Полупрозрачный налет инея на досках крыльца тонко скрипел и хрумкал под валенками, разгоняя тишину, звеневшую в ушах. Хозяин стоял к Зимичу спиной и не двигался, вглядываясь в черноту ночи, словно хотел слиться с ней. Если бы Зимич услышал волчий вой, он бы обрадовался. Но даже волки не подходили к этому уютному домику в глубине леса. Наверное, потому, что хозяина звали Айда Очен.

Тишина бухала в ушах и походила на нарастающий грохот. Зимич не чувствовал мороза, но воздух казался ему колючим, как иней под ногами.

— Эти люди предали тебя. — Голос хозяина не нарушил грохочущей тишины, наоборот, был ее продолжением. — Они хотели убить тебя за то, что ты защитил их дома, их жен и детей. Это ли не предательство? Это ли не черная неблагодарность?

Зимич хотел расплакаться пьяными слезами, жалея самого себя, но морозный воздух, легкий и колючий, застрял в горле.

— Они… не предали… Они… правы. Зачем дожидаться, когда я стану чудовищем, пожирающим их детей?

— Ты так считаешь? — Хозяин не шелохнулся. — Ты на самом деле так думаешь?

Зимич попытался разогнать хмель и тряхнул головой. Но от этого его только замутило.

— Да.

— Подумай. Подумай, что есть ты. И что есть они. Вонючие небритые охотники, чья жизнь не многим отличается от жизни животного: добывать пропитание и плодить себе подобных.

— Это неправда. Они люди. Они любили меня. Они не похожи на животных, неправда!

— В первый раз ты бежал от людей Хстова, теперь ты вынужден бежать от людей Леса. Тебе не кажется, что люди несправедливы к тебе? Подумай. Жирные булочники, мясники и их распущенные дочери, тупые судебные писари и их похотливые жены, университетские снобы, продажные судьи… Разве они могут сравниться с тобой?

Зимич хотел ответить и вдруг понял, что хозяин все это время молчал, глядя в темноту. Потому что тот оглянулся и весело подмигнул.

— Ну как, немного легче?

Зимич еще раз тряхнул головой: не слишком ли много он пьет? С тех пор как его оставило горячечное забытье, он не был трезвым ни одного дня.

— Пойдем в дом, а то ты снова простудишься. — Хозяин взял Зимича под локоть.

Сначала Йока хотел пойти в медпункт, но представил себе лицо врача, всегда скептически рассматривавшего жалобы учеников, — разумеется, большинство из них притворялись больными, чтобы сбежать с уроков. Йока считал, что может уйти с уроков и без разрешения, и доказывать что-то никому не собирался. Другое дело — семейный доктор Сватан, вечно сюсюкающий, седенький, пухлый и смешливый. Вот кто сделает все как надо!

Йока толкнул тяжелую дубовую дверь на улицу, не обращая внимания на крики привратника, и поспешил выйти вон, пока тот не попытался его остановить.

Апрельский день, по-летнему теплый, нисколько не радовал. Столетние липы в школьном парке выпустили первую зелень, на газонах двое садовников высаживали траву. Йока прошел мимо, не глядя в их сторону, зато те внимательно посмотрели ему вслед, и это было неприятно: Йока опустил пониже рукава куртки, чтобы никто не видел крови у него на руках.

Вот бы это действительно оказался перелом! Чтобы его положили в больницу и продержали там неделю-другую! Тогда все забудут о том, что он закричал и расплакался, как маленький. Да и кто не расплачется, если сломает кость?

Авто приезжало за ним к концу уроков, ждать его пришлось бы часа три. Йока пересчитал мелочь в карманах: набралось чуть больше полулота. Если возвращаться домой поездом, на трамвай явно не хватало, и ничего больше не оставалось, как отправиться на вокзал пешком.

