– Попробуй слова из учебника тоже повторять вслух, как будто произносишь роль, – предложила Пэм, и в её серьёзном взгляде вспыхнула смешинка. – Держи. Это французское стихотворение о такой распрекрасной природе, как говорит наша Мамзель. Произноси вслух, изображай коровок и овечек, попрыгай немного, как милые резвые ягнятки. А когда доберёшься до уток, походи вперевалку. И сразу всё запомнишь.
И Дорис с жаром принялась учить французское стихотворение о природе. При виде её Пат и Изабель, которые забежали за какой-то книгой, чуть не упали от хохота. Дорис громко произносила слова, сопровождая их самыми разнообразными движениями. Она то скакала, как ягнята, то жевала, как коровы, то ходила вперевалку, как утки. Это было восхитительно. Подруги визжали от смеха: Дорис превратила нудную и тяжеловесную поэму в комические куплеты.
– Ну что, запомнила? – поинтересовалась Пэм, когда она без сил рухнула на стул.
Дорис почесала нос.
– Сейчас проверю, – сказала она. – Начинается так…
Но, пока Дорис не встала и не начала изображать всё по новой, она не смогла вспомнить ни слова. Стало ясно, что текст всплывает у неё в уме только одновременно с игрой.
– Но ты всё же запомнила стихи, – обрадовалась Пэм. – И ты их не забудешь. Мамзель будет очень довольна своей chére[6] Дорис.
Но, увы, на следующий день Дорис не удалось произвести хорошего впечатления на мадемуазель. Упражнение, которое надо было выполнить письменно, пестрело ошибками, и француженка сурово перечеркнула его синим карандашом. Учительница не жалела карандаша, когда злилась, и тетради по французскому языку представляли собой жуткое зрелище.
– А, Дорис… – начала мадемуазель во время обсуждения домашнего задания. – Ах ты… Я держалась рукой за твой пульс…
– Держала руку на пульсе, – ухмыльнувшись, подсказала Бобби.
Мадемуазель стрельнула в неё сердитым взглядом, но продолжила:
– Я держалась рукой за твой пульс все эти годы, но ты до сих пор не знаешь, что во французском языке стол – женского рода, а не мужского. Тебя нужно отправить обратно в детский сад! Ты так и не научилась произносить французское «р», единственная из всего класса. Такая большая и такая глупая.
– Да, мадемуазель, – покорно пробормотала Дорис.
Обычно покорность успокаивала учительницу, но на этот раз она разозлилась ещё сильнее:
– Ты что, издеваешься надо мной?! Смеёшься мне на лицо и глазами не моргаешь?! – гаркнула француженка, сама совершенно позабыв английские выражения.
Ученицы захихикали.
– Вы хотели сказать «смеёшься мне в лицо и глазом не моргнёшь»? – снова не выдержала Бобби.
– Не смей меня учить, Бобби, – вспылила мадемуазель. – Вечно ты перебиваешь. Дорис, встань.
Дорис встала. Губы у неё подрагивали – она заранее представляла, как изобразит эту сцену перед девчонками. Хохоту будет!
– Твоя письменная работа ужасна. Послушаем теперь устную часть, – угрожающе проговорила мадемуазель. – Ты выучила стихотворение? Ну ладно, тогда рассказывай. Начинай.
Дорис поняла, что не может произнести ни одного слова. Глядя прямо перед собой, она лихорадочно пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Там было что-то про животных… но слова-то какие?..
– Она выучила стихотворение, мадемуазель, – взволнованно пискнула Пэм. – Я сама слышала вчера вечером, как она рассказывала его, не заглядывая в книгу.
– Значит, сейчас мы тоже послушаем, – ответила мадемуазель. – Начинай, Дорис.
Пэм, которая сидела позади Дорис, прошептала первую строчку. Дорис повторила и вдруг поняла, что расскажет стихотворение, только если будет всё изображать. Но не может же она разыгрывать театр перед учителем! Мадемуазель, которая очень любит французскую поэзию, опять решит, что над ней издеваются.
– Ну, Дорис, я жду, – нетерпеливо произнесла мадемуазель. – Так ты можешь рассказать стихотворение или нет?
– Могу, – с отчаянием ответила Дорис, – но только если я его разыграю.
