Весной 661 года Эрвик созвал на армалонский турнир рыцарей со всего Мезеркиля. Из гвернского Норлока приехал граф Варлис, привезя с собой жену и пять дочерей. Графа считали человеком упрямым, злым и заносчивым. Но все считались с его деньгами, а некоторые отдавали должное его уму.

За день до начала турнира Лертэно, проходя по одной из галерей Армакера, почувствовал едва уловимый запах мускуса и увидел бледное узкое лицо с огромными фиалковыми глазами. Герцог сделал все, чтобы стать победителем первого дня поединков. Ему предложили выбрать Прекрасную Даму праздника. К удивлению двора, Эртер проехал мимо царственной Гамиры, мимо обольстительной Арисиль, мимо Шарлики Форльдок, чья красота пышно расцвела в тот год. Он остановился перед старшей дочерью Варлиса, которая сделалась бледнее обычного и дрожащей рукой протянула юноше снятую с головного убора вуаль.

Свадьба не заставила себя ждать. Через месяц герцог Гвернский давал клятвы верности в кальярдском соборе Архангелов. Молодая жена принесла хорошее приданое, на время поправившее положение супруга. Опьяненный новым чувством и деньгами, Лертэно уверовал в любовь, не выпуская Орталь из спальни. После недоступной, величественной Гамиры, скромная жена с чудными глазами казалась воплотившейся мечтой.

Все, конечно, прошло, и довольно быстро. После трех месяцев вполне счастливой семейной жизни герцог оставил беременную Орталь в Тельсфоре и под надуманным предлогом вернулся в Армалон. А там Армакер преподнес ему подарок в виде рыжеволосой женщины с земляничными губами.

В Тельсфор Лертэно вернулся таким, что лучше бы и вовсе не возвращался. Герцогиня, наслушавшаяся от добрых людей слухов и небылиц, вопросов не задавала. Истории о вскрытых трупах и сплетни о связи с графом Вользуанским настолько ее потрясли, что она старалась не попадаться лишний раз на глаза супругу. Когда же Лертэно с любопытством рассматривал ее растущий живот и клал ладони на ее лоно, несчастная Орталь сжималась от ужаса и отвращения. Впрочем, ее чувств Эртер не замечал, его мысли были заняты другим. Жена превратилась в сосуд, который временами нужно наполнять. За четыре года она родила трех сыновей, из которых выжили двое. Да, она никогда и ничем его не огорчала. Но ее взгляд порой…

В этом году герцог собирался посетить Гверн осенью. Однако приехал раньше назначенного срока, в конце мая, чем удивил домочадцев. Прямо в Тельсфор герцог не отправился, остановившись в Кальярде, и неделю до герцогини доходили слухи о веселом времяпровождении супруга. Когда он наконец-то объявился в замке, с ее губ не сорвалось ни слова упрека. Она равнодушно смотрела, как он играется со своим первенцем, объезжает лошадей, весело посматривает на служанок. Орталь сохранила спокойствие, даже узнав, почему Лертэно так рано приехал в Гверн. Но Эртеру было достаточно одного ее взгляда, который даже теперь портил ему настроение.

Герцог машинально поднял руку, чтобы почесать голову, но вовремя остановился. Воск так обильно покрывал локоны, что до кожи было не добраться. Вшей весь обоз подцепил на одном из постоялых дворов. Уберегся лишь граф Лескуло, так как был лыс. Остальные же нещадно запускали пальцы в волосы и старательно карябали зудевшую кожу. Правда, граф Вользуанский почему-то не чесался. Лертэно решил, что причиной тому выдержка и все та же невозможность разлепить воск. Сам же принц, проклиная все на свете, осторожно почесывался ароматическими палочками, которые повсюду таскал за собой, найдя им новое необычное применение.

Голос Ноариона прозвучал тихо, но герцог все равно вздрогнул:

– Мой принц, смею заверить, ближайшее время вы не увидите ничего нового. Дорога к замку маркизы крайне неживописна и неинтересна.

