Казалось, Эккерман точно знает, что в моём теле расположен какой-то специальный рубильник, превращающий меня в совершенно больную, ненормальную нимфоманку. И каждый раз пользуется этим, заставляя меня испытывать то, чего бы мне совершенно не хотелось!

– Ошибаешься, Кошечка. Ты только моя и уже давно стала только моей, – прокрутил пальцы на сто восемьдесят градусов, заставляя выгнуть спину от нарастающего между ног желания. – Признай, что тебе нравилось получать от меня подарки, – вышел из меня, уступая место своему члену. Сделав пару ритмичных движений, скользя им между влажных складочек, всё ещё не проникая внутрь, он заставил меня вздрогнуть, судорожно втягивая воздух через плотно стиснутые зубы. – Нравилось чувствовать себя особенной, – плавно вошел в меня Зейн, подхватывая под поясницу создавая ощущение абсолютной наполненности.

Раз за разом задевая те самые точки из-за которых всё моё тело пронизывало приятной судорогой.

– Я ненавижу тебя, Эккерман! Каждой фиброй души! Каждой клеточкой тела! НЕНАВИЖУ!

Все мои слова. Все проклятья и оскорбления отлетали от мужчины, не причиняя вообще никакого урона. А отчасти, даже начинало казаться, что ему всё это чертовски нравится! Заставляя двигаться вперед-назад, без остатка упиваясь процессом.

– Еще… – довольно зарычал Зейн, начиная вколачиваться в меня как ненормальный.

Выкручивая изнывающие от истомы соски. До боли впиваясь пальцами во вспотевшую ягодицу.

– Настанет день, и я обязательно выпущу в тебя пулю Эккерман! А потом буду смотреть, как ты подыхаешь, истекая кровью у моих ног! Живьём сдеру с тебя кожу и повещу на стену вместе с твоей головой, как трофей!

– Мне нравится, Кошечка! Говори еще! ЕЩЁ! – продолжал вдалбливаться в меня, вызывая дикий водоворот из ненависти, отчаяния, похоти и навязчивого желания высвободить нарастающее внизу живота безумие.

Горячее! Влажное! Неудержимое! Подчиняющее себе всю мою волю! Тело и душу!

Заставляющие биться в конвульсиях экстаза и дикого желания вонзить ему нож в сердце! Или что там у него на месте этого органа?!

Встав на мостик, впиваясь пальцами в простыню, я закричала от ненависти, отчаяния и боли. С каждым толчком его одержимость всё больше и больше проникала в меня, становясь практически ощутимой! Материализуясь на моём теле в тяжелые свинцовые цепи, скованные замками без отверстий под ключи.

Кажется, Пол на самом деле был прав и Зейн ни за что на свете меня не отпустит. Ни через месяц, ни через год, ни через стол лет! Ни раньше, чем насытится мной в своё удовольствие.

– Признайся, что тоже скучала по мне. Лёжа одна в этой кровати. Уверен я много чего интересного увижу, пересматривая записи,

– Жаль только не увидишь, как мы с Марко целовались! – с издёвкой заглянула в его глаза,

– Не ври! – зло сощурился Зейн, хватая меня за челюсть, скользя по моему лицу черным, как бездна, взглядом – Если это правда, то я убью этого уёбка!

– Убивай! Поверь, у тебя для этого достаточно поводов, потому что целовались мы с ним постоянно! Каждый день, пока ты самолично позволил ему играть моего влюблённого спасителя! И знаешь что? – рыкнула я, до кровоподтёков впиваясь ногтями в его предплечья. – Мне даже понравилось! Ещё никто в жизни не целовал меня так же вкусно! Трахая языком ничуть ни слабея члена!

– Заткнись, дрянь! – отвесив лёгкую пощечину, освобождая от члена, он ловко перевернул меня на живот. Накрутил на кулак мои волосы, и потянул на себя, заставляя меня выгнуться дугой, упираясь макушкой ему в грудь. – Сейчас я вытрахаю из тебя подобные мысли! – снова схватил меня за челюсть, пропихивая мне в рот палец, против воли заставляя его кусать, обсасывать и ласкать языком.

– Ненавижу… – с голодным, пошлым всхлипыванием соединить между собой даже двух букв.

С каждым его толчком пульсирующий ком внизу живота становился все плотнее, стягивая вибрирующие мышцы тугим жгутом. Обхватывая член мужчины настолько сильно, что даже со смазкой двигаться становилось всё сложнее и сложнее, вызывая у Зейна странное шипение вперемешку со сдавленными стонами.

