Мне захотелось подняться с кровати и постучать головой о дверцу шкафа, чтоб выбить из нее все дурные мысли. Интересно, чем в это время занималась Инга? Размышляла, как меня убить? У меня больше нет семьи, нет. С этим трудно смириться, я проснулся меньше недели назад — но это сделать все-таки придется.

Дора что-то пробормотала во сне и вдруг села на кровати и обернулась в мою сторону. Один из светильников среагировал на движение и тотчас же ожил, залив комнату теплым золотым светом. Дора смотрела так, что я на мгновение испугался, что она заболела какой-то из своих иномирянских болезней.

— Что с тобой? — почему-то шепотом спросил я. Дора слепо дотронулась до лица и ответила:

— Ты умеешь проверять, есть ли в человеке магия?

Это было сказано так, что впервые за долгое-долгое время меня охватило неприятным липким страхом — тем самым, который парализует, а не подстегивает.

— Могу, — ответил я. Это было самым простым действием в практической магии. Все ученики могли с ним справиться уже на первом уроке, оно почти не требовало сил.

— Проверь, пожалуйста, есть она во мне, — попросила Дора, и в ее глазах мелькнули слезы. Наверняка ей просто приснился кошмар, и она до сих пор не могла опомниться. Я сел с ней рядом, взял ее за руку и сказал так, словно обращался к ребенку:

— В тебе ее не было, когда ты появилась в замке Цетше. Это точно. Но я проверю, если тебе так будет спокойнее. Бояться нечего.

Дора вздохнула и с надеждой посмотрела на меня. Я бросил в ее сторону крошечную искорку, и, когда та проплыла над головой Доры, заметил, что ее цвет не изменился.

— Нет, — сказал я. — В тебе по-прежнему нет магии, Дора. И потом, волшебство не может появиться просто так. Оно либо есть с рождения, либо нет.

Дора вздохнула с облегчением и, прикрыв глаза, легла на кровать и снова завладела моей рукой. Я вдруг понял, что уже довольно давно она обращается ко мне на «ты» и ведет себя крайне вольно. Впрочем, сейчас это меня не задевало, это казалось простым и правильным, и я сам себе удивлялся.

Возможно, мой брат прав. Пройдет совсем немного времени, и все сословные различия окончательно сотрутся, сметенные ветром новой эпохи.

— Точно? — спросила Дора. Я кивнул.

— Точно. Тебе просто приснился дурной сон.

Дора шмыгнула носом и сказала:

— Я никогда такого не видела. Я… — она помедлила, собираясь с духом, и продолжала: — Я была кем-то другим, не собой. Очень опасным кем-то. И знаешь… я хотела твоей смерти. Чтоб тебя не было.

Вот вам и здравствуйте.

Мне подумалось, что это нормально. Дора эмоциональна и впечатлительна, как и положено девушкам ее возраста, и на нее, конечно же, повлияло то, что за моей головой сперва приехали маги из академии чародейства и волшебства, а затем обнаружился убийственный артефакт, заготовленный моей бывшей женушкой.

— Ты просто переволновалась, — уверенно сказал я. — Неудивительно, что тебе снятся чудовища.

Дора всхлипнула.

— Я ведь сама была чудовищем, — сказала она. — И мне это не понравилось.

Ну еще бы. Редко кому по-настоящему приятно убивать. Дора была явно не из таких людей.

— Рассказывай, — произнес я. — Как все было?

Дора повозилась, устраиваясь поудобнее. Я вдруг подумал, что именно это мне сейчас и нужно. Живой человек рядом. Хороший человек.

— Я шла в подземелье, — прошелестел ее голос. — Низкий такой, сводчатый потолок… Потом появился зал, темный… И в центре был ты. Ты просто стоял ко мне спиной, а я почему-то так ненавидела тебя в это время, что мне было тесно с тобой в одном мире. Вот и все, потом я проснулась.

Да, это был всего лишь страшный сон. Пока Дора говорила, я запустил еще одну искру над ее головой — ничего, ни малейшего следа магии. Хотя было в ее рассказе что-то, что заставляло меня испытывать какое-то внутреннее неудобство, словно кто-то действительно стоял за моей спиной и хотел нанести удар.

Возможно, я тоже стал излишне впечатлительным.

