========== Глава 7. Кассиан ==========
Иллирианец задумчиво крутил в руках камешек, который только что доставила Амрена. Сама фэйка тотчас же исчезла, утянутая темнокожим Варианом — наверно, в роскошные покои дворца Адриаты. Что ж, имеет на это право.
— Аз, даже не смей, — не оглядываясь, произнёс Кассиан.
— Почему?
— Хватит уже убегать.
— Я думал, это называется тактичность.
— Нет, — главнокомандующий иллирианской армии оглянулся на клубок теней, окутавший его названного брата. — Это называется свинство.
Азриель обречённо вздохнул. Отчасти Кассиан его понимал. В последние несколько дней спокойное жилище, некогда принадлежавшее матери Ризанда, превратилось в поле брани. Хлопали двери, летали стулья, половина столовых приборов была безнадёжно испорчена — погнута или разломана на части. Вся мягкая мебель стала твёрдой, потому что пух и перья, ещё недавно наполнявшие её, разлетелись по полу. И, если Кассиан и Манона, главные виновники этого беспорядка, чувствовали себя, как рыбы в воде, Азриель то и дело пытался улизнуть, закутавшись в свои тени, как в одеяло.
— Я не нанимался зрителем ваших разборок, — сквозь сжатые зубы процедил Аз.
— Но ты мой друг, — парировал Кассиан.
Он и сам стыдился того, что названный брат стал невольным свидетелем всех беспорядков и разрушений. Но он ничего ни мог с этим поделать — каждый разговор с златоглазой кончался погромом. Или она, выйдя из себя, разрывала железными ногтями ветхие подушки и матрацы, или же он, потеряв контроль, опрокидывал столы и крушил всё, что попадалось ему на глаза. С их последней спокойной беседы прошла почти неделя — тогда они только прибыли в Гавань Ветров и обменялись своими взглядами на политику. Если тот их разговор выглядел напряженным, то последующие нельзя назвать иначе, кроме как разрушительными и катастрофическими.
Всё началось после той ночи, когда трое иллирианских животных заманили Манону в лес, собираясь изнасиловать и убить. Кассиан тогда спешил домой, успешно разрешив конфликты в соседних поселениях, но, вместо нового кусочка идиллической картины с горячим ужином, застал пустое и холодное жилище. Он сразу подумал о худшем — униженный военачальник Девлон захотел отомстить.
Кассиан ринулся на плац, ожидая застать там Манону с жуткими следами ударов плетью на спине. Но тренировочная площадка оказалась пустой. Несмотря на страсть, которую иллирианцы питали к сражениям, ночь они предпочитали проводить в своих тёплых хижинах, а не на открытом всем ветрам плаце.
Тогда Кассиан решил, что Манона пошла охотиться в рощу, ведь он сам оставил ей лук и стрелы, рассказав про места обитания горных козлов и сусликов, которые сгодились бы для ужина.
Смутное чувство тревоги нарастало. Кассиан хотел бежать по извилистым горным тропам, но крылья сами понесли его вглубь хилого леса на окраине общины.
То, что он увидел там, не могло сравниться ни с одним ночным кошмаром: трое крылатых выродков и покрытая кровью девушка — белые волосы, спорящие с красотой полной луны, золотые глаза, каких в этом мире он не видел больше ни у кого, и вероломно разорванная и смятая одежда, обнажающая светлую кожу. Кассиану потребовалось время, чтобы вспомнить о том, что кровь Маноны голубого цвета, в отличие от той, которая залила её глаза, пропитала насквозь рубашку и порванные на бёдрах штаны. Но этих секунд сомнения хватило, чтобы Манона поняла всё неправильно. Она, Котёл её побери, решила, что иллирианец так ошарашен смертью двух ублюдков. Подумала, что его испугали железные зубы и ногти, отражающие лунные блики. Ему стало физически больно от вида того, как она ощетинилась и приготовилась отражать очередную атаку — на это раз от него. Но обошлось: Манона потеряла сознание раньше, чем успела кинуться. Позволила взять своё тощее, почти прозрачное тело на руки и отнести домой.
Кассиан не отходил от неё два дня — ещё один повод для обид Азриеля, которому в это время пришлось заниматься наведением порядка в Иллириании. Но Кассиан просто не мог оставить её одну.