С каждым толчком комната всё больше и больше наполнялась моими обессиленными, влажными всхлипываниями, шлепками врезающегося в меня члена и его довольным звериным рычанием.

Хватаясь одной рукой за широкое, жилистое запястье, а второй, врезаясь в напряженную мужскую ягодицу, казалось, ещё немного и мой организм элементарно не выдержит! Казалось, я подошла к своему пределу. Что испытать большего априори невозможно,

Казалось, ровно до тех пор, пока уложив руку мне на поясницу, его кисть не скользнула ниже, а большой палец не сделал дорожку между ягодиц, входя в анус и начиная вырисовывать внутри небольшой круг.

Закричав от неожиданности и постыдного восторга, я распахнула глаза, не в состоянии перевести дыхание.

Хорошо! Слишком хорошо чтобы быть на самом деле!

Кратковременные оргазмы накрывали меня один за другим, предвещая что-то по-настоящему невообразимое! Особенное! Что-то, после чего я бы уже никогда бы не смогла остаться прежней собой!

– Блядь… Я уже, Кошечка! – практически задыхаясь, констатировал Зейн, судорожно извергаясь в меня тугими, рваными толчками.

Позволяя ощутить как следом за его, стекающей по влагалищу спермой внизу живота, разорвалось что-то настолько сильно, что меня затрясло, в совершенно невообразимой судороге, заливая кровать стекающим телу потом. Пока я снова и снова сотрясалась в непрекращающемся приступе эпилептического оргазма.

– Что такое, Кошечка, больше тебе рычать не хочется? – навалился на меня Эккерман, зарываясь лицом в растрёпанные волосы. Словно голодный, втягивая мой аромат. – Или ты язык после оргазма проглотила?

– Единственное чего мне сейчас хочется, так это помыться! – попыталась вылезть из-под него. – Если ты всё, то мне нужно в душ. Смыть с себя отходы твоей жизни деятельности.

– Нет.

– Отпусти меня! Я хочу в душ!

– А я хочу, чтобы каждый миллиметр твоей кожи пропах мной, – навалился ещё сильнее, вжимаясь пахом в мои ягодицы, словно животное, всё больше и больше помечая свою территорию. – Так что лежи смирно, Кошечка.

Да что с ним вообще происходит? Почему он не уходит? Почему не отпускает в душ?

Он ведь сам говорил, что никогда не спит с женщинами, которых трахает! Так почему же именно сейчас не хочет оставить меня в покое?!

– Что ты делаешь? – чуть не задохнулась, когда тот сгрёб меня в охапку, укладывая на бок.

– Я бухал всю ночь, Кошечка и успел поспать, только пока летел сюда. Так что просто лежи смирно и не мешай мне отдыхать, – сонно пробормотал Зейн, уткнувшись носом мне в шею.

Даже не знаю, как долго лежала вот так. Чувствуя на своей коже его жар и безумно спокойное дыхание.

Уверена, не знай я, что у этого мужчины нет ни души, ни сердца, вполне бы решила что он влюблён в меня до крайней степени безумия.

А вместо этого его чувства имели всё оттенки одержимости.

Голод, ревность, влечение, желание обладать, подавлять, подчинять.

Полное подчинение – вот что ему от меня нужно. Подчинение его воле, его желаниям, его страстям.

Чувствуя по заметно ослабшей хватке, что Зейн наконец-то уснул, я очень осторожно освободилась из его объятий. Игнорируя желание помыться, я не стала идти в душ, а  место этого закуталась в длинный атласный халат, очень и очень тихо, выходя из своей спальни.

В голове был настолько дикий сумбур, что я чувствовала себя чужой в собственном теле. Нужно было остыть, собраться с мыслями, прейти в себя.

Выйдя на задний двор, доходя до бассейна, я скинула с себя халат, голышом погружаясь в воду.

Плевать чего хочет Зейн, но я не выйду на сушу до тех пор, пока не избавлюсь от каждой молекулы его навязчивого запаха. Набрав полную грудь воздуха, я с головой ушла под воду, пытаясь найти саму себя во всём этом водовороте безумия.

И я искала. Шаталась во мраке пытаясь понять, на самом ли деле мне не нравится то, что со мной происходит? На самом ли деле не нравится то, что со мной делает Эккерман? Нравится ли он сам? Снова и снова я пыталась найти в себе хоть что-то, чтобы помогло мне остаться здесь. В этом месте. Рядом с этим мужчиной.