– Это глупо, – она пожала плечами.

– Это благородно.

– По отношения к кому мне быть благородной? – девушка рассмеялась, широко улыбнувшись.

– Научись быть благородным по отношению к самой себе.

– Я не обещаю, – она достала несколько купюр, – но я постараюсь, ладно?

Дакота вышла из машины, и мужчина протянул руку к таксометру, который показывал всего двадцать миль, хотя ему показалось, что прошла вечность. Лампочка таксометра загорелась зеленым.

Девушка не торопилась выходить, и они молча сидели в машине, каждый думая о своем

– Тебе хотя бы нравится работать в книжном магазине? – Эзра оглядел стеклянную витрину магазина.

– Конечно. – Дакота улыбнулась собственным мыслям. – В книгах чаще всего люди находят смысл своей жизни.

– И к какому же жанру принадлежит твоя жизнь? – Эзра рассматривал задумчивое лицо и старался убедить себя в том, что эта девушка на самом деле не сломлена.

– В моей жизни бывало много жанров, и ужасы, и фантастика, и… Но исторический жанр и детские книги были и будут самыми честными из всех.

– Но ведь историю переписывают, о ней врут, и она становится своего рода фантастикой.

– Так было не всегда.

– А детские книги всего лишь для детей, – Эзра пожал плечами, он не понимал, о чем говорит Дакота. Для него детские сказки всегда были детскими сказками. Не более.

– Те, кто говорят, что детские книги для детей, имеют детское сознание. На самом же деле, в них содержится куда больше правды и достоверности, нежели в любом бульварном романе.

– Может ты и права. – Эзра не хотел спорить с девушкой и просто кивнул. Он согласился с ней, чтобы только она не почувствовала себя в очередной раз навязчивой и ненужной.

– Может и не права, но иногда хочется почувствовать себя правой, – девушка открыла дверь машины, в салон залетел свежий воздух и запах табака начал пропадать, – все, чего я хотела добиться в этой жизни – это собственной невиновности.

– Ты не виновата, – прошептал он, откидываясь на спинку сидения, девушка уже хлопнула дверью и наверняка его не слышала, – только не ты.

«Люди не любят жалеть или чувствовать себя в чем-то виноватыми».

Агата Кристи

«Третья девушка»

Салон снова наполнился звуками вибрирующего телефона.

– Да, Эвелин, – Эзра поправил зеркало заднего вида, разглядывая огромную трещину в стеклянной витрине книжного магазина, – проехали двадцать миль.

– Неужели так мало? – по ту сторону послышался удивленный голос.

– Увы, – кивнул мужчина, записав в свой блокнот количество купюр, которое оставила ему Дакота. Она была не первая, у кого он не хотел брать деньги. Но такие были их правила в Бюро Черных Кэбов.

– Что ж, я все зафиксировала, удачного дня? – Эвелин снова говорила каким-то удивлённым тоном и Эзра понимал, что она пытается скрыть какую-то неведомую ей ранее неуверенность, ведь, когда он только появился в Бюро в свой первый день, она была радостной, выглядела уверенно, а встретила его дружелюбно. Впрочем, и остальные триста шестьдесят пять дней она встречала его с искренней улыбкой на пороге Бюро.

– Спасибо, – он первым отключился и еще, кажется, долго всматривался в очертания красного автомобиля, стоявшего поцарапанным прямо у книжного магазина. В очертаниях вывески, рекламирующей очередной аромат известной марки, Эзра отчетливо увидел улыбающееся лицо Эвелин.

Эвелин. Она была так прекрасна и так молода, но почему-то не имела ни друзей, ни знакомых. Часто задерживалась на работе и жила только за счет своей жизнерадостности. Эзра удивлялся, и откуда только в ней было столько энергии, но еще больше его восхищало ее терпение. Почти сразу она определила в Эзре родного человека, с кем могла обсудить личные вопросы и в целом считала Эзру своим другом. Время шло. Эвелин привязывалась все сильнее, а Эзра пытался отстранить от молодой девушки, потому что ее уверенность пугала, а сегодняшнее приглашение встретить Рождество стало и вовсе абсурдным приглашением, которое просто не мог принять.

