— Виктор Николаевич? Здравствуйте! Надеюсь, не оторвал вас от дел?

— очень любезно проговорил генерал.

— Все нормально, Никодим Калистратович, я обходил посты, — тут же нашелся Севостьянов, несколько успокоившись от вежливо-предупредительного тона. — Чем обязан?

— Виктор Николаевич, вы прекрасно осведомлены, как мы уважаем ваш труд, как высоко ценим вас. Более того, мы хотим представить вас к высокой награде! — Последнюю фразу генерал произнес с таким пафосом, что Севостьянову вдруг захотелось вскочить, вытянуться и гаркнуть во все горло: «Служу Советскому Союзу!» Однако он пересилил себя и подумал, что генерал просто хочет чего-то попросить. Именно так он сам всегда поступал, когда хотел чего-то добиться. И чем труднее была просьба, тем больше бисера он разбрасывал. Тем не менее ему было чертовски приятно слышать такие слова в свой адрес.

— Спасибо! Стараемся изо всех сил! Может быть, я лично вам могу быть чем-то полезен? — спросил Севостьянов и тут же подумал, что генерал сейчас начнет просить денег. «Больше пятнадцати миллионов не дам!» — твердо решил он.

— О, благодарю вас! Вы так предупредительны, — льстиво проговорил генерал. — У меня, и правда, есть к вам небольшая просьба…

— Пожалуйста, говорите; выделю, сколько смогу. — О чем это вы?

— Как? Вы же наверняка попросите денег для какого-нибудь благородного дела, не так ли? — В голосе Севостьянова слышалась легкая издевка.

— А вот и ошиблись, дорогой мой Виктор Николаевич! — Добронравов сделал вид, что не заметил его тона. — Просто у меня есть один крестник, которого я хочу поставить во главе нового учреждения, похожего на ваше. Мне хотелось бы, чтобы вы его поднатаскали у себя, скажем, в течение месяца.

— А какие работы будут в той зоне? — спросил Виктор Николаевич, обдумывая неожиданную просьбу, на которую ему было не очень-то удобно давать отказ. — в основном ремонтные. Я и вспомнил о вашей колонии потому, что профиль очень близкий, — небрежно ответил генерал. — Да и от вас не очень далеко, пара сотен километров…

— Только из уважения к вам, дорогой Никодим Калистратович! — тут же согласился Виктор Николаевич, прекрасно понимая, как выгодно иметь близкого соседа, которому чем-то помог, — мало ли с чем придется к нему обратиться. — Когда его ждать? — Как соберется!

— Никодим Калистратович, может, и вам махнуть ко мне на день-другой? У меня такая парилка, пальчики оближете. Если, конечно, вы любите баньку!

— Какой русский не любит баньку? — весело воскликнул генерал. — Ловлю на слове, как-нибудь заскочу!

— Надеюсь, предупредите, чтобы подготовиться?

— Непременно! — пообещал генерал. — Как скоро, не знаю, но в течение месяца, пока мой подполковник будет набираться ума разума в ваших пенатах, заодно и его навещу. — Этими словами Добронравов дал понять Севостьянову, что он лично заинтересован в этом человеке.

— Что ж, с нетерпением будем вас ждать. А за своего протеже можете не беспокоиться: все будет хорошо! — В голосе Севостьянова было столько тепла, что это могло ввести в заблуждение любого несведущего человека. Впрочем, Виктор Николаевич был искренне уверен, что его ценят, уважают, что он продолжает оставаться нужным человеком. Он нисколько не сомневался в своей полезности обществу и стране. Положив трубку, он даже забыл, что не выспался, чувствовал себя очень бодро, и вызвал дежурного.

— Слушай, вызови-ка всех на селекторную связь. — Всех?

— Тебе что, уши заложило, твою мать? Всех! — рявкнул Севостьянов.

— Через час буду!

— Есть, товарищ полковник! Через час Севостьянов вошел в комнату связи и сел перед микрофоном. — Всех разыскал?

— Так точно, товарищ полковник! Ждут! Севостьянов щелкнул тумблером. — Всем. Здравствуйте! К нашему всеобщему прискорбию, должен сообщить вам пренеприятное известие… — начал он трагическим голосом.

— К нам едет… Нет, к счастью, не ревизор, но человек, который не должен ни о чем догадаться! Терпеть его придется не два-три дня, как обычно, а целый месяц. Я, конечно, постараюсь, чтобы этот подполковник не совал нос куда не следует, но… С завтрашнего дня всем без исключения носить форму. Обращаться друг к другу только по уставу. Понятно? По уставу! Это я специально для вас повторяю, майор Колосников! Вопросы?

