Литмир - Электронная Библиотека

Мне хочется быть с ней откровенной, но мы обе знаем, как высоко папа ценил радио за честность. Одна лишь мысль о том, что она может пристыдить меня, сказав, что папа был бы во мне разочарован… Этого я допустить не могу. Мне нужно продолжать верить, что, услышав меня в машине по радио, он был бы счастлив как никогда. А это значит, что правду придется утаить.

А еще я не уверена, что смогла бы справиться с осуждением, узнай она, что я буду врать своим будущим слушателям. Нет – не врать. Приукрашивать правду. Так сказал Кент.

Кроме того, я не могу перестать думать о том, что, проявив себя на этом шоу, однажды, возможно, стану частью проекта, который не приукрашивает правду так сильно. Что как только я получу необходимый опыт, карьера, о которой я всегда мечтала, окажется в пределах досягаемости. Или, раз уж мы говорим о радио, в пределах слышимости.

– Я встречалась с одним парнем, но у нас не сложилось, а теперь мы делаем об этом передачу, – отвечаю я на одном дыхании, когда она спрашивает, как дела на работе.

На другом конце – молчание.

– И о чем будет эта… радиопередача?

Я объясняю ей суть «Экс-просвета» в беспроводных наушниках, параллельно разбирая один из наборов с едой. Чили из белой фасоли и сладкого картофеля на подушке из кускуса. Разбор этих коробок – самое захватывающее, что со мной случается за неделю. Обожаю жить одна. Просто обожаю.

– Ты никогда о нем не говорила, – замечает мама. – Доминик, значит? Разве это не тот парень, на которого ты все время жаловалась?

– В каком-то смысле жалобы были, э-э-э, побочным продуктом нашего разрыва. – Ложь вылетает легко, и мама ей верит.

– Мне жаль, Шай. Но значит, теперь все в порядке, если ты собираешься вместе с ним записывать передачу? Звучит весело.

– Ну да, – говорю я сквозь стиснутые зубы, нарезая чеснок, имбирь и халапеньо. Надеюсь, со временем станет проще. Должно стать. «Это только ради карьеры», – напоминаю я себе. Это не навсегда.

Я меняю тему и спрашиваю, как идет подготовка к свадьбе.

– Мы будем вместе с тобой выбирать платье, – говорит она, даже не пытаясь сделать интонацию вопросительной.

– То есть ты хочешь, чтобы я участвовала?

– Конечно же хочу! Знаю, это немного необычно – выбирать свадебное платье для своей мамы, но без тебя это было бы неправильно.

Разумеется, эта фраза только помогает моему чувству вины разрастись.

– Не терпится услышать тебя по радио, – говорит она; судя по всему, мы обе решаем не говорить вслух то, о чем одновременно подумали: что мой папа был бы вне себя от радости.

– О, и еще кое-что, – говорю я, прежде чем повесить трубку. – Я завела собаку.

Позже, распределив остатки чили по контейнерам, чтобы брать их с собой на обед в течение недели, я захожу в свою комнату и вижу на кровати Стива, свернувшегося в клубок.

– Стив, нет.

Я не собираюсь приносить свою кровать в жертву трехкилограммовой собаке. «ЧБСЗБМ?» – спрашиваю себя я, хотя, само собой, этот совет неприменим к ситуациям с участием истеричных чихуахуа.

Когда я медленно приближаюсь к кровати, он рычит.

Так что я переодеваюсь в пижаму, на цыпочках иду по коридору в гостевую, убираю с кровати картины, написанные во время «Залейся краской», и прошмыгиваю под одеяло. Простыни кусаются, а лампа отбрасывает жуткие тени на стены, и я чувствую себя гостьей в собственном доме.

Наверное, в этом есть какая-то метафора.

* * *

Стив будит меня в пять утра, скребя лапой кровать в гостевой. Быть может, мне стоило разориться на матрас получше для своих многочисленных «гостей». Шея болит, а спина скрючилась. Никогда я еще так не ощущала признаки старения, как сейчас. Он оставил на моей кровати несколько подарков, поэтому я сгребаю белье в кучу и бросаю в стиральную машину. Снаружи он уже немного послушнее, разве что теперь не хочет возвращаться внутрь. Ко времени, когда я забираюсь в душ, у меня остается лишь пара минут на то, чтобы высушить волосы.

– Я вернусь к обеду, чтобы выгулять тебя, – говорю я Стиву, прежде чем закрыть дверь. – Веди себя хорошо.

Так что к тому моменту, когда я добираюсь на работу в последний день нашей передачи, я в по-настоящему прекрасном расположении духа.

