Каждый из тех, кто находился в колонии, по приговору суда имел определенный срок, но, попав сюда, мог сразу же забыть о своем приговоре: никто не мог и мечтать, чтобы вернуться на волю. Существовали только два пути выхода из этой зоны: первый — «ногами вперед», да и то не более чем на пару километров от колонии, на специально оборудованное кладбище. Второй путь был предпочтительнее — попасть в число охранников. Однако заключенные не предполагали, что стали пожизненными рабами в этом «райском уголке».
Сестра Шуры, убитой здесь, нисколько не преувеличила, сказав о том, что в колонии существовала и женская половина. Двухэтажный дом на триста женщин был расположен за забором, куда можно было попасть только офицерам и некоторым избранным осужденным. Нарушители строго наказывались. Женская колония охранялась своей охраной, состоящей, впрочем, из мужчин. Условия содержания здесь были более мягкими, чем в мужской зоне, хотя и ненамного.
Женский дом был построен совсем недавно по личному указанию начальника «учреждения», прозванного даже среди охраны Барином. Виктор Николаевич Севостьянов появлялся на территории колонии только в пятнистой форме с полковничьими погонами, которые нацепил по собственной инициативе в первый же день своего появления. На самом деле по документам он имел звание младшего лейтенанта запаса. Впрочем, весь персонал колонии носил погоны и имел «воинские звания».
После 1991 года Севостьянов перебивался с хлеба на воду, примыкая то к одной новоиспеченной партии, то к другой, полагая, что легко получит «теплое» местечко, на котором не нужно будет особенно «горбатиться». Однако времена партийных функционеров прошли, и нужно было стараться изо всех сил, чтобы хоть както держаться на плаву. Разуверившись, Виктор Николаевич кинулся в коммерцию, но и там ничего путного не смог достичь. К тому моменту, когда его разыскали люди Рассказова, он уже был вполне готов идти в лотошники. Услышав привет от Аркадия Сергеевича и предложение возглавить крупное предприятие, он на несколько минут лишился дара речи. Когда он спросил о зарплате, посредник заметил:
— Виктор Николаевич, наш общий знакомый просил передать вам дословно следующее: «Официальная — как у министра, а остальное, как сам решит».
Севостьянов понял, что наконец-то пришел и на его улицу праздник. Единственное, что его удручало, так это отдаленность от родной столицы, но, немного подумав, он пришел к выводу, что с теми деньгами, которые ему светят, никто не помешает ему каждые выходные проводить дома. Он даже не стал задумываться о том, чтобы перевезти к новому месту работы жену и двух великовозрастных дочерей, ведущих абсолютно праздный образ жизни, но тем не менее горячо им любимых.
Проведя на новой работе пару месяцев, Севостьянов настолько вник в производство, словно всю жизнь только этим и занимался. Вскоре он понял, что для того, чтобы требовать даже от рабов хорошей отдачи, нужно их хорошо кормить, предоставлять необходимый для восстановления сил отдых, а для поощрения использовать природную потребность самцов. Та— ким образом и возникла мысль о создании женской части колонии. Севостьянов, заручившись поддержкой «наверху», быстро построил двухэтажный корпус и сделал запрос на триста женщин не старше сорока лет. Начальники переполненных тюрем настолько обрадовались, что буквально в считанные дни заполнили новоиспеченную колонию «спецконтингентом».
Должность главного врача колонии занимал капитан Воробьев. На воле он был обыкновенным медбратом кожно-венерологического диспансера. Свой срок он получил за то, что сделал аборт и совсем еще молодая женщина умерла от потери крови. Каждый вновь прибывший заключенный первым делом проходил тщательный медицинский осмотр, и если обнаруживалось, что у него простая, известная «доктору» болезнь, то его помещали в стационар. Если же капитан Воробьев подозревал сложное заболевание, тем более инфекционное, то такого, как правило, отправляли обратно, составив внушительную сопроводиловку о «невозможности принять тяжелобольного в связи с отсутствием надлежащих условий для лечения». Иногда назад не принимали, и тогда больной был обречен: более двух суток жить ему не давали. В отчете всякий раз ставился диагноз: «Умер от сердечной недостаточности» — единственный диагноз, которым в совершенстве овладел «доктор» Воробьев.
