, было жарковато. Поверхность крыши, казалось, нагрелась еще сильнее, чем окружающий воздух. Маячащая где-то мысль о прохладном душе настойчиво вытесняла все посторонние мысли, но это все было несущественным по сравнению с предстоящим разговором. Я подошел вслед за доктором к парапету крыши, где немного продувал ветерок, и продолжил, дождавшись, пока Сига-сан закурит:

— Накамура-сан очень тепло отзывался от Кикути-сан, говорил, что она помогла ему, действительно помогла своей методикой. Жаль, ненадолго.

Выпустив клуб дыма, доктор скосился на меня, явно размышляя, стоит меня посвящать в какие-то не оглашенные в деле подробности, но потом все же сказал:

— Накамура Гэндо-сан, знаешь ли, — прелюбопытнейший экземпляр, так что я ее вполне понимаю. Вот только проблем от него уж слишком много…

Я насторожился.

— Какого рода проблем? Я бы не стал спрашивать вас о Кикути-сан, но я хочу с ней поговорить, и я бы хотел, чтобы это осталось только между мной и ею, — облокотившись по примеру доктора на парапет, я посмотрел на облачка сигаретного дыма, лениво плывущие в дрожащем воздухе, и перевел взгляд на Сигу-сана.

— Какого рода? — Сига-сенсей посмотрел на меня с удивлением. — Да, тех самых. Никто не ожидал, что он станет серийным убийцей, да еще и таким талантливым. Слышал же про камеры слежения?

Я кивнул.

Доктор Сига возвел глаза к небу и, затянувшись, медленно выпустил дым из легких.

— А затем побег. Скажу по секрету, оттуда на моей памяти еще никто не сбегал, а этот ушел, как ни в чем ни бывало. И знаешь, что самое странное? Никто не видел как. Он прошел мимо всего персонала, натянув на пижаму халатик санитара, которого перед этим убил, и все, кто его видел, утверждали, что думали, что это тот санитар и есть. Ерунда полная, не находишь? Массовый психоз.

Я развернулся к доктору лицом, напряженно хмуря брови и внимательно ловя каждое его слово. Значит, способности мастера прогрессировали на глазах. Осталось выяснить, отвод ли это глаз или же оборотничество чистой воды.

— Ну… я предполагал что-то подобное, — осторожно сказал я. — А во время лечения Накамура-сан не проявлял признаков… актерской игры или шизофрении? Как если бы он менял маски?

Доктор хмыкнул и мотнул лохматой головой. Направив на меня дымящуюся сигарету, он заявил:

— Я видел его мозг после аварии, практически разобрал на нейроны и синапсы, и знаешь что? Ничего! Сотрясение мозга, и больше ничего! Но тут, приходит к нему, значит, жена, а он на измену. «Что ты с ней сделала!» — кричит. — «Где она?» и всё такое. Я сразу смекнул, что дело не чисто. Неужели, думаю, синдром Капгра? Случай на миллион! Диссертация, серия монографий и мировое имя. Опять взялся в его мозгах копаться. Удачно подвернулась Юрико в качестве ассистентки. Ну мы и нарыли. Повреждение одной ма-а-аленькой веретенообразной извилины височной доли — и бац, чувак видит знакомых, узнает их, но ток по нейрончикам к миндалинам не идет. При том, что в остальном, парень остается абсолютно нормальным.

Сига-сенсей быстро затянулся, увлеченно жестикулируя свободной рукой и показывая на пальцах о каких именно извилинах идет речь.

— Предстать ты видишь какого-нибудь дорогого для тебя человека и ни черта при этом не чувствуешь? Мозг путается и пугается и начинает поставлять возможные объяснения, чаще всего что-нибудь типа: это не он или не она, а кто-то, кто претворяется им. Злоумышленник, актер, двойник или какой-нибудь еще доппельгангер, похитивший душу того, кого ты любил. Или, наоборот: с ним или с ней всё в порядке, это я кукла и притворщик. Ну, с масочником, ясно, случилось как раз первое. Потом, когда умерла его жена, я сразу подумал, что не к добру это, но он был в больнице и Юрико-тян это подтвердила. Да и убивался так искренне, что даже я поверил, что он как-то преодолел этот свой бред, внял увещеваниям Юрико-тян, которая не отходила от него ни на шаг. Хотя честно сказать, все равно сомнения оставались…

И он замолчал, надолго задумавшись и уставившись в даль прямо перед собой.

Было похоже, что доктор любит поговорить и увлекся — куда уж там до врачебной этики? При упоминании незнакомой болезни я навострил уши. А когда Сига-сенсей стал немного сумбурно и эмоционально, почти в лицах, излагать произошедшее с Накамурой, я почувствовал, что у меня сжимается горло. Я никогда не слышал про этот синдром Капгра, наверное, это действительно очень редкая и жуткая вещь. Я попытался представить себе то, о чем говорит доктор, попытаться пропустить сквозь себя те эмоции, чувства, тот иррациональный ужас, которые испытал Накамура-сан.

И не мог.

— Поэтому, друг мой, шизофрения — понятие весьма спорное и собирательное. Для кого-то и тот симптом, что я описал — бред многоуважаемого Капгра — покажется шизофренией, но я не стал так спешить. За исключением этого маленького нарушения извилины, Накамура был в полном порядке. Поврежденные нейроны, вопреки установившемуся в быту мнению, могли постепенно восстановится, и он стал бы как огурчик, — Сига-сенсей смял окурок и ловким щелчком пальцев отправил его в длительный полет с крыши больницы на голову какому-нибудь зазевавшемуся посетителю или пациенту. Зачесав пальцами несвежую косматую прядь за ухо, он прислонился спиной к парапету и задумчиво поскреб подбородок.

— Что-то похожее было с моей подругой, Рёги Шики, когда она проснулась после комы, — проговорил я, подняв на Сигу-сенсея взгляд. — Только тогда она чувствовала подобное… несоответствие, неузнавание по отношению к себе, — вот почему мастера масок не отправили в тюрьму, а поместили в психиатрическую лечебницу, это заболевание стало смягчающим обстоятельством в его приговоре. Кстати, Дайске был резко против подобного решения, он настаивал чуть ли не на карцере. Вся эта история была грязной с самого начала, и мы вляпались в нее так, что вряд ли скоро сможем отмыться, потому что убийца действительно изначально сам был жертвой. И девушки были бы живы…

— Хм… Рёги Шики? С ней работала Токо-тян, как же… — оглядев меня еще раз, доктор хлопнул себя по бедру. — Ха! То-то я смотрю выглядишь ты знакомым. Ты ж прописался в ее палате, медсестрички с ума от умиления сходили. Я еще в интернатуре тогда был. Точно-точно! Вот только Токо-тян мне и порог ее палаты переступить не дала.

Он на пару секунд задумался, вспоминая все ходившие тогда слухи о необычной пациентке, и в сердцах воскликнул:

— Не, ну что за фигня? Самые интересные случаи уводят из-под носа, пока я пялюсь на чьи-то буфера! Поверь мне, парень, бабы — зло, уже второй раз в этом убеждаюсь.

Я неловко улыбнулся от такой эмоциональности доктора. Похоже, он питал слабость не только к редким диагнозам и встречающимся один на миллион синдромам.

Выпрямившись, доктор зачем-то отряхнул брюки и засунул руки в карманы под белым медицинским халатом.

— Ты ж тоже тут валялся недавно? Передоз «розовеньких» и ножевые ранения. Даже глаз вон потерял. Ох, не стоят они, парень, этого, поверь мне.