Все герои вымышлены.

Любое совпадение с реальными людьми случайно.

Москва, февраль 2016 года

Лиза лежала и смотрела на цветы, стоящие на прикроватной тумбочке. Сегодня это были розовые розы на длинных стеблях. Тяжелые головки с бархатными лепестками, плотные, в прожилках, листья… Она не смогла отказать себе в удовольствии вдохнуть нежный цветочный аромат. Прежде чем Макс поставил букет в вазу, несколько минут осторожно придерживала розы за стебли, тычась носом в бутоны.

За эту неделю он приходил уже несколько раз, и каждый раз приносил ей свежие цветы. Розы. Белые, розовые, желтые… Она не знала, зачем он приходит, а не ждать не могла. Среди ежедневной больничной скуки, разбавляемой терпеливо сносимыми процедурами, его визиты стали чем-то вроде глотков свежего воздуха. Не захлебнуться бы только…

У нее никогда не было столько времени на то, чтобы просто подумать. И, лежа в больничной постели, Лиза гоняла по кругу опостылевшие мысли. О родителях, о брате, о своей жизни. А потом все возвращалось к исходникам. Ничего нового так и не надумывалось, никакой переоценки ценностей не происходило. Врач спрашивал ее, чем она планирует заниматься потом, позже, после выписки. У Лизы же слово «потом» не вызывало никаких ассоциаций. Казалось, что она выйдет из больницы и… И ничего не произойдет. Вообще ничего. Впрочем, это «ничего» тоже было очень абстрактным.

Она пока слабо понимала, что чувствует. Скучает ли по льду? А будет ли скучать? Вся ее жизнь вертелась вокруг бесконечных тренировок, соревнований, падений, борьбы. Как жить иначе, Лиза не знала, и рядом не было того, кто смог бы ее научить. Она знала только одно – в Швейцарию она не вернется.

Лиза столько раз думала, что будет, если она бросит фигурное катание. Мечтала, что начнется другая, свободная жизнь, где она станет просто собой. Временами она чувствовала, что не выдерживает: родители давили, требовали от нее результатов, успехи брата ставились в пример, маячили, словно закатное солнце на горизонте. День за днем слушая о своей лени и никчемности, Лиза все равно шла на каток, где падала, поднималась, снова падала и опять заставляла себя вставать. А когда она побеждала, мать удовлетворенно кивала: хорошо, но… Но ты можешь лучше, ты должна стараться больше, ты должна трудиться упорнее. А потом стало совсем невыносимо. Ее тело менялось, менялась и она сама. Никто не заметил надлома, произошедшего в ней, пока она была в России, никто не заметил, каким болезненно-взрослым стал ее взгляд. И причина крылась далеко не в провальных выступлениях на этапах Гран-при и последующим за ними чемпионате России. Возможно, родители что-то видели, но списывали все на неудачи на льду, поговорить об этом с Лизой никто не пытался. Мать постоянно упрекала, не желая слушать ни оправданий, ни объяснений, постоянно следила за тем, что и сколько она ест. Методы отца были более жёсткими. Засыпая, она думала, что еще неделя, месяц, и станет лучше, легче, но легче не становилось. В какой-то момент она поняла, что больше не хочет и не может. Прогуляла тренировку, выпила два стакана какао, сидела на лавочке и смотрела за веселой группкой детворы. Дети смеялись, бегали друг за другом, визжали и, в отличие от нее, похоже, ни о чем не думали. Вернувшись домой, она застала мать в гостиной, та сидела и смотрела телевизор.

Швейцария, 2013 год

– Мне нужно с тобой поговорить. – С этими словами Лиза прошла в комнату. По телевизору шел какой-то незнакомый ей фильм, судя по широченным улыбкам героев – американский. Лиза мазнула взглядом по экрану и повернулась к матери.

– Я тебя слушаю. – Света нехотя отвлеклась и даже убавила громкость.

– Мам… я больше не буду заниматься фигурным катанием, – решительно заявила Лиза.

Она была готова к тому, что мать начнет кричать, обвинять ее в слабохарактерности, тыкать носом в то, сколько они с отцом вложили сил и средств для того, чтобы она каталась. Но Света молчала. Выражение ее лица как будто не изменилось. Вернув громкость на прежний уровень, она снова обратила все внимание на экранное действо.

