На несколько секунд в аудитории воцарилась тишина. Рихард услышал, как Виктор шикнул на него и даже покрутил пальцем у виска. Однако уже в следующую минуту горе-студент осознал, что все-таки вытянул счастливый билет. Альфред Херцтер самоотверженно зааплодировал.

– Браво, юноша! Вы нашли главный ключ в этом тесте. Ключ, который приведёт вас ко мне в ученики.

Толпа расшумелась, разбушевалась, озверела. Герру Штоссу с трудом удалось угомонить её. Даже Виктор Шнайдер обиженно отшвырнул ручку, а Рихард всё стоял, боясь спугнуть удачу. Неужели она вновь улыбнулась ему? Как тогда, в юности, с внезапно проявившим родственные чувства дядей?.. Везунчик однажды, везунчик на всю жизнь!..

«Помните, что не получить желаемого – это иногда и есть везение!..»

– Вы все здесь достойны быть моими ассистентами, – примирительно заговорил доктор и поднял руку вверх ладонью к аудитории. Его тотчас послушались. –  Но главное качество любого психиатра —это наблюдательность, а ей нельзя выучиться. С этим надо родиться.

Вдруг доктор Херцтер развернулся и, желая провести небольшой допрос в присутствии всей аудитории, внимательно оглядел толпу. Рихард постарался изо всех сил, чтобы не выдать своего волнения.

– Вы были членом гитлерюгенда, юноша?

– Так точно, герр Херцтер. Я двоюродный племянник штурмбаннфюрера СС, Пауля Шварца.

– Герр Шварц! – с одобрением сощурился доктор и весь просиял. – Знаем такого, знаем!.. Полагаю, с подобными родственниками вы, наверняка, состоите в национал-социалистическом студенческом союзе?

– Конечно, герр Херцтер.

 Довольная улыбка вновь озарила хитрое лицо доктора. Он многозначительно поднял руку вверх, и Рихард безоговорочно за ним повторил.

– Heil Hitler!

– Heil Hitler!

***

Июль 1941 года, Берлин

Стояла невыносимая духота. Ветерок проникал в судейский дом сквозь полуоткрытые ставни и вместе с солнечным зайчиком гулял по ковру, радиоприёмнику, портрету Вагнера на стене и многочисленным книжным полкам. Одинокий письменный стол в углу ломился от различных бумаг. Утренний кофе источал манящий запах, и Альфред Херцтер с удовольствия сделал глоток.

– У него просто божественный вкус. – Вдоволь насладившись любимым напитком, доктор нараспев обратился к своему собеседнику. – Я врач и осведомлён, что он вызывает привыкание и портит белизну зубов. И тем не менее… – Мужчина сокрушенно пожал плечами. – Я ничего не могу с собой поделать.

Судья Либернахт – интеллигентный пожилой человек с изрядной проседью в волосах – снисходительно рассмеялся, покряхтел и вслед за гостем отпил из своей кофейной чашки.

– У всех есть свои недостатки, друг мой. – На этих словах судья отставил чашку обратно на круглый столик и, сложив руки на животе, откинулся на спинку своего вместительного дивана. – Даже у такого именитого медика, как вы…

Херцтер подхватил шутливый тон судьи, но все же повёл разговор в более деловое русло. Чтобы он и не сумел обернуть всё в свою пользу?..

– У медиков… Возможно, – лукаво подмигнул судье доктор, – но не у истинного представителя арийской нации.

На это Либернахт позволил себе довольно-таки дерзкую ухмылку, а его давний приятель развязно расхохотался.

Мужчины сделали ещё по одному глотку кофе и поговорили на несколько отвлечённых тем, прежде чем Альфред затронул вопрос, который и привёл его в дом судьи Либернахта. К сожалению, его визит не оказался данью простой любезности, принятой среди высшего общества Германии того времени.

– На самом деле… я думаю, вы догадываетесь, что стало причиной нашей сегодняшней встречи.

Херцтер в свойственной себе манере понизил голос и заговорщицки посмотрел на хозяина этого гостеприимного дома. Многолетняя психиатрическая практика научила доктора безошибочно читать в сердцах других людей и сделала его прекрасным манипулятором. Этим он без зазрения совести пользовался в собственных целях.

Так, как бы Либернахт ни старался быть невозмутимым и безразличным, Альфред все равно видел, что перед глазами жадного до денег судьи уже слились миллионы рейхсмарков. Почтенный медик тяжело вздохнул. С возрастом его милый сердцу друг становился совсем уж предсказуем. Херцтеру стоило позвенеть перед Либернахтом монетами, как тот становился на задние лапки, готовый выполнить любую его прихоть, словно выдрессированная собачка. Но разве кому-то от этого хуже? Разве что тому биологически непригодному к жизни материалу, которым старый судья жертвовал ради сладостного звона денег…

Может быть, пагубное пристрастие к кофе и считалось ужасным пороком, но вреда оно принесло гораздо меньше, чем алчность.

– Что же. – Чтобы скрыть смущение, Либернахт откашлялся в кулак, и только потом заговорил. Он даже отвёл от гостя глаза, но того это лишь позабавило. – Раз Советский Союз и его безоговорочное поражение мы уже обсудили, то можно, наконец, заняться насущными делами.

Судья Либернахт, как и любой уважавший себя немец в июле 1941, считал начавшуюся на днях войну делом пустячным и решёным. К зиме они планировали победу. Насколько правдивы были их надежды?.. На этот вопрос могло ответить лишь время.

Франц Либернахт облизнул губы и демонстративно отвернулся. Учёный друг прекрасно понял намёк и, подавив улыбку, наклонился за своим рабочим саквояжем. Херцтер специально тянул время и краем глаза наблюдал за тем, как собеседник бросал в его сторону нетерпеливые взгляды, чем потешился вдоволь.

– Ах, да… Вот же он! – В конечном итоге доктор достал из портфеля крепко запечатанный конверт и протянул его другу. Глаза Либернахта блеснули огнем. – Ещё раз «спасибо» вам за помощь с тем малым. Вы же знаете, что совершили благой поступок. Наши потомки ещё вспомнят о вас…

Франц Либернахт почти выхватил из рук доктора конверт, распечатал его и пересчитал деньги. Старый приятель зачем-то пытался уверить Франца в том, что судья, занимающийся опекой и попечительством, поступил правильно, поместив умственно отсталого ребёнка в психиатрическую клинику, которой руководил Альфред. По сути своей Херцтер, конечно, лицемерил. Либернахт и без него спокойно упёк бы этого ребёнка в клинику, и никто бы слова против не сказал. Эти деньги освещали путь именно ему, Альфреду Херцтеру, ведь психиатрических клиник в их стране безграничное множество, а лакомый кусочек в конечном итоге достался только в его практичные ручки. Ведь правду говорят, что деньги открывают любые двери!..

Но, даже если Херцтер действительно хотел, чтобы судья верил, будто в больнице с ребёнком ничего плохого не случится, то он, Франц Либернахт, совсем этим не тревожился. Если доктор Херцтер будет ставить на том мальчике опыты, то он явно предпримет это во благо германского народа. Фюрер, если бы узнал об их договоре, наверняка, одобрил бы его. Так, о чем ещё можно терзаться?..

– Прошу вас, не утруждайте себя лишними объяснениями. – Несколько раз пересчитав деньги, Либернахт спрятал конверт в карман и располагающе улыбнулся гостю. Их сделка, планировавшаяся очень давно, наконец, состоялась. –  Я знаю, что, чтобы вы ни сотворили с этим ребёнком, вы cделаете это, руководствуясь совестью. А большего мне и желать нельзя.