Писатель Лион Фейхтвангер был в числе приглашенных.
Следователям НКВД, готовившим подсудимых к открытому процессу, секретным посланием было разъяснено, что ЦК ВКП(б) не только не возражает против применения мер физического воздействия к подследственным, но, напротив, рекомендует такие меры воздействия к троцкистским преступникам и врагам народа. Все семнадцать преступников обвинялись в шпионаже в пользу иностранных государств, во вредительстве и диверсиях на предприятиях и транспорте, а также в подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства по личному указанию врага народа Троцкого.
Процесс длился одну неделю, и 30 января военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор. Все 17 подсудимых были признаны виновными. К смертной казни были приговорены 13 человек, четверых приговорили к тюремному заключению сроком на 10 лет. На следующий день приговор был приведен в исполнение: 13 врагов народа были расстреляны, остальные отправлены в тюремные камеры, где их впоследствии втихую, без огласки, забили насмерть с помощью подсаженных уголовников. Вероятно, четверо нерасстрелянных, а посаженных в тюремные камеры с уголовниками-убийцами, не раз пожалели, что их не расстреляли сразу… Все близкие родственники расстрелянных были также репрессированы с разной степенью жестокости, прямо пропорциональной степени неприязни вождя к расстрелянному, – в этом, по-видимому, проявилось то трогательное отношение вождя к своим врагам, которое было проницательно замечено писателем Лионом Фейхтвангером…
Писатель так же, как и наши герои – Ольга, Семен, Соня и Иван, как большинство советских людей, конечно, не знал всех закулисных деталей процесса. В газетах и по радио, которые были единственными источниками информации, рассказывалось о повсеместных многолюдных собраниях трудящихся, на которых все единодушно клеймили подлую банду убийц, осквернившую своим существованием советскую землю:
«Семь дней Верховный суд Союза ССР, а с ним и все народы великой страны социализма, нить за нитью распутывали клубок грязной, кровавой деятельности презренных предателей родины, шпионов, диверсантов, прямых агентов фашистских разведок. Перед лицом всего мира на судебном следствии развернулась потрясающая картина преступлений, совершенных этими наймитами империалистического капитала по прямой указке злейшего врага народа – иуды Троцкого».
Лиону Фейхтвангеру процесс понравился… Подробные и откровенные на грани цинизма рассказы подсудимых о совершенных ими тяжелейших преступлениях не оставляли сомнений в их виновности и справедливости сурового приговора. Предположение о том, что признания добыты с помощью пыток, совершенно не соответствовали внешнему виду и поведению обвиняемых. На процессе вместо изнуренных допросами людей писатель увидел «холеных, хорошо одетых мужчин с медленными непринужденными манерами». Он так описывал поведение этих обвиняемых за несколько дней до их расстрела:
«Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему это произошло».
Некоторое недоумение оставила у писателя вот какая странность: обвиняемые ничуть не пытались оправдаться или смягчить свои преступные деяния и намерения, а, напротив, как бы старались изо всех сил представить эти преступления в наиболее отвратительном и злодейском обличье. Однако в целом подлинность процесса не вызвала у него сомнений. Гениальная режиссура кровавого спектакля не могла не вызвать аплодисменты публики…
Ольга и Семен радовались фейхтвангеровским положительным оценкам московского процесса и всего увиденного писателем в стране. Эти оценки убеждали сильнее любых других мнений и аргументов – сталинская линия партии правильная, а репрессиям подвергаются только подлинные враги и преступники. В отличие от странных для либерального западного интеллигента, историка и писателя оценок начавшейся кровавой вакханалии тотального террора, позитивное отношение наших героев к происходящему было вполне искренним. В этом отношении не было писательской натужной натянутости, противоречившей его убеждениям, опыту и знаниям. Напротив, для Ольги и Семена, пережившим и Гражданскую войну, и коллективизацию, и много других жестокостей, события московского процесса представлялись естественным продолжением той классовой борьбы, без которой, как их учили, в принципе невозможно построение светлого коммунистического будущего. Да, если враг не сдается, его уничтожают, а если сдается, то тем более… Милосердие было вычеркнуто из коммунистической морали, милосердие отныне было объявлено зловредным буржуазным оружием, направленным против трудящихся. Потребовались реки крови, чтобы вымыть из сознания это предубеждение, чтобы люди поняли, что это неправда…
В начале февраля Лион Фейхтвангер покинул Советский Союз. Финальным аккордом визита, вызвавшего прилив радости и оптимизма у наших героев, была прощальная телеграмма товарищу Сталину, составленная писателем с присущей ему выразительной мощью:
«Покидая Советский Союз, я чувствую потребность сказать Вам – достойному представителю советского народа, каким глубоким переживанием было для меня это путешествие в Вашу страну. Тот, кто изучает Вашу страну и Ваш народ без предубеждения, должен радостно восторгаться всем тем, что достигнуто за эти двадцать лет. Человеческий разум одержал здесь блестящую победу. Кто видел, с какой мощью и с каким умом Вы и Ваш народ защищаете и расширяете свои достижения, тот, покидая Советский Союз, полон счастливой уверенности, что нет на свете такой силы, которая смогла бы уничтожить осуществленный в Вашей стране социализм».
Да, писатель был прав – социализм бессмертен, равно как и дьявольщина, навечно поселившаяся в трагически раздвоенной душе человека… Народный комиссар внутренних дел СССР товарищ Ежов в те дни сетовал, что некоторые троцкисты и прочие враги народа самым подлым образом не признают свои преступления, пытаются отрицать, что они являются английскими, немецкими и японскими шпионами, что замышляли убийство товарища Сталина по личному заданию иуды Троцкого. Вождь трудящихся, секретарь ЦК ВКП(б) товарищ Сталин вошел в положение беспощадного к врагам народа наркома и дал ему ценные юридические рекомендации по ведению следствия: «Бить, бить и бить… Бить беспощадно, пока не признаются…»
Серго Орджоникидзе
Восемнадцатого февраля Иван позвонил Семену в институт, взволнованно сказал:
– Только что сообщили – умер Серго Орджоникидзе… Я виделся с ним неделю назад в наркомате, мы говорили о производстве кораблей на Балтийском заводе… Это страшная потеря для партии. Зайди сегодня с Олей к нам вечерком.
Семен не успел ответить, Иван повесил трубку…
Иван с женой и сыном жили в квартире на втором этаже бывшего графского особняка на набережной Невы. Из огромных окон гостиной с обширным эркером открывался вид на реконструируемый мост Лейтенанта Шмидта и здание бывшей императорской Академии художеств на набережной Васильевского острова.
Иван был оживлен, энергичен и внешне даже весел, словно и не случилась московская трагедия, о которой еще днем он рассказал Семену. Шутил, наливал всем рюмки водки, сам много пил с шутейными бытовыми тостами, ни слова о политике. Соня поддерживала настроение беззаботного веселья, сновала вместе с домработницей между кухней и гостиной, пополняя стол всё новыми закусками.
Единственный серьезный тост был поздравительным: Семена избрали в Ленинградский городской совет депутатов трудящихся – так теперь в соответствии с новой Сталинской Конституцией назывался бывший Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Иван сказал:
