Мюнхен, 1938 год

Тем свежим апрельским днём Рихард Зендер, студент последнего курса психиатрического института в Мюнхене, весело шагал на утреннюю лекцию, размахивая из стороны в сторону портфелем. Люди, что шли ему навстречу, терзались безрадостными мыслями о судьбе страны и собственных семей, но с лица юного Зендера ни на минуту не сходила улыбка.

Рихард был высоким стройным юношей и – единственный ребёнок в семье честных и работящих Зендеров, – с памятного для своего рождения слыл любимцем родителей. В детстве мальчик увлекался спортивным бегом и даже получил за это несколько медалей. Их ему вручал какой-то важный партийный деятель – обедавший, по слухам, с самим фюрером! – и Рихард до сих пор очень этим гордился.

Мальчик умел очаровывать, и учителя никогда не злились на него всерьёз. Если бы не темные волосы, Рихард давно бы прослыл эталоном истинного арийца. Шарлотта и Томас Зендеры – простые, неприхотливые люди, состоявшие, как и все, в национал-социалистической партии, – посвящали ему всё свое время. Отец твердил, что сын должен окончить университет, который когда-то не смог осилить он сам. Для этого приходилось таскать Рихарда за ухо со спортивной площадки и сажать за учебники, а позже отгонять от него миловидных соседок и одноклассниц, так и норовивших построить глазки. К счастью, со временем эти усилия все-таки дали свои плоды.

В ту пору, когда Рихард участвовал в соревнованиях по спортивному бегу, его приметил троюродный по матери дядя-штурмбаннфрюрер. Он приятно поразился природными данными племянника, определил мальчика в гитлерюгенд и по сердечной просьбе Шарлотты походатайствовал о нем перед своим знакомым – ректором психиатрического института. Кто откажет темно-синему мундиру?.. Один звонок решил всё, и в семнадцать лет Рихард покинул родной город, выпорхнув в большую жизнь.

До сих пор эта жизнь ни разу его не разочаровывала. Герр Зендер отличался веселым непринужденным нравом и никогда не переживал по пустякам. Учеба в институте, в который мать с таким трудом устроила сына, интересовала того теперь гораздо меньше. Впечатлительная натура искала приключений, а студенческая жизнь в её классическом понимании давно не удовлетворяла запросам юной души. Зато будущему психиатру, наконец, открылась дверь, которую так настойчиво закрывал перед его носом все эти годы Томас.

Девушки!.. О, эти дивные венцы творения!..

У входа в институт толпилось не так-то много народу. Вследствие довольно жёсткой политики партии студенчество уже давно не пользовалось привилегиями. Их число за последние годы резко сократилось, особенно на филологических и юридических факультетах. Девушек среди них тоже почти не водилось. Многих отчисляли по политическим причинам, другие и вовсе не стремились в вузы. Фюрер нуждался в рабочих руках, хотя медицинский все-таки выдержал проверку временем. Даже Гитлеру никуда не деться от матушки-природы!..

Рихард впопыхах подбежал к некрасивому, угловатому зданию и, перепрыгивая через две ступеньки, забежал внутрь. Мимо, скрутив за обе руки какого-то мальца, отмаршировал конвой СС. Юноша проводил их долгим взглядом. Как они зачастили сюда!..

– Еврей?!  – настойчиво шептались за углом.

– Коммунист! – ещё тише говорили другие.

Коммунист, несмотря на ругань солдат и их грубые манеры, не издал ни звука. Рихард пожал плечами, когда темно-синие мундиры окончательно скрылись за поворотом, и, посмотрев на карманные часы, ускорил шаг. Заметив, что остальные студенты уже успели надеть белые халаты, парень спохватился и накинул на себя свой. Его он обычно оставлял в раздевалке, где извечного товарища и окликнул Виктор Шнайдер.