Она, безобразно худая (это он успел заметить, меняя пропитанную кровью рубашку и разорванные штаны на свою одежду, более всего похожую на ночную сорочку), бледная и измождённая, впала в глубокий сон. Манона не могла сама есть и справлять естественную нужду. Два дня Кассиан, как раб, исполнял все прихоти, которые умел разглядеть в едва заметных движениях обессиленного тела.
И вот, очнувшись, Манона решила, что он злится из-за расправы над обидчиками. Это был удар, сродни тем, что наносили копья конников по бегущим в авангарде пехотинцам. Его буквально отбросило назад во всех замыслах поговорить с девушкой и всё ей объяснить. Это стало началом пути в никуда — он так и не смог подобрать слов, не нашёл выражений, чтобы описать тот ужас, который охватил его, когда он увидел Манону в окружении трёх иллирианцев, заметил разошедшийся шов на её кожаных штанах.
Вся ненависть к себе выливалась в агрессию, которую Манона принимала на свой счёт. Отсюда — бесконечные ссоры и разрушения; от них Азриель и стремился скрыться в тенях.
— И, чтобы остаться твоим другом, я не хочу смотреть, как ты превращаешься в Тамлина, которого мы все, как ты помнишь, осуждали, — всё-таки не исчезнув, произнёс Аз.
— Это не одно и то же.
— И в чём же разница?
— Будто ты не видишь, — усаживаясь на единственный уцелевший стул, устало ответил Кассиан. — Манона далеко не Фейра. Летающая мебель ей нравится.
Это была правда. К примеру сейчас, после безжалостной расправы над старинным креслом, подвернувшимся под руку после утренней встречи с Кассианом, Манона бодро давала уроки юным иллирианкам. Это стало её ежедневной добровольной обязанностью после той роковой ночи. Серебровласая воительница — поговаривали, она уделала самого главнокомандующего — каждое утро проводила тренировки для девочек, обучая их владеть собственным телом, мечами, кинжалами, копьям, луком — словом, всем, что можно найти на тренировочной площадке. Теперь удержать крылатых женщин не могли ни отцы, ни братья, ни мужья — они все рвались в бой, вдохновлённые тем, что ведьма с железными ногтями покровительствует им.
Азриель покачал головой и прямо посмотрел на Кассиана, словно думал проткнуть его этим взглядом. Это означало, что сейчас он выскажет своё честное и бескомпромиссное мнение. Возможно, оно заставит Кассиана пожалеть о том, что не позволил «певцу теней» сбежать в тихий цветочный сад на заднем дворе городского дома. Но вопреки ожиданиям Азриель задал вопрос:
— И когда ты ей скажешь?
Кассиан весь подобрался, постаравшись как можно равнодушнее глянуть на своего брата.
— О чем ты?
— О том, что ты понял ещё в военном лагере, — лёд в голосе Аза не оставлял сомнений: ему доподлинно известна вся правда. — Манона — твоя истинная пара.
Кассиан зарычал и, расправив крылья, разнёс на куски спинку последнего стула. Теперь он сидел на табурете, зато ощетинившись, как огромная плащеносная ящерица: крылья так и не желали складываться обратно.
— С чего ты взял?
Тени вновь заклубились вокруг статной фигуры иллирианца — он был готов вот-вот исчезнуть.
— Кас, ты испытываешь моё терпение. Зачем мне оставаться здесь, если ты не хочешь говорить со мной честно?
Главнокомандующий понимал, что его брат прав. Причём, абсолютно во всём. Кассиан понял, что Манона связана с ним самой судьбой, таким же унизительным образом, как рыжий дружок Тамлина, который признал в Элайне свою истинную пару, когда та только вывалилась из Котла. Кассиан же просто посмотрел на пленницу, — возможную союзницу Короля, закованную в кандалы преступницу — а в ответ её золотые глаза пронзили его насквозь, будто из них вылетел гарпун, прочно застряв в сердце. С тех пор Кассиан постоянно ощущал напряжение: образовавшаяся нить натягивалась, вырывала из мощной груди большое и тёплое сердце. Иллирианец, недавно смеявшийся над Ласэном, поджидавшим Элайну около библиотеки или случайно проходящим мимо её комнаты по десять раз на дню, сейчас сам делал что угодно, лишь бы провести лишнюю минуту рядом с Маноной. Пока это удавалось только во время ссор — стоило зацепить её за больное, и она готова была уделить ему полчаса своего времени.