Не не хотел.

Просто не мог принять.

– Аэропорт Хитроу, нужно срочно! – в переднюю дверь заглянул молодой парень, возрастом не больше тридцати.

– Садись, – кивнул Эзра, бросив полный интереса взгляд на нового пассажира. Тот был худым и высоким, а садившись едва не задел головой дверной проем.

– На самолет опаздываете? – Эзра не любил задавать очевидные вопросы, но чтобы хоть как-то начать беседу, он иногда прибегал к этой практике.

– Что-то вроде этого, и если я опоздаю, – парень провел рукой по смуглому лицу, – то меня уволят. И тогда я останусь в Лондоне на всю свою оставшеюся жизнь, – он как-то слишком глубоко вздохнул и запрокинул голову назад, смотря в белый кожаный потолок Черного Кэба.

– Не самый плохой исход, для кого-то Лондон – это несбыточная мечта, – Эзра запустил таксометр и, посмотрев в зеркало заднего вида, начал выезжать с парковки.

– Что для одного потолок, для другого пол, – отозвался парень, пытаясь расчесать пятерней густые волосы, – так что если сначала я думал, что Лондон – это только мое начало, то сейчас я все больше допускаю мысль о том, что это мой «потолок».

– И почему же так? – Эзра приподнял одну бровь, оценивающим взглядом осмотрев кожаный, явно байкерский костюм.

– Почему мне не светит ничего, кроме Лондона? – парень ухмыльнулся. – Взгляните на меня. Я – Роберт, одиннадцать лет я потратил, чтобы проучиться с людьми, которых ненавидел. После – четыре года скитался в общежитиях, где водились тараканы, а также приятный бонус – совершенно некомпетентные преподаватели, которые не видят ничего дальше своего вздернутого носа. Еще год я потратил на то, чтобы оказаться здесь. На низкооплачиваемой работе. Еще два года я становился неплохим фотографом и вот сейчас. Сейчас я не более, чем человек, потративший восемнадцать лет впустую.

– Но жизнь не измеряется годами жизни, – начал вести дискуссию Эзра.

– Да, но на могильных плитах пишут именно это, – невесело ухмыльнулся Роберт, – а вообще, были в моей жизни определенно и хорошие вещи, но было их гораздо меньше.

– Но ведь были.

– Но ведь меньше, – парень был уверен в соей правоте.

– Есть еще время исправить все. Сегодня с утра одна женщина сказала мне, что еще вся жизнь впереди и…

– Тот, кто думает, что у него полно времени не иначе, чем глупец, не знающий, что жизнь имеет свойство заканчиваться, а время – двигаться очень быстро.

– Неужели ваше время вышло? – не понял Эзра.

– Иногда наступает момент, и ты понимаешь, что где-то внутри, ты вдруг остановился. Остался в каком-то прошлом. Застрял там, как Алиса в зазеркалье.

– Но ведь Алиса выбралась.

– Но я не Алиса, – парень почесал тонкими пальцами небритую щеку, – к счастью.

– Откуда вы? – Эзре и правда было интересно, откуда этот человек приехал. Ведь он выглядел совершенно не местным. И дело было вовсе не в его цвете волос, коже или странном грубоватом акценте, чем-то почему-то напоминавший Эзре не то хорватский, не то словенский. Дело было в движениях тонких пальцев, в движениях рук, которые очень сильно жестикулировали. Дело было в карих глазах, которые метали молнии, хотя человек не казался агрессивным. Наоборот, был вполне спокойным, но с эмоциями, которые вот-вот вырвутся наружу. Но не смотря на то, что у пассажира был достаточно грубый голос, он не сказал чего-то обидного, и даже не пытался задеть Эзру. Впрочем, спустя какое-то время Эзра начинал понимать, что излишняя эмоциональность и большая доля скепсиса в голосе с грубоватым акцентом могла принадлежать только человеку, который жил…

– Россия, – кивнул Роберт, растягивая кожаную куртку.

– И чем же вам не нравилась Россия, что вы решили переехать? – Эзра удивленно приподнял одну бровь и проследил, как руки парня оказались за головой. Он закрыл глаза.