– Мам, я серьезно. Я устала.

– Я даже слушать тебя не хочу, – ледяным тоном проговорила женщина.

– А когда ты хотела меня слушать?! – воскликнула Лиза. – Да и не надо, не слушай. Но на лед я больше не выйду, всё.

– Только попробуй. – Светлана все еще не повышала тона, но выражение лица изменилось. Взгляд стал жестким, черты лица приобрели резкость, отчего Света сразу стала казаться на несколько лет старше. – Если пропустишь хоть одну тренировку, я лично скажу отцу, чтобы он с тебя шкуру спустил. Учти, – она встала напротив дочери, – начнешь дурака валять, мало тебе не покажется.

– Я не хочу кататься! – Голубые глаза сверкнули упрямым блеском. – Мне уже семнадцать! Я имею право сама решать, что мне нужно, а что нет!

– Решать будешь тогда, когда мы с отцом позволим, – отрезала Света. На шум из кухни пришел глава семейства. Остановившись на пороге, он с вопросом посмотрел на жену. – Эта бестолочь заявила, что хочет бросить фигурное катание, – ответила на немой вопрос Меркулова-старшая. – Вместо того чтобы работать, как брат, она решила все бросить! Нашла легкий способ!

– Я работаю! – Лиза чувствовала, как душу затапливает обида и отчаянье. Она проигрывала, и проигрывала по всем фронтам, поддержки ждать было неоткуда. Ей не позволят сделать так, как она хочет, не позволят уйти из спорта, не позволят вдохнуть свободу. Она все еще пыталась бороться за свое право распоряжаться собственной жизнью, но борьба уже превратилась в агонию. – А если я такая бездарная и ленивая, то что вы от меня хотите?! У вас есть ваш любимый Сережа, вот и восхищайтесь им! А я тупая и неблагодарная, да! И стержня у меня нет, вы же сами так говорите!

– А ну иди сюда! – Отец ухватил ее за руку и как следует тряхнул. Следом отвесил тяжелую затрещину и тряхнул снова, еще сильнее. – Ты у меня поговоришь! – гаркнул он, сжимая ее руку так, что Лиза застонала сквозь стиснутые зубы.

На ресницах блестели слезы. Уловив движение отца, она зажмурилась, ожидая еще одного удара. Пытаясь защититься, прикрылась свободной рукой. Из груди против воли вырвался всхлип и, когда отец ослабил хватку, она выдернула руку. Волком, сквозь боль, страх и обиду посмотрела на родителей и рванула к двери. Останавливать ее никто не стал, даже окрика в спину не последовало.

В тот день она пошла к Стефану. Потому что больше идти было не к кому, и потому что ему она доверяла. В поисках поддержки и тепла долго прижималась к нему, рассказывала о том, как устала и как хочет все бросить. А Стефан поглаживал ее по спине и перебирал ее волосы, потом отпаивал травяным чаем. Когда Лиза пришла в себя, он взял ее безвольные ладошки в свои и сказал, что она не должна опускать руки и сдаваться. Что, бросив все сейчас, она пожалеет об этом. Что просто так не становятся чемпионами мира. Меркулова только покачала головой и спрятала руки под стол. Она не верила в то, что у нее еще может что-то получиться, что все это не напрасно. Она любила лед, любила чувство эйфории, которое дарили победы, вкладывала душу в каждый прокат, но два последних года оказались слишком тяжелыми. Она перестала справляться и, что самое важное, она перестала верить в себя.

В тот вечер они разговаривали очень долго. Стефан отвел Лизу к себе в комнату и там, усадив на кровать, снова взял за руки. Все ее «не получится» разбивались о его непоколебимую уверенность в ней. Она вздыхала, бросала недоверчивые взгляды, отводила глаза и мотала головой, а он все держал ее за руки.

Домой Лиза вернулась поздно и сразу же ушла в свою комнату. Легла на кровать и невольно вспомнила слова Стефана, которые он проговорил перед тем, как она вышла из его машины: «Подумай, Лиза. Помни, что все, что ты делаешь, ты делаешь для себя. И… что бы ты ни решила, ты всегда можешь на меня рассчитывать».