Ули подошёл к отцу. Тот прихрамывал, но нёс носилки. Они смотрели на связанного Зверя, бывшего, в общем-то, не страшнее Бурхдухара.
Кто-то указал на трещину, что пролегла через тропу. А у Пещеры видели несколько упавших шестов, и там же словно бы сдвинулся с места один неподъёмный валун. В ближайшее время следовало восстановить Защитников в прежнем виде.
Обменялись на сей счёт соображениями.
Когда собрались поднимать носилки и двигаться дальше, Ольб отвёл взгляд от Драма, которого старейшина вновь брал под руку. Повысив голос, он сказал:
- Это всё девчонка накликала! Недаром им велено сидеть по домам и не высовываться.
- Не говори точно Шуко! - Дед дёрнулся как ужаленный. - Дурной старик, разве девочка заставила его встать с места, когда другие сидели?
- Мне плевать на Шуко! - горячился Ольб. - Сын, сына моего... Что я скажу его матери?.. Она всё! Она, девчонка!
Дед шагнул в его сторону. Отец оказался быстрее. Они с Ольбом были давними приятелями, но тут уж... Если бы Ули не встал между ними, а там не подоспел Тамир, быть бы беде. А так вроде обошлось. Позыркали, посопели друг на друга. И подняли носилки прежним составом - что ни думай, а общее дело доделать надо.
Все вымотались, что и говорить. Нет, Амми кроме Ольба никто ни в чём не винил. А тому нужно было время, чтобы смириться со случившимся. Просто что-то изменилось на "той стороне". И теперь что-то должно было поменяться на этой. Чтобы хорошенько подумать о том, у них имелось в запасе шесть спокойных лет.
Старики положили остатки сил на обратную дорогу с горы. Трава и листья кустов блестели от капель росы. Хотелось собрать её в ладони и умыться, но лень было сгибаться. Влагой напиталась шерсть накидок. Ничего, днём, пока женщины будут заняты готовкой праздничного обеда, а мужчины прилягут отдохнуть, накидки вывесят на плетни заборов, и солнце их просушит.
Тропа делалась нахоженнее. Из-за деревьев выступил тёмный угол окраинного дома, увитый высоко вскарабкавшимся плющом. Донеслось блеяние проснувшихся в деревне коз, а с ними просыпались и люди. Ночные тревоги уходили окончательно.
Ули даже не пытался подавить зевка от уха до уха. Дед растянул рот за ним, аж хрустнула челюсть. Мальчик - мужчина, совсем молодой, но уже мужчина - улыбнулся. Крепнущий свет изгонял сумрак, и окутавшие мир туманные пелены рассеивались под ним. Утро полнило душу лёгкостью. От того и шагать становилось легче. Ноги сами летели по вылезшим на тропу древесным корням, спеша к дому. Закончилась роща. Несущие носилки мужчины замедлил ход, но не чтобы вновь отдохнуть. Прошёл старейшина, проверяя, не отстал ли кто-то. Дед переложил посох из руки в руку. Ули посерьёзнел, расправил плечи. Следовало выглядеть, как подобает стражу Предела, исполнившему своё поистине нелёгкое служение.
Ведь их встречали.
У первых домов стояли все женщины деревни. Стояли и ждали возвращения своих отцов, мужей, братьев, сыновей. И по тому, как они смотрели, было понятно, что ночной грохот в горах напугал их до полусмерти. Вместе с хозяйками пришли собаки и вездесущие козы. Всем скопом.
Женщины подступили к ним, но пока оставались чуть в стороне.
Тамир распорядился опустить носилки на землю. И возвестил:
- Стражи выполнили свой долг! Наш Дар был принят, и мы получили ответный. Новый. Больший. Как знак большего почтения. Впервые за сотни лет... Когда вновь придёт срок, мы также преподнесём больший Дар. Дикого кабана или рысь. Дабы мир сохранялся вечно, и Предел сохранялся вечно!.. Стражи вернулись домой.
На последних словах голос старейшины сорвался.
Ули стоял возле деда. Про себя он думал, что Храмшир (а с ним дрожащие горы и обжигающий свет с "чужой" стороны очага) мог быть знаком отнюдь не почтения... Но дальше мысли его не шли. Да и старейшине было виднее. Пока Тамир говорил, вспомнились пролитые в Пещере слёзы. Ничего, в следующий раз их не будет. И, как же хорошо, что следующий раз наступит ещё нескоро.
Тамир указывал своим обезглавленным посохом на лежащего на носилках Зверя. Он вещал о том, как целый мир держится на них одних, какая великая миссия возложена - не только на мужчин, но и на женщин. На всё их селение. Ули смотрел в скопление знакомых лиц, что слушали старейшину посреди нарождающегося утра. И читал на них отнюдь не гордость или радость, и даже не удивление от вида нового Дара. А усталость от бессонной ночи.
С некоторым недовольством Ули отвернулся.
- Так пусть будет пир! - возгласил Тамир, раскинув руки. - Воздадим хвалу Небесам за то, что поддержали в нас силы и мужество. Примем Дар, как полагается.
По его знаку отец и остальные подняли носилки. Храмшир издал булькающее хрипение. Кожаные пузыри на его шее вздулись и опали. Хвост выскользнул из верёвок, свесившись безвольной змеёй. Зверь оставался жив до самого конца - хорошая примета.
Тут уж всё смешалось. Женщины обнимались с вернувшимися мужчинами. Разговоры. Но ещё в полголоса. Для шумного веселья время наступит позже. Гомонящая толпа следом за носильщиками и их ношей направилась к центральной площади, где всё уже было приготовлено для праздничного костра.
Ули двигался в гуще людей. Мать поцеловала его и отошла к отцу.
- Дед, почему погиб Шуко? Что там на самом деле за Пределом, что мы стережём за весь мир? Тамир говорил, но...
Дед провёл ладонь по его волосам, думая про себя, что после сегодняшней ночи в их чёрном буйстве могут замелькать ранние белые нити. Два рогатых посоха слаженно постукивали по деревенской улочке.
- Я не знаю. Никто не знает. Забылось за давностью лет. У нас уж точно. А может, и у Них тоже... Ты ещё слишком юн, многого не поймёшь. Знать-то оно не главное. Главное, чтобы Предел стоял. Чтобы был мир, и всё шло своим чередом... Ладно, беги вперёд. Я тихонько поковыляю, а тебя вон - ждут.
Мать была в своём всегдашнем платье с платком из козьей шерсти на плечах. Держа её за руку, рядом шла Амми. Клык, что висел у малявки на шее, та крепко сжимала в кулаке. На брата она косилась огромными глазищами.