— А если он все-таки захочет куда-то сунуться, а вас рядом не окажется? — спросил Колосников.

— Очень вежливо дать понять, что без ведома полковника Севостьянова, вы не имеете права пропустить его! Надеюсь, теперь понятно, майор? — с иронией спросил Севостьянов.

— Так точно, товарищ полковник! — гаркнул тот, словно солдат-первогодок.

— Если нет вопросов, то у меня все! — Севостьянов отключил селектор. Решив, что гости, вероятно, еще спят, он предпочел отдаться своему любимому занятию и отправился в свой кабинет. Там он закрылся на ключ, нажал потайную кнопку, и тут же в стене открылся экран телевизора с видеомагнитофоном. Перемотав кассету на начало, он включил воспроизведение. И тут Виктор Николаевич удивленно поморщился: на экране ничего не было. Неужели кто-то узнал о его слабости? А может, с аппаратурой что-то случилось? Он включил перемотку. Оказалось, что аппаратура в порядке: следующее включение это доказало

— на экране он увидел Ронни с «мальчиком». Посмотрев минут пять, Виктор Николаевич брезгливо сплюнул. И чего приятного находят в этом мужики? Жуть какая-то…

Коль скоро аппаратура действовала безотказно, то кто же трахался на массажном столе, перекрыв глазок видеокамеры. Если случайно, то ладно, а если не случайно?.. Желая как можно быстрее развеять свои сомнения, Виктор Николаевич нажал кнопку селектора и вызвал к себе Бесика. Через пять минут тот пришел к нему в кабинет.

— Скажи-ка, дорогой, тебе что, перестала нравиться твоя работа? — вкрадчивым голосом проговорил начальник.

Бесик хорошо знал этот тон, который грозил большими неприятностями, и пытался понять, что он натворил, отчего сердится Хозяин. Неужели кто-то настучал, что он вызвал к себе Милиану? Но это уже было не раз, и Хозяин не делал ему замечаний…

— Гражданин полковник, — решительно сказал он, помня, что в плохом настроении Виктор Николаевич позволял только такое обращение к себе. — Вы же не говорили, что положили глаз на Милиану и запрещаете к ней притрагиваться! — Бесик замолчал и преданно уставился на Севостьянова.

— Так это ты был с ней? — облегченно вздохнул он.

— Не только я… еще и мой приятель, — на всякий случай признался Бесик, не предполагая, что известно Хозяину. Но он прекрасно знал, что Севостьянов редко наказывает, если виновный сам признает свои ошибки.

— Это уже не столь важно! — Севостьянов махнул рукой, но вдруг спросил: — А что за приятель? У тебя вроде не было друзей на зоне?

— У вас прекрасная память, — польстил Бесик. — Действительно не было… до вчерашнего дня.

— А что произошло вчера? — С этапом пришел мой кореш! — на всякий случай Бесик решил заговорить о Савелии, чтобы его имя отложилось в памяти Севостьянова.

— Не тот ли, кого Колосников отправил на «пятнашку»? Я вчера подписывал постановление.

— Нет, Виктор Николаевич. Фомича я тоже по воле знаю, но он сам по себе, а с Бешеным, с Савелием Говорковым, мы кентовались…

— Бешеный? Говорков? — повторил Виктор Николаевич. Кличка и фамилия показались ему знакомыми, но он так и не смог вспомнить, что действительно слышал их, когда помогал Четвертому охотиться за Савелием. — А этот Фомич? Он тоже из крутых, так?

— Лет двадцать по тюремным шконкам протирается и не замазан ничем… — осторожно заметил Бесик. — Как бы бузы какой не было… Он не прощает такого обращения с ним.

— Бузы, говоришь? — Севостьянов нахмурился: неприятности были бы совсем некстати. Мало того, что гости на зоне, так еще и генерал может наведаться в любой момент. Черт дернул пригласить его в гости. Он поднял глаза на Бесика. — Собственно, что себе позволяет этот Колосников? Новичок, видите ли, ему не понравился. — Ему уже не раз доносили, что Колосников обогащается за счет прибывших. В последний раз доложили вчера: подвыпивший сержант трепанул, что только с одного осужденного он нажил две сотни баксов. А дежурным был вчера именно майор Колосников. Сколько же хапнул он, если сержант слупил пару сотен? Севостьянов решительно нажал на кнопку селектора. — Кто на проводе?