— Молчи, — устало шепнул Важан. Боль уходила, но на ее месте разливалась ватная слабость, из окна потянуло холодом, остужая капли пота на лбу. — Закрой и никому не рассказывай.

— Как скажете, профессор Важан, — нисколько не смутившись ответил эконом и захлопнул папку.

— Это провокация, Цапа, — Ничта тяжело вздохнул, — это наживка. Не верь.

— А я и не поверил, — невозмутимо пожал плечами эконом, но лицо у него сделалось хитрым, если не сказать — загадочным.

Доктор Сватан наложил на левую руку Йоки аккуратную лонгетку — два пальца действительно оказались сломанными, — а правую просто туго перебинтовал, чтобы ушиб его не тревожил.

Кухарка и дворецкий суетились вокруг стола, поминутно хлопая дверьми между кухней и столовой, мама приходила в кухню два раза, гладила Йоку по голове и спрашивала, не больно ли ему. Но доктор махал на нее руками и говорил, что Йока уже не маленький и они обойдутся без женщин. Хотя сам сюсюкал в своей обычной манере и называл Йоку деточкой.

— Я бы порекомендовал мальчику завтрашний день провести в постели, — сказал доктор отцу в заключение, — и еще дня два не ходить в школу, пока не успокоятся ночные боли.

Йока был ему благодарен: меньше всего ему хотелось в школу. Однако отец расценил слова доктора по-своему:

— Это так серьезно? Ему не стоит спускаться на ужин?

— Пап! Доктор велел в постели провести завтрашний день, а не сегодняшний! — Йока от обиды едва не топнул ногой, на что и доктор, и отец дружно рассмеялись. Йока не любил, когда над ним смеются, скроил недовольную и независимую мину и ушел из кухни, даже не сказав спасибо доктору Сватану.

И предстоящий ужин с чудотвором не мог заглушить обиды на отца: вместо того чтобы подать на Важана в суд или хотя бы возмутиться, отец во всем — как всегда! — согласился с учителями.

Йока, поднявшись к себе, с трудом щелкнул задвижкой, закрывавшей балкон, и остановился, опираясь локтями на перила. Солнце ушло за дом, но освещало и кромку леса на горизонте, и Буйное поле, и пыльную дорогу, бегущую вдоль него широкой светлой полосой. Дорога была пуста, только со стороны реки в сторону их дома шел человек — наверное, на станцию.

Теперь не имело смысла радоваться, что пальцы оказались сломаны: в больницу Йоку никто не забрал, и Важана никто не собирался призывать к ответу. Йока непроизвольно сжал кулаки, но помешали повязки, и руки отозвались резкой болью. Как он придет после этого в класс? Как встретится с Важаном? Отец своим нежеланием заступиться за Йоку обеспечил ему полное и безоговорочное поражение в войне с учителем истории.

Но ведь Важан был неправ! И чьи угодно родители устроили бы громкий скандал с судебным разбирательством и привлечением газетчиков! Чьи угодно, только не родители Йоки!

Он чувствовал себя одиноким. Даже не несчастным, нет: Йока в который раз убеждался, что рассчитывать ему не на кого, кроме как на самого себя. Обычно эта мысль приподнимала его в собственных глазах, но в тот день только добавила горечи: он чувствовал себя уязвимым, может быть даже беззащитным, окруженным врагами со всех сторон.

Между тем человек, шедший по дороге, свернул в сторону их ворот и вошел в сад через незапертую калитку.

Он был среднего роста и совсем не выдающегося телосложения, с обычным, ничем не примечательным лицом, с редкими темно-русыми волосами и небольшими залысинами. Йока скорей принял бы его за простолюдина, если бы не черный длиннополый сюртук под расстегнутым плащом, безупречная рубашка, галстук бабочкой и натертые до зеркального блеска узкие ботинки. Но и этот наряд облику чудотвора никак не соответствовал, поскольку Йока ожидал увидеть привычную темно-коричневую куртку с капюшоном, а не предписанный аристократу вечерний костюм.

