Это мне объяснил Гесер почти сразу после инициации. Он учил, что все важные разговоры с достаточно старыми Иными нужно пересматривать с помощью специальных амулетов. Обычно это делается в контролируемых снах. Сам я никогда не прибегал к подобным методикам, но нужный амулет у меня в запасе имелся. И тот урок Гесера я, надеюсь, усвоил неплохо. В словах старых Иных, тем более — древних, всегда нужно искать двойной и тройной смысл. Но никак не откровенную ложь.

А значит, чем-то я Завулона, и правда, успел удивить. Но вовсе не факт, что в хорошем смысле. Он запросто может иметь в виду и мою предсказуемость. Если он и правда спланировал не только мою встречу со Светланой, но и неудачу наших с ней отношений…

Или я слишком его демонизирую? И на самом деле не так уж хорошо ему удается просчитывать мои действия? А со Светланой у меня и в самом деле был шанс? Шанс, который я упустил. Причем по собственной воле. Ведь никто не стоял у меня над душой, не заставлял страдать из-за предопределенности, из-за того, что мы не выбирали друг друга, что нас свело предназначение. Ведь сама Светлана поначалу наши отношения приняла. И терпела мое хамство, пока я окончательно все не испортил. Я! Не Завулон, не кто-то еще мне враждебный, я сам. И не важно, насколько это было предсказуемо, укладывалось ли в чьи-то планы. Это — часть моей жизни. Мои ошибки, мое раскаяние, моя боль…

И все же теперь я был рад словам Завулона, что он не верит во встречу с тем самым, предсказанным ему когда-то, избранником. Это давало иллюзию свободы выбора. Иллюзию, что над нами не довлеет предназначение, что мы с ним сами решаем, попробовать ли сойтись. Впрочем, теперь-то я уже знаю, что именно так и работает любое предназначение: показывает лучший путь из возможных, дорогу, пройдя по которой ты будешь счастлив. Но каждый сам решает, куда повернуть на том или ином жизненном перекрестке. Позволить ли себе любить и быть любимым или же выбрать свободу, а вместе с ней — одиночество.

Интриги, манипуляции… да, конечно, можно повлиять на сделанный выбор. Это так просто: всего лишь показать человеку факты под нужным углом. Заставить задуматься на определенные темы. Но… я все равно уверен, что в итоге решения каждый принимает сам. Опытный мастер интриги строит партию, исходя из характеров задействованных в игре фигур. А значит, и пешка влияет на гроссмейстера.

— Что ж, я постараюсь. Люблю удивлять. Но ты не ответил на другой мой вопрос. Зачем я здесь? Чего ты от меня хочешь?

— Лекарство, Антон. Помнишь? Даже не веря, люди продолжают искать лекарство. Ну и… — Завулон вдруг встал, в два шага обогнул разделяющий нас столик и встал прямо надо мной, заставляя запрокинуть голову, чтобы видеть выражение его лица. В его глазах плескались смешинки и что-то еще такое, неуловимое, от чего у меня в груди разлилось странно-приятное тепло. — Мне казалось, я достаточно прямо дал тебе понять: ты мне нравишься. Ты красивый и интересный. А главное: я легко могу представить тебя не только в своей постели, но и в своем доме.

— Ого, — я несколько смутился от его очередной откровенности. — А я все гадал, как ты выбираешь очередных… — я чуть не сказал «жертв», но в последний момент заменил слово на «кандидатов».

— Я столько живу, что давно уже могу позволить себе ориентироваться на личную симпатию, — Завулон многообещающе улыбнулся, медленно поднял руку, словно бы давая мне возможность уйти от прикосновения, и дотронулся до моего лица. Легонечко, подушечками пальцев провел по щеке, скользнул на шею, обвел кадык и вновь вернулся наверх, к губам. Очертил рот, надавил на губы, мягко, но настойчиво заставляя приоткрыть их.

Подобная инициатива партнера была для меня в новинку. Обычно это я ласкал понравившуюся девушку, а она отвечала на мои ласки. Я первым дотрагивался, первым целовал, первым начинал избавлять нас от одежды.