– Это у тебя случайно не хлопья в волосах? – спрашивает Рути, когда я бросаю сумку под стол.

Я вытаскиваю хлопья и, изучив их, щелчком отбрасываю в ближайшее мусорное ведро.

– Это собачья еда. Прелестно. Я, э-э-э, вчера взяла собаку из приюта.

Ее глаза вспыхивают.

– Правда? Нам нужно поиграть вместе. Джоан Джетт обожает новых друзей. – Весь рабочий стол Рути заставлен фотографиями голдендудля по кличке Джоан Джетт.

Учитывая текущий эмоциональный фон Стива, я говорю ей, что он, возможно, еще не скоро будет готов с кем-либо поиграть.

– Приветик, команда, – говорит Палома во время утреннего совещания. Ей предложили вести джаз-шоу на коммерческой станции, и она настаивает, что с нетерпением ждет нового витка своей карьеры. Хочется верить. – Что ж. Сегодня тот самый день. По-моему, мы здорово поработали. Одиннадцать лет? Большинство передач могут только мечтать о таком сроке.

– Ты восхитительная, – говорит Рути. – Нам повезло у тебя учиться.

Палома улыбается, но я вижу, как больно ей на самом деле.

– Спасибо, Рути. Я собиралась прийти и сказать пафосную речь, но, думаю, все, что я могу сделать на данный момент – это поблагодарить вас за то, что с вами было так приятно работать. Вы такая же часть этого шоу, как и я. – С этими словами она шмыгает носом, пытаясь сдержать слезы. – Готовы к последнему раунду?

Палома, Рути и я смонтировали нечто вроде ретроспективы. Мы часами отбирали фрагменты из лучших эфиров Паломы – самые смешные и самые душещипательные. «Подъездные» моменты – такие, когда не можешь вытащить наушники и зайти в дом, пока не дослушаешь до конца.

В понедельник мы с Домиником сделаем новые шаги в подготовке «Экс-просвета». Начнется настоящая работа. Но сегодня я все еще продюсер, и это все еще моя передача.

Никогда еще час не пролетал так быстро. Ближе к концу студию заполняют коллеги с шампанским. Остается десять, а затем и пять минут, после чего Палома садится за микрофон, чтобы сказать прощальное слово.

– Слушателям, которые были с нами с самого начала, и слушателям, которые, быть может, обнаружили нас лишь совсем недавно, – спасибо вам за поддержку на протяжении всех этих лет. Начиная со следующей недели, меня можно будет услышать по радио «Жаркий джаз» на частоте 610 AM. А еще наш старший продюсер Шай Голдстайн запускает новое шоу – следите за подробностями. – Она ловит мой взгляд через стекло, и я, прижав руку к сердцу, одними губами говорю: «Спасибо».

Затем время для последнего прощания:

– Вот и кончились «Звуки Пьюджет». Меня зовут Палома Пауэрс, вы слушаете Тихоокеанское общественное радио.

Переход к Джейсону, который сообщает время и погоду, и мы официально завершаем вещание.

Студия взрывается аплодисментами; за стеклом Палома смахивает слезу.

Вот и все. «Звуки Пьюджет» – вся моя карьера в общественном радио, и теперь их больше нет.

Конец и – вскоре – новое начало.

Коллеги врываются к ней в студию и обнимают; наверняка они обмениваются воспоминаниями. Я не слышу их слов и не уверена, что хочу слышать. Палома уходит. Я остаюсь. Через пару дней полегчает, но сейчас меня накрывают противоречивые эмоции.

Доминик ждет меня в вестибюле, прислонившись к дверному косяку в комнате отдыха. В мозгу такая путаница, что сегодня я даже неспособна оценить его предплечья. Когда я направляюсь к рабочему месту, он поднимает за меня термос с кофе.

– Отличная работа, – говорит он, и, должно быть, с ним что-то не так, потому что он абсолютно серьезен.

8

В следующую среду после работы мы с Домиником изобретаем наши отношения и наш разрыв.

Готовясь к сегодняшнему вечеру, я распечатала кучу тестов из серии «Насколько хорошо вы знаете свою вторую половинку?» и позаимствовала у Амины с Ти Джеем пару настольных игр. Все уже ушли, за исключением вечернего диктора, проигрывающего контент с НОР, иногда прерывая его прогнозами погоды. (Частичная облачность. Всегда частичная облачность.) В ньюсруме горят только лампы над нашими головами, а снаружи уже стемнело.

16
{"b":"724602","o":1}