До того, как участок был поделен, и поставлена сетка, женщины часто сталкивались, ссоры вспыхивали почти ежедневно. Мать обвиняла невестку в неряшливости, репертуар Елены был разнообразнее: нечего из себя строить интеллигентку, подумаешь, из Мухосранска, у нее в слове "дождь" три "ж" и уж потом мягкий знак (информация из писем, писал отец, а мать добавляла строчки с пожеланиями всего хорошего и мечтой поскорее приехать, надоел местный климат), черт с ней, неграмотностью, она проститутка, спала с дедом только за деньги (от себя) и готовить не умеет (от Петра, жаловался на однообразное меню, мать готовить не любила, сама ела мало и сохраняла стройную фигуру).

   Елена выступала, слушателями были соседи, а мать смеялась, посмотрим, кто тут останется, а кто вылетит, показывая идеальные зубы, и выглядела младшей сестрой невестки.

   Отец не выдержал, в разгар зимы, как Лев Толстой, бежал из дома. Мать проснулась утром, его рядом не было, на кухонном столе увидела записку: "Я уехал. Федя". Коротко и ясно - догадалась сразу, к кому он уехал. Эту записку Петр видел, на обороте рукой отца строчки, он пытался вспомнить стихи, но получился сумбур: "Выдь на крыльцо (зачеркнуто). Выдь ты в поле, услышь, поют мужики. Этот стон у нас песней зовется ("Важно!" - жирно подчеркнуто).

   Раиса Васильевна с яркими голубыми глазами и седой пышной прической была его последней любовью.

   Сохранились фотографии ее юбилейного вечера в красном уголке цеха, где отец еще работал начальником. Полная статная женщина, над ее головой плакат с цифрой "50", в руках огромный букет, отец обнимает ее.

   Мать заставила Петра ехать за ним. Какой развод? Он с ума сошел на старости? С его здоровьем только разводиться.

   Открыла дверь хозяйка, насторожилась, когда поняла, кто перед ней, расстроилась. Отца не было дома, пошел в магазин, а она быстро стала говорить о том, что Федя не так уж здоров, у него больное сердце, ему нужен покой, а с Марией покоя нет. Петр понимал, хотела, чтобы отец остался с ней.

   Отец обрадовался, увидев его, Раиса Васильевна предложила Петру пожить немного, когда еще он приедет сюда.

   Он ходил по улицам и удивлялся уральскому говору. Раньше не замечал, чтобы ровесники так говорили, и это было удивительнее всего, не замечал, не слышал, может, не обращал внимания, может, надо пожить вдали, чтобы услышать.

   Вечером накануне отъезда из окна наблюдал, как отец прогуливался с Раисой Васильевной по тихой улице двухэтажек, они медленно двигались по скользкому тротуару, поддерживая друг друга.

   Свет фонаря, медленно бредущая пожилая пара, и скрип снега под их ногами - последнее впечатление о родине.

   Петру было жаль их, но он понимал, в таком возрасте нельзя рисковать, если Раиса Васильевна умрет раньше, отец никому не будет нужен.

   Он привез кедровые шишки, купил на рынке по дорогой цене. По этой же цене мать видела шишки на центральном рынке. Одна страна - одна цена, - пошутил Петр, но обидно, купил много, орехи стали портиться, другой климат, влажный.

   Хотел ли он вернуться? Наверное, нет, там холодно, он отвык он снежных зим. Но порой в южном солнечном раю тоска накрывала так, что хоть пешком, хоть автостопом. Куда? К любимым березкам с сосенками?

   Как-то заговорил об этом с Ефимом, нашел, с кем, только насмешил: подберезовик ты наш, что там делать после юга, комаров кормить? Вдохнуть пыль знакомых улиц? Там все уже не так, и, главное, никто тебя не ждет.

   Тогда ждала Тамара, он знал, что ждала, а сейчас неизвестно. Может, писала, но письма не доходили, сам научил Алису вытаскивать их из почтового ящика, когда мать была жива.

   Мог бы и съездить, что тут сложного, если отец сбежал на Урал. Вот что значит тяга к родине, а Ефим удивился: "Ты говорил, что он из деревни на границе Украины с Молдавией". Они долго дискутировали, искали критерии: что называть родиной, а что фактом из прошлой жизни, пришли к выводу, что наблюдается общая тенденция в старости мигрировать в теплые края. Как птицы, тоже тепло любят. Но в отличие от птиц человеку все мало, ему нужно, чтобы доступным было все, и не только в земных пределах. "Ты теперь понял, зачем империю грохнули? А я понял". Петр не стал уточнять, яснее ясного.

   Дочь успела покататься по Европе, привозила фотографии, в Швейцарских горных пейзажах он находил сходство с Уралом.

   Тоска накатывала за праздничным столом в кругу семьи, когда еще не пьян, но уже хочется делиться сокровенным. В лучшие времена дочь играла на скрипке полонез Огинского, он еле сдерживал слезы. Жена обещала съездить на Урал вместе с ним, обязательно зимой: "Ради тебя, цени, как жены декабристов". Она нигде не была, никуда ее не тянуло, зачем? если живет в самом лучшем городе. Он не спорил, пусть так думает, много ли радости в их жизни. Разочарование как степь после пожара, пепелище, конечно, зарастет сорняками, но нежных цветов уже не будет.

   Зоя тоже обещала поехать с ним, хоть на край света, лишь бы вместе, но он так и не решился. Боялся разочароваться, прошлого не вернуть, как бы ни хотелось.

   Родина - некая запись в ячейке памяти, набор картинок, слов, состояний души, - Ефим соглашался с ним, но не согласился, что картинки не меняются. Любой следователь скажет, что память подводит. Может, и чувства? Да, - подтвердил Ефим, - в смысле травы у дома, в детстве она была зеленее. Петр напрягся, потому что в траве у дома наступил на ржавый гвоздь. Наверное, кричал, но тот момент стерся, помнил мать, ее сосредоточенное лицо, провал, и капли крови на ступенях. Как-то, вспоминая полет с кедра, связал падение с тем случаем, потому что с ветки сорвался правой ногой, той самой, на пятке которой остался шрам. Сейчас сломал ту же правую ногу.