В каком-то смысле так и было. Я старался сохранять спокойствие, но возле открытых дверей в гостиную мной овладела какая-то тягучая тоска, и мир посерел — так бывает на старых кладбищах, где под корнями деревьев прячутся надгробия, за которыми таится угрюмое древнее зло.

Впрочем, Инга ничем не напоминала чудовищ — изящная молодая женщина в дорогом платье поднялась навстречу мне из кресла, и мягкий голос, похожий на журчание тихого ручейка в траве, произнес:

— Мартин. Рада видеть тебя живым и здоровым.

Этикет требовал подойти к даме и поцеловать ей руку. Напомнив себе о том, что в траве прячутся не только ручейки, но и змеи, я сел на диван и, сцепив пальцы на колене, поинтересовался:

— У тебя хватило ума и совести прийти сюда?

Инга одарила меня белозубой улыбкой и опустилась в кресло. Стройная, легкая, она была похожа на туго натянутую струну. Коснись — и будет музыка. Или полетит стрела. Я против воли вспомнил тепло и запах ее кожи, волосы, рассыпанные по подушке, гибкое тело, которое извивалось подо мной, задыхаясь от страсти, и голос, умолявший: еще, Мартин, еще… Это была тяжелая страсть, помрачающая рассудок, и Инга прекрасно понимала, какое впечатление сейчас производит на меня. Она нисколько не изменилась.

— А что не так? — ответила она вопросом на вопрос. — Я рада, что ты жив. Я рада, что ты проснулся. Мартин, я хотела обсудить с тобой вчерашнее происшествие на балу.

Я криво усмехнулся и махнул рукой.

— Говори.

Инга отдала мне короткий поклон.

— Разумеется, ты понимаешь, что я не имею никакого отношения к этому бесчинству, — промолвила Инга тоном оскорбленной добродетели. — Полиция пришла ко мне рано утром, удовлетворилась моим алиби, но я решила все-таки поговорить с тобой лично. Я не покушалась на твою невесту, Мартин. Вчера я была в опере, давали «Волшебную скрипку», — рука Инги нырнула в сумочку, усеянную мелкими камешками, и вынула цветной лист программы. — Это, конечно, не аргумент. Но меня видели в моей ложе в течение всего вечера. После этого я отправилась в ресторан «Альмерта», как ты помнишь, он располагается напротив здания оперы.

Инга умолкла и посмотрела на меня со странной смесью торжества и обиды. «Я не покушалась на твою невесту», — звучало эхом. Моя невеста. Ну и что?

— Я тебе не верю, — равнодушно сказал я, и видит Бог, это равнодушие стоило мне невероятных усилий. — Просто потому, что знаю, как именно строится морок. В нем были твои следы, Инга. Кто бы это ни сделал, он работал по твоей просьбе и с твоим непосредственным участием.

Следов там, конечно, не было, я блефовал напропалую. Все произошло настолько быстро, что никто бы не успел считать ауру наведенного морока. Инга даже бровью не повела.

— Мне жаль, Мартин, — сказала она. — Я помню, что Цетше всегда очень глубоко переживают прилюдный позор.

— Нельзя переживать то, чего нет, — парировал я. — Ты хотела убить меня, Инга. Именно твое заклинание погрузило меня в тот сон. Я все знаю, и если ты еще раз появишься здесь, то я дам ход этому делу.

Я снова блефовал. Снимок с заклинанием был сожжен, мне нечем было доказать вину бывшей жены. Сейчас она смотрела на меня с таким сладким соблазном в глубине потемневших глаз, что я снова почувствовал знобящее неудобство. Женщину, которая сидела в кресле, нельзя было не желать.

— Бедный, бедный Мартин, — вздохнула Инга и поднялась: словно солнечный луч разрубил комнату. — Мне очень жаль. Надеюсь, она действительно хорошая девушка и сможет сделать тебя счастливым. Хотя…

Я невольно поднялся навстречу. На мгновение меня остро кольнуло болью по несбывшемуся. Если бы она не желала моей смерти, если бы она не предавала! Инга погладила меня по щеке и с улыбкой сказала:

— Я не приду, если ты не хочешь. Но ты знаешь, где я живу. Приходи.

— Мне незачем приходить, — резко ответил я. По губам Инги скользнула очаровательная улыбка.

— Посмотрим, — сказала она. — Посмотрим.

