Походил господин Рыба по бережку, только скучно ему. Бережок он и из воды видел, ничего интересного в нём не нашёл. Лес – другое дело. Далёкий, зелёный, непонятный. Зайчик рядом, опять же, случись что – водицы в губы оттопыренные плеснёт, в чувство приведёт.

Пошёл господин Рыба в лесную сторону. Зайчик – следом. Идут долго, идут молча. И вдруг…

– Воздуха мне! Воздуха! – взмолился господин Рыба, падая на травку зелёную и хвостом по той травке молотя. – Воды мне, Зайчик, воды! Скорее!..

Посмотрел на него Зайчик нехорошо, а потом взял бутылочку и опорожнил. Выкинул в кусты дальние, поглядел на бывшего мучителя презрительно и сказал:

– Не будет тебе воды, чешуйчатый. За то, что утопить меня в море зелёном надумал, за то, что насмехался из воды солёной… Поделом тебе, поделом!

Сказал так – и ускакал к другу своему Ёжику, оставив господина Рыбу помирать под кустиком. Тот и помер быстренько, посреди моря зелёного, незнакомого, в назидание за дела свои гадкие. И никто его не похоронил.

Мораль сей сказки: не ройте другому яму не топите другого в море, иначе вам это припомнят, выведут на полянку зелёную да так там и оставят.

Несхороненного.

Конец».

– О художественной ценности твоей работы я скромно промолчу, – двойной листочек вернулся в стопку к другим бумагам. – А вот жестокость нужно проработать. Почему твой Зайчик оставил господина Рыбу умирать? И почему твоя сказка называется «Похороны господина Рыбы», хотя там никто никого не хоронит?

– Похороны должны были быть, – чистосердечно произнесла я. – Просто место кончилось. Зайчик – хороший, господин Рыба – плохой. Что тут непонятного?

– И полагаю, ты ассоциируешь себя с Зайчиком? – уточнила Наталья Филипповна.

– Да! – я просветлела лицом.

Неужели, неужели она поняла?..

– В таком случае разочарую тебя, Ада, – неожиданно жёстко произнесла та. – Потому что ты – господин Рыба.

«Почему это я – господин Рыба?»

Я положила в корзинку пакет молока и пошла к полочке с хлебом.

«Разве ты ещё не поняла, Ада? Ну же, соображай, ты ведь у нас такая умненькая…»

Пускай эти слова Натальи Филипповны и остались в прошлом, я всё равно вспыхнула.

Она издевалась, совершенно точно издевалась!

«Я… я не понимаю».

«Ах, не понимаешь? Какая жалость! Что ж, начнём по порядку. Как ты думаешь, в чём причина конфликта между Зайчиком и господином Рыбой?»

«Господин Рыба хотел утопить Зайчика».

«Нет, Ада, дело вовсе не в этом».

Я вспомнила как толстые губы Натальи Филипповны, накрашенные алой помадой, громко причмокнули от удовольствия. Ей нравилось разъяснять мои ошибки.

«Тогда в чём?»

«Зайчик живёт где? На земле. Господин Рыба живёт где? Под водой. Понимаешь, к чему я клоню, Ада? Они слишком разные. Прямо как ты и твои одноклассники, с которыми ты постоянно ссоришься».

«Я не ссорюсь!.. Они первые!.. Они сами!..»

Мне хотелось, чтобы Наталья Филипповна поверила мне, встала на мою сторону. Однако она покачала головой и продолжила развивать свою теорию, где я была злющим господином Рыбой, а мои одноклассники – невинными Зайчиками.

«Твои книги как вода в истории про господина Рыбу. Это твоя среда обитания, Ада. Ты плещешься в своём книжном море, никого не подпуская к себе, ведь тебе там хорошо и удобно. Твои одноклассники скачут на бережке реальной жизни, адекватно и правильно реагируя на окружающий мир».

Торжествующая пауза перед последним, унизительным ударом, показывающим, что права не я, но они.

Как и всегда.

«Однако стоит кому-нибудь из них приблизиться к тебе, попробовать наладить контакт, как ты тут же норовишь утянуть несчастного на дно своего книжного омута. Метафорически выражаясь, убить, утопить».