Из парка он вышел на набережную — с воды дунул теплый ветер. Йока любил ветер, особенно сильный. Он мечтал когда-нибудь оказаться на улице в ураган, но ураганов в Славлене не случалось, чудотворы отводили стихии в стороны от Обитаемого мира. И Йока частенько подумывал, не отправиться ли туда, где люди не живут? В какие-нибудь далекие страны, где дуют настоящие ветры, где на берег падают океанские волны, не тронутые волноломами, где ливни смывают в реки вековые деревья. Или туда, где лютые морозы сковали землю вечным льдом и метель сбивает человека с ног. Или в горы, c их обвалами и лавинами. Он только слышал об этом, только читал — и всегда завидовал путешественникам. А своим кумиром с детства считал Ламиктандра[18].

На набережной людей было немного, но когда он свернул на проспект Магнитного Камня, ведущий к вокзалу, то сразу почувствовал жизнь города: пыль, шум и толчею. Мама хотела переехать в Славлену, а Йока надеялся, что этого не случится никогда. Город не нравился ему — в нем было слишком людно. Если бы они переехали, он бы точно не смог убегать по ночам из дома и бродить по окрестностям в тишине и темноте — когда не спят только чудотворы, охраняя людей от призраков; когда по самой кромке леса бродит росомаха (Йоке казалось, он несколько раз видел в темноте ее горбатый длинноногий силуэт); когда Исподний мир приподнимает завесу и выглядывает из-за нее горящим, хищным глазом.

Мимо проехал трамвай, гремя колесами, — настоящий монстр Обитаемого мира. Все двенадцать сидений были заняты, и кому-то даже не хватило места. Двигатель, приводимый в движение магнитными камнями, подвывал от напряжения, особенно на поворотах. Авто, конечно, едет тише, но когда их много, как на проспекте, в ушах стоит непрерывный гул. Йока посчитал, сколько авто одновременно находится в поле его зрения, но сбился на дюжине и оставил эту затею. Извозчиков было явно меньше, да и кому они теперь нужны, если магнитные камни выполняют за лошадей их работу?

На Йоку почему-то оглядывались, хотя он тщательно втягивал руки в рукава куртки. Может быть, люди считали, что мальчику его положения надо ехать на трамвае или на авто? Он внимательней пригляделся к лицам прохожих: нет, аристократов среди пешеходов он не нашел, но небедных людей на улице хватало. А они-то точно могли себе позволить ездить на трамвае.

Ученик Академической школы не нуждался в карманных деньгах, его кормили завтраком и обедом, на занятия и обратно почти всех везли на авто, и расхаживать по городским улицам без сопровождения взрослых им не полагалось. Может быть, люди просто редко видят мальчиков в форме Академической школы, поэтому разглядывают его так бесцеремонно?

Возле Триумфальной арки на площади Айды Очена к Йоке подошел полицейский, регулирующий движение на сложном участке проспекта.

— Молодой человек, с вами все в порядке? — спросил он вежливо, даже подобострастно.

— Вполне, — ответил Йока.

— Вы уверены? Мне не нужно вызвать кого-нибудь, чтобы проводить вас до дома?

Йока посмотрел на полицейского недоверчиво: он что, похож на человека, который не в состоянии сам добраться домой?

— Спасибо, я это сделаю без посторонней помощи, — холодно и вежливо ответил Йока. Отец бы не одобрил такой манеры поведения с простолюдином, и Йока вовсе не хотел подчеркнуть свое высокое положение — ему просто нравилось, что взрослый человек смотрит на него снизу вверх, и он разыгрывал что-то вроде комедии.

— Мне показалось, с вами случилось несчастье, — пояснил полицейский, — у вас одежда испачкана кровью.

— Я просто подрался, — сказал Йока первое, что пришло ему в голову.

Лицо полицейского вытянулось и стало глупым. Йока усмехнулся и пошел дальше. Можно подумать, ученики Академической школы никогда не дерутся!

На вокзале людей было еще больше, под высокими каменными сводами шум толпы усиливался многократным эхом, по выложенному мелкой плиткой полу стучали башмаки, сапоги и сапожки, ботинки, зонтики и трости.

Йока с трудом пробился к кассе и сунул в окошко серебряный полулот:

— До Светлой Рощи. Второй класс.

— До Рощи вторым классом — сто семь гранов[19], — вежливо ответила противная долгоносая кассирша.