Подъезжая ближе, мы увидели, что наши недавние попутчики машут нам рукой, а те, кто устроил очередной затор, оказались военными.

Митрич остановился у последней из нашего кортежа легковой машины на обочине, выключил двигатель и сказал:

– Всё, Славка, нет больше сил, – и откинулся на спинку сиденья.

– Сейчас, Митрич, потерпи, я быстро.

Я выскочил из кабины, побежал к ребятам в военной форме, не обращая внимания на вопросы участников первого прорыва о самочувствии Валентины и Степана. Подбегая к парнишке из оцепления, я спросил, где командир и есть ли здесь врач. Мне ответили, что командир уже на подходе, а врач уехал с беременной девушкой в организованный неподалёку мобильный госпиталь МЧС. На требование пропустить, потому что у нас в машине раненый, мне был дан ответ, что на этой территории введено чрезвычайное положение и перемещение по ней возможно только по пропускам. На мои крики о непонимающих солдафонах и кретинизме ситуации на меня наставили автомат и посоветовали отойти к другим гражданским и ждать своей очереди.

Да, я нервничал, да, погорячился, но Митричу-то не становится лучше. Что за день-то такой! Я было уже собирался совершить то, что выходило за рамки моего самообладания, но тут появился лейтенант, и, казалось, дело сдвинулось с мёртвой точки. Он отдал распоряжения и направился ко мне. Высокий, статный, с волевым лицом. В форме выглядит так, будто в ней родился. Наверняка весь его род – сплошные военные. На вид около тридцати лет, может, чуть меньше.

– Почему шумим? Было же сказано, что в связи с последними событиями введено чрезвычайное положение, поэтом свободное передвижение по данной территории ограничено. В самое ближайшее время будет организован контрольно-пропускной пункт на этом участке дороги с обязательным досмотром движимого имущества и конфискацией огнестрельного оружия. Кстати, у вас имеется оно в наличии? – спросил лейтенант, строго глядя на меня. Я кивнул. Лейтенант вытянул перед собой ладонь: – Попрошу медленно и без резких движений передать его мне, – я повиновался, всё равно патронов нет, и сейчас важнее доставить Митрича к врачу.

Получив желаемое, лейтенант передал пистолет рядовому из оцепления и продолжил:

– Так вот, если всё в порядке, то далее будете направлены в ближайший лагерь беженцев для дальнейшего разбирательства. Что из моих слов вам не понятно?

– У меня напарник умирает, надо срочно в больницу.

Лейтенант стал серьёзным, махнул кому-то, и к нему подбежал сержант. Он повернулся ко мне:

– Показывай.

Мы быстрым шагом направились к грузовику. Он увидел разбитую и продырявленную кабину грузовика и спросил:

– Как вы вообще сюда доехали?

Я не обратил на его слова внимания и открыл водительскую дверь. Митрич на это никак не отреагировал. Лейтенант мотнул головой, приказывая сержанту осмотреть водителя. Тот кивнул в ответ и полез в кабину. Прослушал пульс, засёк время, осмотрел рану и спустился:

– Товарищ лейтенант, водитель тяжело ранен, находится без сознания. Большая потеря крови, если не доставить срочно к медикам, смерть неминуема.

– Значит так, сержант, бегом за транспортом и возьми с собой рядового Сурко, пусть выпишет временные пропуска на него и его напарника. А пока будете доставлять раненого, пусть рядовой Сурко составит протокол о происшествии и краткую историю случившегося со слов… – он повернулся ко мне, я понял, что он хочет узнать имя, и я представился: – Вячеслава Ветрова, а проезд я сейчас освобожу. Исполнять!

– Есть! – козырнул сержант и убежал назад.

– Как там обстановка-то в городе? – спросил меня лейтенант.

– Плохо, – ответил я. – Народ обезумел. Кто не успел или боится бежать, прячется в квартирах. Те, кто подумал, что теперь сам себе власть и сила, начали захватывать территории, не считаясь ни с кем и ни с чем. Начались погромы и грабежи всего подряд, без разбора. А ошалевшая вчерашняя шпана взялась за оружие и начала отстрел не согласных с их новыми правилами. Полиция без помощи с таким не справится.

– Невесёлые ты картины рисуешь, Вячеслав Ветров, ох невесёлые.