Вернувшись в столовую, я невольно заметил, что ни Огюст, ни Дора так и не прикоснулись к завтраку. Когда я вошел, Дора оторвалась от омлета, который до этого машинально ковыряла двузубой вилкой, и взглянула мне в лицо, словно хотела найти в нем ответы на свои незаданные вопросы.

Наверняка она думала, что я, столкнувшись лицом к лицу со своей бывшей любовью, вспомню все то хорошее, что когда-то было между нами, и рухну в знакомый соблазн. Именно на это и рассчитывала Инга. Кто знает, если бы не тот дагерротипический снимок… Впрочем, нет. Инга сделала свой выбор, когда захотела моей смерти, а я сделал свой.

— Что она сказала, братка? — осведомился Огюст. Дора шмыгнула носом и опустила взгляд в тарелку. Я понимал ее теперешнее настроение. Когда после ночи любви вдруг появляется та, которая считает тебя соперницей — что ж, тут нечему радоваться. Я вспомнил, как Инга назвала Дору моей невестой, и вновь почувствовал укол гнева.

— Почти слово в слово то, что мы предположили вчера, — я взял чашку кофе и вдруг понял, что ничего не хочу. Ни завтрака, ни новой работы, ни кого-то рядом. Ощущение нарастающей внутренней пустоты было глубоким и знобящим. — У нее есть алиби, которое может подтвердить множество людей. Была в театре, потом в ресторане. Какой-то негодяй использовал ее образ в своих гнусных целях.

Огюст усмехнулся. Дора посмотрела на меня, и я ободряюще ей улыбнулся: все в порядке, тебе не о чем волноваться.

— Кто бы мог подумать, да? Обвиняют порядочную женщину, — Огюст отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. Аппетита в нашей компании не было ни у кого. — Что ты ей на это ответил?

— Что знаю о том, как она хотела меня убить, — ответил я. Все это было похоже на легочный жабс, которым я однажды болел в детстве: мир кажется угрюмым и серым, и деваться тебе некуда. — И что если она снова появится в моем доме, то я дам делу ход. Впрочем, это ее не напугало.

— Еще бы, — усмехнулась Дора. — Она ничего не боится, насколько я понимаю. Наглость второе счастье.

Я лишь кивнул. Прекрасная пословица.

— Но что, если она права? — предположил я. Дора и Огюст посмотрели на меня с одинаковым растерянным выражением, и я объяснил: — Если в том, что случилось вчера, действительно принял участие кто-то другой? Тот, кто знает нашу историю, и тот, кто, возможно, помогал Инге раньше.

Огюст поднялся из-за стола и, подойдя ко мне, демонстративно положил руку мне на лоб. Конечно, такие вещи можно говорить только в бреду. Но я прекрасно понимал, что мне сейчас нужно трезво оценивать любую, даже самую невероятную ситуацию. И если у меня есть еще один недоброжелатель, то лучше узнать о нем как можно раньше. Но Огюст и Дора, конечно, уверены, что Инга меня очаровала.

— Братка, ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовался Огюст. — Голова не болит?

— Нет, — хмуро ответил я и посмотрел на Дору: она по-прежнему выглядела удивленной и обиженной. — И Инга меня не очаровала, если вы об этом. У нее нет надо мной власти, мое сердце занято другой женщиной, и если вы…

Дора улыбнулась, и эта улыбка была как солнечный луч, широкий и ясный, который скользнул по ее лицу и озарил душу до краешка. Она услышала то, что хотела услышать и наконец-то поверила в мою искренность.

Я не лгал, называя ее любимой. И не собирался брать свои слова обратно. Как бы ни старалась Инга, у нее больше не было власти.

— По идее, она сама не смогла бы составить настолько сильное заклинание, — Огюст довольно улыбнулся и, вернувшись за стол, взял в руку колокольчик, давая слугам сигнал, что пора нести десерт. — Пусть она и волшебница, но очень слабенькая. Кто-то наверняка помог ей.

Я кивнул, признавая его правоту. Снимок с заклинанием сгорел, но я помнил изящный рисунок магических линий, который скрывался в бумаге и жалил, стоило к нему прикоснуться. Возможно, Инге помогал кто-то из академии чародейства и волшебства — пожалуй, стоит поговорить с Бруно по этому поводу.

— После завтрака я собирался в академию, — сказал я после того, как принесли десерт: золотые половинки персиков в меду. — Надеюсь, Бруно сегодня там, он наверняка даст мне какой-то совет насчет всего этого…