– Эй, Зендер! – Виктор сразу же заметил хитрую ухмылку на лице друга и иронично присвистнул. – Ого-го! Я смотрю, Мари все-таки впустила тебя к себе. Слышал, её родители на несколько дней уехали в Потсдам?

– Да тихо ты! – шикнул на приятеля Рихард, пусть его и распирало от гордости после всех событий прошлой ночи. – Не хочу, чтобы о нас судачили раньше времени…

Виктор изящно изогнул брови, почесал кудрявую макушку и протер карие глаза.

– Ой, да подумаешь! – Парень небрежно махнул рукой и огляделся по сторонам. Девчонки девчонками, а проглядеть из-за них лектора всё же не хотелось. – Я тебе открою большой секрет: за тобой среди студентов давно закрепилась слава ловеласа. Одним приключением больше, одним меньше.

Рихард тяжело вздохнул. Он не нашёл, что на такое возразить, потому что, несмотря на всю радость, что юноша испытывал после проведённого с Мари Райнер времени, он всё же не мог утверждать наверняка, что она не была очередным приключением.

– Я её люблю, друг мой, – в сердцах заявил Рихард и по-дружески потрепал сокурсника по плечу. – Похоже, я действительно её люблю.

Услышав это горячее заявление, Виктор характерно закатил глаза, выдавая своё скептическое отношение к обсуждаемому вопросу. Рихард не смог себя сдержать и посмеялся в кулак.

– А-г-а, – звучно причмокнул юноша. – Как до этого любил Клаудию, а до неё Лидию…

Юный ловелас подавил улыбку и настойчиво развернул друга к аудитории, когда тот уже стал припоминать ему первую школьную влюбленность.

– Может хватит мне кости перемывать? Ты как сварливая бабка!

– А вот и не правда. Если бы по мне девушки так с ума сходили, как по тебе, то я бы…

Рихард охотно бы дослушал, как именно Виктор распоряжался бы повышенным женским вниманием, если бы именно в этот момент не заметил налившийся синяк под правым глазом друга и не замер в страхе.

Улыбка медленно сошла с лица немца. Мари Райнер и прочие девушки вмиг позабылись. Перехватив сострадательный взгляд товарища, Виктор спрятал от Рихарда глаза. Несколько секунд они провели в молчании.

– Это тебя в общежитии так? – первым нарушил молчание Зендер. – Опять?

Сердце Рихарда неистово сжалось от тоски, хотя, как и все люди своего времени, он безоговорочно верил в фюрера и его антисемитские идеи. Но почему-то, когда дело касалось друга-еврея, в них верилось не так-то охотно. Четко слаженный мир, в котором он рос, давал в такие минуты ощутимую трещину, и это не могло не тревожить. Зендер не любил сомнений и изо всех сил избегал их. Виктор же привык храбриться и ни перед кем не терял лица.

– Да брось. Я вошел в ту мизерную квоту для евреев, которую одобрили сверху. Они не смогут меня сломать.

Рихард посмотрел себе в ноги и… смолчал. Мимо как раз прошлась группа крепких студентов по главе со Шлисхофером – блондинистым сыном ректора, мечтавшим, по его собственным словам, заниматься «настоящей психиатрией». Шлисхофер ненавязчиво задел Виктор за плечо и, хихикнув, назвал «презренным жидом». Зендеру он тоже кинул что-то вроде: «Не водись ты с ним!..» и, всё так же гогоча, скрылся за поворотом.

Сердце в груди в Рихарда заныло повторно. Ну вот!.. Опять это чувство, как сегодня с коммунистом у дверей. Почему так случалось всегда? Стоило чему-то хорошему произойти в их жизнях, стоило только начать жить, как суровая действительность возвращала их с небес на землю, сталкивая с вещами, большинство из которых было слишком неоднозначным, чтобы принимать их легко и просто. Рихард отмахивался от всего и на всё закрывал глаза, делая вид, что ничего не происходило. Но как долго это могло продолжаться?..