. . .

   Таблетки она завернула в носовой платок. Решила бросить в бокал Петра, когда он наклонился достать файлы с картинками из-под дивана, но не успела. Даже обрадовалась, в бутылке шампанского больше нет, значит, ничего не получится. Рассматривала пейзажи и портреты и гадала, заметил или нет, что она протягивала руку к его бокалу, хотя таблетки в носовом платке, зажатом в кулаке, он вряд ли увидел.

   Отвлеклась, рассматривая дом с красным плющом, сначала не поняла, что это, показался гигантский паук, сосущий кровь. Чью? Дом опасно наклонился, скоро упадет, и погибнет все живое.

   Петр спросил: "Страшно?", она кивнула. Обещал свозить на улицу Ленина показать здание с красным плющом, она помнила его, ничего страшного, сталинка, простоит еще сто лет, раньше строили на века.

   Еще обещал пригласить ее в мае на танцы, но она не поняла, куда именно, почти не слушала, кивала по инерции. Сжимала в кулаке платок с таблетками и думала, как отвлечь его, волновалась, вдруг догадается, чтобы успокоиться, запела. Только бы не смотреть в сторону закутка, где под сушилкой лежала папка, увидела, когда мыла руки, решила, знак судьбы.

   Он потянулся за кексом. Ах, да, чай, она сейчас приготовит, да, да, заварит свежий.

  Пока готовила, с трудом удерживалась, чтобы не забрать бумаги, он бы не услышал, и с таблетками не надо возиться.

   Поставила перед ним фарфоровую чашку, неловкое движение, горячий чай вылился на скатерть. Она засуетилась, стала искать тряпку, он убирал со стола бумаги, в этот момент бросила в его бокал таблетки. Они с шипением растворились, но он не заметил.

   Его тост, его протянутая рука, легкое касание, что-то такое было, или хотел обнять, но ему стало плохо, или наклонился к ней, потому что стало плохо, все в тумане.

   Она вытряхивала из папки бумаги и дрожащими руками заталкивала в сумку, а он смотрел. Ничего не говорил, а она спешила, скорее уйти и никогда больше не видеть ни Петра, ни мансарды, ни веранды, ни дворцов с парками, только домой.

   Медленно спускалась по ступеням, прижимая сумку к животу, на крыльце ждала Алиса, взяла бумаги, достала кошелек, протянула пять тысяч, ни спасибо, ни до свидания, только приказ: "Калитку плотно закрой", - и, хлопнув дверью, скрылась в доме.

   В маршрутке протрезвела, мучила совесть, она, честная и порядочная, украла у старика бумаги. Он не видел, но скоро спохватится, приедет, что она ему скажет?

   Майя где-то гуляла, Хельга зашла в ее комнату и засунула пять тысяч под подушку, подарок от деда Мороза.

   Внучка у соседки, чем-то занимались вдвоем, Хельга не вникла, но не разрешила еще побыть, ей было страшно оставаться одной в квартире. Юла убежала в комнату, появилась в новом платье, туфельки с бантиками, и браслет на ручке, блестит как золотой. Хельга заметила накрашенные ноготки, как не заметить, если растопырила пальчики перед ее лицом, - мама разрешила взять ее лак. И это еще не все, папа купил краски и альбом для рисования.

   Ясно, вчера встречалась с отцом, может, браслет из золота.

   - Папа сказал, что я девица - красавица. Он нас от тебя заберет, скоро, потому что ты подарки не даришь.

   - Разве это правильно? Ведь я люблю тебя. - Хельга расплакалась.

   Юла прижалась к ней и обвила руками. Это было так необычно, Хельга затаила дыхание, чтобы не смутить девочку. Личико разрумянилось, будто ангелочек обнял.

   - Ты попроси золотую рыбку, она даст подарки.

   - Да, да, золотая рыбка даст много денег, исполнит все желания, что захочешь.

   - Нет, не все, только три, мама сказала, больше нельзя, а то она все подарки заберет, она не любит жадных человеков.

   - А голодных? Рыбка на чьей стороне: бедных или богатых?

   - Что за чушь, - Юла повторяла мать, - она ни на чьей стороне, разве ты не знаешь, что золотая рыбка плавает в море, она там живет. И не спорь, мне мама сказала.

   Позвонила Майя, предупредила, что ночует у подруги, Юла не расстроилась, она рисовала птицу.

   22 Финал

   Ночью было страшно, чудились шаги, она вслушивалась до звона в ушах, вставала проверить дверь и форточки. Заглядывала в комнату дочери, на месте ли Юла, дышит ли, укрывала плотнее одеялом и ложилась, но сна не было. Ни чувств, ни мыслей, сил нет молиться, душа в оцепенении.

   Очнулась от шума, кто-то звонил в дверь, застучал ногами. Неужели Петр? Но он не может. Это Иван. Грохот усиливался, она позвала Майю, ее не было. Стук прекратился, от подъезда отъехала машина, проснулась Юла, Хельга посмотрела на часы, уже десять, не рано.

   После завтрака Юла потянула на прогулку, Хельга обрадовалась, уйти подальше от дома, пока не явится Майя. Холодно, надо одеться теплее, достала куртку отца с капюшоном, тяжелая, но поддувать не будет.