— Спи, — негромко сказал я. — Утро вечера мудренее.

— У нас тоже так говорят, — негромко откликнулась Дора и закрыла глаза.

Утром пошел первый снег.

Я проснулся от того, что в комнате вдруг стало очень светло — за окном неторопливо кружили снежинки, и мир стал белым-белым. Снег стер рыжий цвет лесов, укутал горы, надел пушистые шапки на башни замка. Конечно, зима быстро мне надоест, я не любил зиму, но в появлении первого снега всегда было что-то волшебное. Обыкновенное чудо, которое должно быть одинаковым во всех мирах.

Дора спала, уткнувшись лицом в подушку. Платье разметалось вокруг ног, и я заметил, что ноги у нее очень красивые — стройные, мягко обтянутые чулками. К ним хотелось прикоснуться. Но я, разумеется, не стал делать ничего подобного — просто ушел в ванную и, включив воду, посмотрел на себя в зеркало.

Незнакомец, которого я увидел после пробуждения, постепенно уходил. Я знал того человека, который сейчас смотрел на меня из зеркала, я снова становился собой. Умывшись и приведя себя в порядок, я вдруг оторопело опустился на край ванны — я вдруг понял, что без малейших проблем и усилий сам поднялся с кровати, побродил по комнате и пришел сюда. Еще вчера такие фокусы заставляли меня покрываться холодным липким потом. А сейчас все было в порядке, я чувствовал себя вполне свежим и сильным.

Получается, старые маразматики из академии чародейства и волшебства все-таки были правы? И недаром царь Шломо в свои девяносто лет спал в объятиях невинных дев и был силен, как юноша?

Я выглянул из ванной — Дора по-прежнему спала. Светлые волосы разметались по подушке, левая рука расслабленно лежала на складках одеяла. Только сейчас я заметил на пальце Доры тоненькое серебряное колечко.

Значит, меня все-таки оживила сила невинной девы. Ну и хорошо, значит, признаем этот факт и не будем упираться.

Я переоделся, довольно отметив, что делаю это спокойно, уверенно и без посторонней помощи. Приоткрыл дверь спальни, выглянул в коридор — никого. Утром после дня Тыквенника всегда было так: тихо, сонно и лениво, все всегда вставали на два часа позже. Но по коридору уже брел сытный запах традиционного хаалийского завтрака — на сковородках шкворчал бекон и яичница таращила желтые глаза.

Я бесшумно прикрыл за собой дверь и пошел в сторону комнаты Энцо. Мой добрый друг наверняка уже проснулся, а мне нужно было с ним поговорить.

Мы столкнулись на лестнице, и Энцо какое-то время смотрел на меня так, словно увидел привидение. Я придержал его под руку, чтоб он не оступился, и, улыбнувшись, сказал:

— Это я. Все в порядке.

Энцо был, мягко говоря, изумлен.

— Милорд, — произнес он, не сводя с меня взгляда. — Вы без трости?

Я кивнул.

— Без трости, Энцо. Все в порядке, думаю, что она мне больше не понадобится. Я чувствую себя вполне здоровым.

Энцо помедлил, а потом вдруг обнял меня с той искренностью, с которой отец мог бы обнимать сына. Я почувствовал, как кольнуло сердце, и произнес:

— Спасибо вам, Энцо. За все, что вы делали и делаете для меня.

В глазах моего друга появились слезы — похоже, он действительно не ожидал ни того, что я окончательно пошел на поправку, ни того, что поблагодарю его за доброту.

— Мне нужно поговорить с вами, — произнес я. — Вы ведь знаете, что случилось вчера?

Энцо сразу же стал серьезным — миг искренности и душевного тепла отступил, сменившись готовностью делать свою работу.

— Да, милорд, — кивнул Энцо. — Милорд Огюст рассказал мне все подробности. Что вы собираетесь делать?

— Пойдем в мой кабинет, — сказал я. — Это долгий разговор.

Когда мы вошли в кабинет, я сел за свой старый письменный стол и некоторое время сидел молча, глядя на аккуратные стопки бумаг и тетрадей. Вот мои записи по артефакторике, вот тетради с чертежами магических схем, а вот и книги — по ним я работал, создавая заклинание для его величества… На столе все было так, как я и оставил в тот злополучный день. Кто бы сказал, что прошло почти три года?