«Нет, нет, вы не правы!»

«Это то, что называется искаженным восприятием реальности, Ада. Ты считаешь, что всегда и во всём права только ты, когда в действительности совсем наоборот. Это нестрашно. Это поправимо».

Наталья Филипповна старалась говорить мягко, но я чувствовала её враждебность. Она засела где-то там, глубоко внутри вместе с пометкой о том, что я – дефектная, неуравновешенная, невоспитанная.

Застывшая над батоном рука слегка подрагивала от возмущения. Наталья Филипповна действительно решила, что я – господин Рыба и что сказка – про меня и моих одноклассников.

– Вот ещё, – пробормотала я, швыряя хлеб в корзинку. – Стала бы я про них писать. Злых, грубых, неотёсанных! Да, такое слово подойдёт.

Хотя Наталья Филипповна наверняка бы меня за него отругала.

Ведь это я плохая, я – господин Рыба и я мечтаю всех затащить в свою книжную лужу. Как-то так.

Она даже задержала меня на целых десять минут, чтобы написать записку моей маме.

О гадкой сказке, в которой я была главной злодейкой.

Я так расстроилась, что едва не забыла спросить о деньгах. Наталья Филипповна раздражённо вздохнула, но одолжила сто рублей. Я понимала почему она вздыхает: мама часто «забывала» вернуть долг. А может просто забывала, безо всяких кавычек.

Я не знаю, я же Рыба. Они ничегошеньки не знают, только булькают и топят всех подряд.

Остановившись рядом с полочкой, на которой были разложены шоколадки, я глубоко задумалась. Очень хотелось съесть шоколадку. Но мама каждый раз говорила, что у нас нет денег на такую роскошь.

«Ты – господин Рыба».

Нахмурившись, я взяла самую маленькую и дешёвую шоколадку и положила её рядом с хлебом и молоком.

«Мама поймёт меня. Должна понять», думала я, идя к кассе. «Ей бы тоже было неприятно, если бы какая-то Наталья Филипповна обозвала её рыбой-убийцей».

***

В нашей квартире было шумно, как и всегда. Миша с Настей кричали. Мама бегала между ними, стараясь утихомирить обоих сразу шипением «Тиш-ше, тиш-ше». При виде меня она облегчённо вздохнула, но тут же нахмурилась.

«Что я успела сделать не так?», в панике подумала я и тут же поняла: «Пакет… он прозрачный».

– Ада, мы же договаривались, – подхватив на руки орущего и выгибающегося Мишу, она направилась ко мне. – У нас нет денег на развлечения!

– Я… я понимаю, – нервно сглотнув, я стиснула ручки предательского пакета. – Но сегодня… сегодня кое-что произошло. Ой-й!

Продолжая удерживать Мишу одной рукой, мама выхватила у меня из рук пакет. Выудив оттуда шоколадку, она отбросила его прочь. Вывалившиеся из него батон с молоком оказались в разных углах комнаты.

Я невольно сделала шаг назад, но упёрлась в закрытую дверь.

«Не сбежать, не спастись…», лихорадочно подумала я.

– Подержи-ка, – она всучила мне брата, словно какую-нибудь сумку и принялась разворачивать шоколадку. – Бить или кричать на тебя бесполезно. Значит, поступим иначе.

Мама продолжила разворачивать шоколадку. Маленькие кусочки фольги блестящими снежинками опадали на пол, к её ногам. А потом она принялась есть её, внимательно глядя на меня.

Когда-то давно я читала похожую книгу. Там говорилось о королях и королевах, заставлявших подданных наблюдать за тем, как они едят. Не помню, зачем они это делали, правда, но я почувствовала себя как раз такой подданной.

– Это послужит тебе уроком, Ада, – мама брезгливо стряхнула с пальцев прилипшую обёртку. – Надеюсь, ты всё поняла и в следующий раз хотя бы подумаешь перед тем как тратить деньги на бесполезные вещи. Тебе всё ясно?

Перепачканные моей шоколадкой губы приблизились к моему лицу.

Шоколадкой, которой мне так и не досталось.