И тем не менее было понятно: это тот самый чудотвор, Инда Хладан, который идет к ним на званый ужин. Без авто, без шофера — пешком по пыльной дороге. Человек прошел по дорожке к крыльцу и не заметил Йоку на балконе, а может, только сделал вид, что не заметил. Дверь ему отворил дворецкий Сура, по такому случаю напустивший на себя важности и вспомнивший о хороших манерах, но Йока тут же услышал голоса отца и мамы внизу — они не позволили Суре исполнить ритуал объявления о прибытии гостя.

До ужина оставалось не меньше полутора часов, и ждать, когда же настанет время познакомиться с чудотвором, Йока смог недолго. Года два назад он бы просто спустился вниз, да еще и бегом, как положено любопытному мальчишке, но теперь гордость не позволила ему обнаружить любопытство. Он выдержал мучительную паузу минут в пятнадцать-двадцать, дождался, когда голоса в гостиной смолкнут, и потихоньку вышел из комнаты.

В гостиной никого не было — отец принимал гостя в библиотеке, мама распоряжалась приготовлениями к ужину в столовой, Мила играла в своей комнате с няней. Йока неслышно сошел по лестнице, никем не замеченный, и проскользнул в сад.

Широкие стеклянные двери из библиотеки на террасу были распахнуты: теплый весенний вечер радовал всех, кроме Йоки. Он осторожно заглянул в дом сквозь голые еще ветви плюща и увидел гостя сидящим возле журнального столика, вместе с отцом и доктором Сватаном. Гость сидел к нему лицом, отец — спиной, а доктор Сватан — вполоборота.

— И все же, Йера, я бы на твоем месте подал в суд, — сказал между тем доктор: Йока отлично слышал их голоса сквозь раскрытую дверь.

— Мы с господином Важаном уже решили этот вопрос, — ответил отец, — в иске нет необходимости.

Рассматривать чудотвора сразу стало неинтересно, Йока присел на корточки, спрятавшись за редкую ограду террасы. Конечно, он понимал, что подслушивать нехорошо, но раз речь шла о нем самом, он посчитал себя вправе узнать, о чем думают взрослые.

— Как бы там ни было, а это недопустимо, — покачал головой доктор. — Я, в отличие от присутствующих, не противник телесных наказаний в школах. Лично мне наказания шли только на пользу, в чем я и убедился, став постарше. Но наказание не должно вредить здоровью! И тем более — калечить ребенка. И как врач я скорей запретил бы указки, а не розги. Сегодняшний случай тому доказательство. Это с какой силой надо нанести удар, чтобы лопнула кожа и треснули кости? Возмутительное превышение полномочий, просто возмутительное!

— Дело не в том, что это повредило здоровью мальчика, — вздохнул отец, — это был удар по его самолюбию, по чувству собственного достоинства. И я противник телесных наказаний именно поэтому: они убивают в ребенке гордость.

— Попробуй продвинуть эту идею в Думе, — коротко сказал чудотвор, и Йока не понял, шутит тот или говорит серьезно. Голос у незнакомца был глухим и немного скрипучим.

Отец проигнорировал его слова и продолжил:

— Важан не только нарушил школьные правила, за которые я мог бы привлечь его к суду, он нарушил гораздо более важные правила — правила игры, определенные между учителем и учеником. Изменение правил во время игры — бесчестный поступок.

— Йера, это неважно, и суд, как ты понимаешь, все равно будет на твоей стороне. Я бы написал медицинское заключение, этого бы хватило с лихвой, — проворчал доктор.

— А я думаю, Йера прав: дело не в здоровье ребенка. — Чудотвор отхлебнул вина из высокого бокала. — Заживет, как на собаке. Мне кажется, для мальчика это шалость, баловство, что-то вроде учебного поединка на уроке фехтования. Он пробует свои силы, измеряет свои возможности. И вдруг оказывается в ситуации, когда это вовсе не учебный поединок на рапирах, а самый настоящий, с обнаженными остриями шпаг. Йера прав: это изменение правил во время игры.

— Для учителя это не учебный поединок и не игра, — парировал доктор. — Он приходит в школу не развлекать детей, а передавать знания. Если он не умеет справляться с классом дозволенными средствами, грош ему цена как учителю. Хотя я его хорошо понимаю: не так много в его руках дозволенных средств. Все это — следствие излишнего либерализма в современном образовании. В наше время никто из мальчиков не посмел бы вести себя столь возмутительно. Согласитесь, нам бы и в голову такое не пришло.