Пещера Шёпота в свою очередь походила на раззяванную пасть огромного зверя, прильнувшего к боку скалы. Затаившегося, выжидающего, когда они приблизятся, чтобы прыгнуть и проглотить их. Но прыгать было необязательно, они сами шли к нему в глотку. Возле Пещеры было установлено множество шестов с насаженными на них Защитниками, что соседствовали с рогатыми черепами местных козлов. К шестам также крепились позвоночные кости, рёбра и когти, торчащие в разные стороны, словно шипастые наросты неких жутких костяных деревьев. А ещё были привязаны разноцветные ленты, и их развевал ветер. Черепа Зверей скалились на своих вознёсшихся постаментах, обозревая каждую пядь на подступах к Пещере. Ни то, что враг, мышь не проскользнула бы мимо них незамеченной. Изумрудные лучи их взглядов пронзали темноту. Пересекая их, Ули ощущал, точно по его коже проводили ледяным языком. Защитники признавали своих хозяев и пропускали их.

   У широкого проёма Пещеры старейшина остановился и отпустил руку Ули. Стражи подходили, вставали тесной кучкой, повиснув на своих посохах, дабы отдышаться. Наконец, последним доплёлся Мок. Этот шёл, опрометчиво не глядя под ноги, а задрав голову на ближайший шест и черепушку на нём. И Ули мог поклясться, что он улыбался Защитнику, словно старому приятелю, с которым давно не виделся.

   Мок оказался не последним. Следом за ним появился запыхавшийся отец. Тут уже Ули не сдержал улыбки.

   Но вот старейшина заговорил, обращаясь к ним, и все прочие мысли пришлось отбросить. Посох с огнеглазым черепом он отставил в сторону, но и этот Зверь взирал на них. Здесь было их место. И скорее пришедшие от подножия горы люди являлись чужаками, явившимися сюда из совсем иного мир, а не наоборот.

   - Сегодняшняя ночь особенная, - произнёс Тамир, придав своему голосу должной размеренности и даже величественности. - Для кого-то она наступает во второй раз, для кого-то уже в десятый, а для кого-то - в первый. Но для каждого из нас она всегда будет особенной. Это ночь ритуала. Ночь обмена Дарами в знак вечного мира. Ночь страха. Ночь спасения. Мы - стражи Предела, и это наша ночь.

   Они слушали, сбившись плечом к плечу, будто стремясь прикрыть друг друга от задувающих с гор холодных порывов. Тамир стоял в своей длиннополой накидке как в плаще, и, когда он вздымал руку с посохом, точно то был царский скипетр, во мрак над их головами устремлялись призрачные лучи. В их отсветах поверхность утёса представлялась сплошной чёрной глыбой.

   - Не в первый раз мне предстоит провести ритуал, - продолжил старейшина. - Я знаю, что мы должны делать, чтобы всё прошло правильно, как завещали нам предки. Ритуал - это не ужас, а испытание ужасом. Сейчас я говорю преимущественно нашим молодым братьям, если дрогнет один, если хотя бы один обернётся, он не только погубит себя, но может потянуть за собой и других. Так что сегодня мы должны стать единой семьёй, в которой все будут поддерживать всех. Ведь, чем нас больше, тем меньшая нагрузка ложится на каждого в отдельности. В особенности на Ули, что впервые примет участие в ритуале... Мы выполним своё предназначение как должно... Зажигайте факелы. Время пришло.

   Все должные слова были сказаны, а время не только пришло, но и поджимало. Потому началось активное движение. То была ещё возможность занять руки и тем отвлечь мысли от грядущего, хотя в подобном никто бы не признался.

   Чтобы высечь огонь пришлось повозиться, но вот, подожжённые друг от друга, воспылали шесть факелов. Пламя трепетало и шипело. Частокол шестов с черепами вокруг них стал виден отчётливее. Мрак отступил, но за пределом круга огней сгустился вовсе в непроглядное "ничто".

   Старейшина первым направился внутрь Пещеры. Остальные потянулись следом. Козёл вновь заупрямился, но на этот раз отец, под присмотр которого тот вернулся, быстро с ним совладал. Ули этого не заметил. Он ощущал себя как в полудрёме и будто не управлял своими ногами, а те сами отказывались направляться, куда бы то ни было. И этого Ули тоже не замечал. Он ни о чём не думал, у него не получалось думать. Он просто стоял. Но вот кто-то - это был дед - слегка подтолкнул его в спину, помогая сдвинуться с места.

   ...Пещера Шёпота представляла собой округлую залу полсотни шагов в поперечнике. Покрытый толи насыпной, толи нанесённой ветром землёю ровный пол. Пещера была пуста, за исключением самого центра, где помещался сложенный из крупных камней очаг. Здесь никогда не селились дикие звери и даже рукокрылы избегали этого сухого и, казалось бы, такого подходящего для их обитания места. Лишь раз в шесть лет сюда приходили люди. А между их визитами Пещера пустовала, словно само время останавливалось в ней.

   Старейшина убедился, что всё в порядке и с их прошлого визита сюда ничего не изменилось. Но вот они вновь здесь, и Пещера пробуждалась ото сна.

   Хворост с носилок был переложен в очаг, где из него соорудили подобие шалаша, остальное свалили рядом, чтобы потом подкладывать в огонь. Козла привязали у входа к вбитому здесь железному кольцу. Факелы укрепили в скобах на стенах, распределив их, чтобы осветить всё пространство. Тамир раздавал указания, стоя у очага. Ули, которому никто никаких поручений не давал, а сам он не знал, что делать, замер рядом. Сперва он пытался помогать, но скоро понял, что потребности в его участии нет, а скорее есть помеха. Потому он решил не путаться под ногами, - когда понадобится, ему всё объяснят.

   Пока шли приготовления, Тамир всё же взялся ему кое-что рассказать о предстоящем ритуале, чего дед с отцом толи не знали, а скорее, предвидя эту беседу, посчитали излишним говорить самим. После первых же слов старейшины Ули обратился весь в слух. Лицо Тамира в свете факелов казалось древним, словно вырезанным из дерева. Глаза же под седыми бровями сверкали, как драгоценные камни.

   Старейшина говорил о Пределе и "той стороне".

   - Послушай меня, мальчик. Тебе могло показаться, что все мы тут сошли с ума и занимаемся какой-то ерундой. Кучка повредившихся рассудком стариков, что на ночь глядя лезут в горы, и тянут за собой тех, кому заморочили головы.

   Ули так никогда не считал, вовсе нет. Старейшина не обратил внимания на качания его головы. Он наблюдал за тем, как стражи, сгибая негнущиеся спины, с помощью меловых камешков начали обновлять изображения, некогда уже начертанные на стенах. Изображений здесь оказалось множество - витиеватые линии, круги и квадраты, что, сложно сплетаясь друг с другом, "украшали" все доступные поверхности. С прошлого своего начертания контуры рисунков потускнели да запылились, а потому были едва различимы за совершающимся в Пещере танцем из дрожащих теней и рыжих пламенных всполохов.

   Старейшина говорил. Раз начав, он привык доводить свою речь до конца.