На предмет инфекционных заболеваний гораздо более тщательно обследовались представительницы женского пола, в этом вопросе Воробьев чувствовал себя достаточно уверенно. При осмотре почти всегда присутствовал сам Севостьянов и отмечал тех женщин, которые «приятно ласкали глаз».
У Севостьянова было странное хобби, которое ему удавалось скрывать от посторонних: он любил подглядывать за тем, как «трахаются» другие. В такие моменты он и сам получал удовлетворение. Именно для этой цели и было отведено несколько комнат для «снятия стресса». Каждая комната была оборудована видеокамерой, записи с которых подавались прямо в специально оборудованный кабинет Севостьянова. Самое большое наслаждение он получал, если жертва сопротивлялась, и чем сильнее, тем в больший экстаз он входил.
Но сегодня ему было не до эротических развлечений: нужно было отправлять очередную партию оружия. Процедура была отработана до мельчайших деталей. Сначала приезжал представитель Рассказова, внимательно следил за погрузкой, потом появлялись боевики для охраны груза. Он доставлялся на небольшой тщательно замаскированный аэродром. Там ящики с оружием буквально за считанные минуты перебрасывались в самолет, который тут же улетал через границу. Наземные ПВО, получив несколько раз указание пропустить коммерческий рейс, вскоре настолько привыкли к подобным полетам, что, сделав запрос на борт и получив позывные, даже перестали связываться с руководством, давая самолету «зеленый свет». Тем не менее Севостьянов всякий раз волновался при отправлении груза и обретал покой только тогда, когда получал сообщение, что груз благополучно доставлен адресату.
Однако именно сегодня, когда Севостьянов торопился отправить груз, с этапом прислали трех женщин. Одна была просто красавица. У нее был огромный бюст, тонкая талия и длинные ноги, короче, все так, как любил Севостьянов. Перед тем как пойти на погрузку, Севостьянов не удержался и пролистал ее личное дело. Виолетте Хрестьяниновой было двадцать два года, но она уже успела побывать в местах лишения свободы: в первый раз получила два года за участие в разбое, сейчас — три за грабеж.
Севостьянов завел неукоснительное правило: вновь прибывшие женщины, если против их фамилии он ставил крестик, первым делом, после посещения бани, оказывались на медосмотре. Как только «доктор» Воробьев выдавал свой приговор: «практически здорова», они направлялись в гинекологический кабинет якобы для осмотра. Однако вместо врача их осматривал помощник Севостьянова старший лейтенант Константинов, единственный, кто знал о слабости начальника и допускался до исполнения этого «эротического шоу». Константинов находился во всероссийском розыске за два убийства и участие в нескольких разбоях.
«Доктор» документально зафиксировал, что осужденная Хрестьянинова «практически здорова». Женщин, которые пришли вместе с ней, уже отправили по комнатам, а ее продолжали держать в карантине: старший лейтенант Константинов ожидал сигнала от своего шефа.
На этом давайте прервем знакомство с этим «райским уголком»: у нас еще будет возможность окунуться в эту клоаку. Вернемся к нашему герою.
Когда Савелий проанализировал сведения о «райском уголке», полученные от Зелинского, Короля, Зины и Розочки, он явился к Богомолову и решительно сказал:
— Прошу извинить, Константин Иванович, за то, что мне приходится ставить вас в неловкое положение перед вашим медицинским светилом!
— Ты что, передумал? — нахмурился генерал.
— Нет, не передумал… Просто хочу отложить наш проект на неопределенный срок.
— Ничего не понимаю! С какой стати? Чтото произошло?
— Произошло… — Савелий тяжело вздохнул и стал рассказывать.