– Так разыгрывай, – бросила фрацуженка, закипая. – Но имей в виду, ma chére Дорис, если ты обманываешь, я пожалуюсь мисс Теобальд. Разыгрывай что хочешь, только произнеси всё стихотворение без ошибок!
И Дорис принялась разыгрывать французскую поэму в своей обычной преувеличенной, насмешливой манере – раскачиваясь, блея, переваливаясь с ноги на ногу и подпрыгивая. Двигаясь, она рассказала всё стихотворение без единой ошибки. Всё-таки необычно у неё была устроена голова.
Её одноклассницы давились от смеха, хотя каждую минуту помнили о присутствии учительницы и опасались, что она вконец разозлится.
Ситуацию спасла Клодин. Она хлопала в ладоши от восторга и, откинув голову, звонко, заразительно хохотала. Девчонка просто хваталась за бока от смеха.
– Ой, ma tante, ma tante! – воскликнула Клодин, когда Дорис наконец умолкла. – Какая умница, какое чудо эта Дорис! Так здорово прочитала и не сделала ни одной ошибки. Я теперь никогда не забуду это стихотворение!
Мадемуазель вздёрнула очки повыше, а затем выражение на её лице вдруг изменилось, и она сама расхохоталась на весь класс. Ученицы облегчённо выдохнули. Мамзель поняла юмор, значит, всё в порядке.
Француженка сняла очки и отёрла слёзы.
– Очень, очень здорово, Дорис, – сказала она. – Конечно, это стихотворение надо читать совсем по-другому, но у тебя получилось очень смешно, и поэтому я прощаю тебе безобразную письменную работу. Ты честно выучила поэму наизусть и уморительно прочитала её. Правда, Клодин?
Клодин с готовностью согласилась.
– Может быть, нам всем рассказать стихотворение так же, как Дорис? – предложила она, и её глаза заблестели.
Но на такие крайности мадемуазель была не готова.
– Ah, non[7], – сказала она. – Только у Дорис есть актёрский дар. Когда одна девочка вот так рассказывает стихотворение, мне смешно, но четырнадцать – это слишком. Так! Взгляните на часы. Мы пол-урока потратили на эту остроумную плохую ученицу Дорис. Откройте учебники, пожалуйста.
Так Дорис поняла, что способна запомнить что угодно, если будет учить вслух и с разными смешными жестами. Но, к сожалению, очень часто она не могла повторить то, что выучила, если стояла неподвижно, а далеко не всем учителям нравился этот забавный способ учить уроки. Например, мисс Уилкокс назвала чтение Дорис дуракавалянием самого дурного тона.
На уроках мисс Корнуоллис или мисс Теобальд подобное представление тоже было немыслимо, хотя одноклассницы часто просили Дорис рассказать новые правила по математике, сопровождая их приличными, а то и неприличными жестами.
– Не хочу вылететь из школы только ради того, чтобы вас повеселить, – сказала как-то Дорис в ответ на очередные просьбы. – Наоборот, буду стараться изо всех сил с помощью Пэм, хотя мне никогда не стать отличницей или даже хорошисткой.
– Зато ты всегда сможешь развеселить людей, – сказала Изабель. – Я бы тоже хотела так уметь, но у меня не получается.
– А я бы хотела писать книги или прекрасные картины, – вставила Элисон.
– И я тоже, – согласилась Энн-Мэри. – Мне это гораздо больше нравится. Оставить потомкам на память о себе что-то, созданное тобой, – вот что действительно ценно.
– Фанатки Дейрдре, – насмешливо бросила Карлотта.
Дело в том, что Элисон как-то узнала, что имя мисс Уилкокс начинается на букву «д», и спросила её, что это за имя.
– Дейрдре, – ответила мисс Уилкокс.
Элисон сразу решила, что это восхитительное имя, такое романтичное и живописное, в самый раз для милочки мисс Уилкокс. Дейрдре Уилкокс – чудесное имя для поэтессы. Она сообщила имя Энджеле, а та разболтала всему классу. А поскольку Элисон и Энн-Мэри постоянно крутились около учительницы, их теперь дразнили фанатками Дейрдре, что обеих очень раздражало. Элисон ругала себя за то, что поделилась секретом с Энджелой, – было бы гораздо лучше, если бы имя мисс Уилкокс осталось известно ей одной.