Но здесь, с Завулоном, смена ролей была настолько естественна, что я даже не испытал потребности перехватить ведущую роль на себя. Лишь послушно приоткрыл губы и облизнул его пальцы, впустил их в рот. Кожа была с едва уловимым солоноватым привкусом, очень даже приятная на вкус. Вот только… слишком двусмысленно было вот так смотреть на него снизу вверх, посасывая пальцы. То есть, я бы даже сказал: недвусмысленно.

Поразительно: ни вчера, ни этим утром, узнав о предполагаемом партнерстве, я не представлял нас с Завулоном в постели. Не гадал, какими окажутся его прикосновения: легкими и нежными или требовательными, почти грубыми. Не задумывался, кто из нас кого поимеет. То есть, фигурально-то понятно, у меня нет ни шанса, а вот буквально… позволит ли Завулон мне взять себя. А я? Сколь многое позволю ему я?

Почему-то, отправляясь сюда, я думал, что нам предстоят долгие разговоры, напряженное противостояние. Что Завулон будет играть словами, а я — пытаться уловить в них скрытый смысл и все возможные оттенки недосказанности и правды. Я опасался, что растеряюсь, что буду чувствовать себя наедине с ним неловко, так, как это бывало прежде, когда я еще не знал причин его поведения. Когда его весьма откровенные домогательства списывал на желание поиздеваться, на игры сытого кота с глупой мышью.

И уж точно я не ожидал столь стремительного перехода к ласкам. А собственно, почему? Ведь и на поле под Рузой, освобождая меня от паутины хаюда, Завулон лапал меня весьма откровенно. Да и вообще, не раз повторял, что находит меня привлекательным.

А я? Если оставить в стороне размышления, связанные с проклятием и предназначением, хочу ли его я? Еще этим утром я бы ответил «нет». Я воспринимал его как могущественного противника, как того, чьим интригам нужно противостоять, но не как объект сексуального желания.

Тем удивительнее было сейчас осознавать, что я все же хочу его. Хочу попробовать на вкус эти тонкие губы, хочу заставить потемнеть от страсти эти полные извечной тоски глаза. Хочу раздразнить, спровоцировать, прощупать границы его знаменитого самоконтроля.

Я выпустил пальцы Завулона изо рта, слегка подвинулся назад вместе с креслом и встал на ноги. Завулон опустил руки и тоже сделал полшага назад. На его лице не отражалось ни малейших эмоций, и все же я видел: он возбужден. Еще как возбужден! Легкие летние брюки не могли скрыть эрекцию, да и расширенные зрачки его выдавали.

Но нужно отдать ему должное: он не давил, ни коим образом не настаивал. Но оно и понятно. Ведь ему от меня нужен отнюдь не одноразовый секс.

Наверное, любой другой Светлый на моем месте сейчас «пылал бы праведным гневом», как довольно точно выразился Завулон. Но я взрослел в интересную эпоху. Конец восьмидесятых и начало девяностых было временем абсолютной свободы, я бы даже сказал, вседозволенности. У меня не было всех тех предубеждений, что у моих старших коллег. И сейчас… сейчас я не хотел упустить момент.

Я сделал шаг Завулону навстречу. Стремительно сократил между нами расстояние, пристально глядя ему в глаза. Легкое удивление в его взгляде почти моментально сменилось пониманием. Я подошел к нему вплотную, приблизил губы к его губам. Но в последний момент почему-то промедлил: то ли дразня, то ли искренне не решаясь поцеловать первым. Даже в этот момент я не забывал о разнице в нашем статусе, опыте, силе. Было бы неловко его домогаться, если бы он решил сохранять между нами дистанцию.

Но, к счастью, Завулон меня понял правильно. Накрыл мои губы своими, втянул в жадный и страстный поцелуй. И если до этого все его ласки были нежными и осторожными, то этот поцелуй был их полной противоположностью. Он сразу ворвался языком в мой рот, заявляя свои права, свое собственничество. И я, несколько растерявшийся поначалу от его напора, вскоре принялся отвечать ему. Наши языки устремлялись навстречу друг другу в извечном танце-борьбе, то сталкиваясь, то отступая, впуская «противника» в рот, позволяя коснуться зубов и неба. По всему моему телу будто пробежал ток, будя ощущения, которые я раньше ни с кем не испытывал. Да и не позволил бы себе испытать рядом со слабой и хрупкой женщиной.