Он развернулся и быстрым шагом пошёл к оцеплению. Дорогу освободили, и к нам подъехал специальный электрокар малой вместимости для быстрой транспортировки. Мы с сержантом вытащили Митрича из кабины и уложили в электрокар. Затем сели в него сами и поехали в сторону мобильного госпиталя. Кажется, наконец-то всё закончилось. Можно выдохнуть.

«Держись, напарник, у нас получилось», – мысленно произнёс я и приготовился к долгому пересказу событий прошедшего дня сержанту.

Как только мы добрались до госпиталя, Митрича тут же увезли в операционную. Я не находил себе места и никак не мог успокоиться. Вроде ведь всё, успели, получалось. Но нет, всё мне казалось, что что-то не так. Я ходил туда-сюда рядом с операционным боксом и ждал новостей. Потом меня поймала медсестричка и отвела на осмотр. Оказалось, что у меня выбито плечо. Я так был занят собственными переживаниями и мыслями, что даже не обратил внимания, как мне вправили плечо на место и приложили лёд. Через пять минут я вышел такой же задумчивый, но с вправленным плечом и бандажом, поддерживающим мою руку. Но я этого не заметил и всё так же по привычке другой рукой поддерживал ушибленную. Очнулся я опять возле операционной.

Через час ко мне вышел врач и пригласил к себе в бокс.

– Операция прошла успешно. Ранение не серьёзное, но он потерял много крови, поэтому всё могло обернуться очень плачевно. А сейчас пулю достали, переливание сделали, так что всё будет в порядке. О многочисленных ушибах я и не говорю. Отлежится пару дней, а дальше посмотрим по состоянию, но я думаю, что всё будет в порядке, он очень крепкий для своего возраста. Не переживайте так, вы, можно сказать, его спасли, когда вывезли из города и привезли сюда.

– Да в том-то и дело, док, – я тяжело вздохнул, – что не я его спас, а он меня, причём, получается, дважды. Сначала в городе от сорвавшейся с катушек шпаны, потом на дороге.

– Так он что, сам раненый сюда приехал? – удивился доктор. Я кивнул. – Ну что ж, им нельзя не восхищаться, какая воля, не каждому это дано. И, видимо, вы ему очень дороги, поверьте, я знаю, о чём говорю.

Мне оставалось только согласиться, и всё рано я не мог успокоиться, переживания только нарастали, потихоньку, по чуть-чуть увеличивая беспокойство.

– Не переживайте вы так, уже всё закончилось. Вам надо отдохнуть, наверняка у вас был тяжёлый день. Я распоряжусь, вас устроят рядом с вашим другом.

Он с кем-то связался и попросил зайти, а потом снова повернулся ко мне:

– А знаете, у меня есть лекарство, способное вам помочь, – и хитро улыбнулся. Потом открыл шкафчик с разными пузырьками, достал пол-литровую склянку и стакан. Налил и протянул мне: – Пейте залпом и идите отдыхать.

Я повиновался, выпил содержимое в три глотка, мимоходом отметив, что это спирт. Отдал доктору стакан. Он посмотрел на меня заинтересованно и произнёс:

– Однако.

Тут вошла медсестричка и повела меня туда, куда сказал доктор.

Когда меня привели в бокс, я увидел в ряд четыре койки, а между ними маленькие раскладные столики. В принципе, больше ничего и не нужно. Я лёг на койку и, утомлённый этим днём и всеми переживаниями, вырубился мгновенно.

Проснулся я уже на следующий день. Открыл глаза. И подумал, что у меня похмелье. Потому что состояние было похожим: тяжесть в голове, вялость, открывать глаза совсем неохота. Вот, думаю, проснулся без будильника, сейчас пойду на кухню, выпью средство от похмелья и буду собираться на работу. Потом вспомнил все события прошлого дня и вскочил как ошпаренный. Сел на койку. Растёр руками лицо. Осмотрелся. Металлопластиковый бокс высотой два с половиной и длиной шесть метров был похож на контейнер для перевозки грузов. Посередине длинной стены, под потолком, окошко размером пятьдесят на тридцать сантиметров. Над каждой койкой на стене какие-то кнопки и несколько приборов неизвестного мне назначения.