Лертэно откинулся на подушки и с улыбкой взглянул на графа. Как же Господь может создавать настолько некрасивых людей? Вользуан, словно прочитав его мысли, чуть усмехнулся и промолвил:

– Я слышал, ты едешь в Артехей.

Брови герцога поднялись.

– Откуда такая осведомленность?

Ноарион расправил складки упелянда[6] и ответил:

– Мне полагается знать обо всем, что происходит в Мезеркиле.

– А что об этом известно его величеству?

– Пока ничего. Как только мне пришло донесение о мятеже в Артехее, я сначала обратился к Его Высочеству. И, памятуя о нашей прежней дружбе, решил пока ничего не докладывать Эрвику. Как и о том, что рота «свободных сынов» двигается в сторону взбунтовавшегося города… Только зря вы это затеяли. Король все равно узнает, причем без меня. Славные гвернцы, бодро марширующие через весь Мезеркиль с востока на запад, не останутся незамеченными.

– Я могу надеяться, до ушей Эрвика весть о бодром марше дойдет после усмирения мятежа…

Граф улыбнулся.

– Всё в руках Господа, мой принц… Я бы на твоем месте не стал вмешиваться в раздоры братьев. Рэссимонд поступает необдуманно, усугубляя и без того не самые лучшие отношения с королем. А в случае провала вашей авантюры, вам не поможет даже герцог Милертский.

Лертэно раздраженно отмахнулся. Эта привычка Эртера бесила Вользуана ещё с Тельсфора, правда, вида он не показывал, лишь иногда кривил тонкие губы. Герцог повертел в пальцах ароматическую палочку. Пажи были так увлечены игрой, что вряд ли прислушивались к их разговору. А старый Лескуло похрапывал, усиленно пуская слюни во сне.

– Почему Рэссимонд сам не поехал усмирять Артехей? Это могли сделать и его вассалы, – этот вопрос уже несколько дней занимал герцога.

– Тому помешал ряд событий. Еще до того, как ты покинул Армалон, умер последний граф Морксар, не оставив после себя наследников. Наследника нет вообще – ни по прямой линии, ни по боковым. Отважные артехейские бароны, чьи земли граничат с графством, тут же бросились в Армалон, желая получить от своего сюзерена если не графский титул, то хотя бы часть земель покойного графа. Его высочество слишком долго размышлял, кого же осчастливить.

– Это я помню.

– Ты уехал, а он еще размышлял. Всё это время его верные вассалы оставались в Армалоне, шатаясь по королевскому дворцу. К ним уже настолько привыкли, что, исчезни хоть один из них, – это стало бы заметно. К тому же уезжать обратно в Артехей не имело смысла, так как свадьба Рэссимонда не за горами, а вассалы должны присутствовать на бракосочетании сюзерена. И тут пришло послание от наместника. Через день еще одно – от рыцаря Нормара. Наместник сообщил о мятеже, а Нормар пояснил, почему посмел поднять восстание. Выехать в свои владения принц не мог, так как пришлось бы объяснять старшему брату, по какой причине он бросает двор, предсвадебные приготовления, страдания по прекрасной Шарлике. Отсылать артехейских баронов тоже нельзя. Они должны присутствовать на свадьбе, и им необязательно знать о мятеже, поскольку тут же пойдут слухи при дворе. Самое смешное – на свадьбу должны приехать из Артехея и другие вассалы Рэссимонда. Следовательно, что делать?

– Обратиться к друзьям.

– Идея глупая, хотя вполне логичная для Рэссимонда. Ко мне принц не обратился по понятным причинам. Ты же волен поступать, как тебе угодно, твой отъезд будет вполне понятен – в Армакере тебя никто не желает видеть, да и герцогиня вот-вот подарит тебе еще одного отпрыска. Его величество только обрадуется, если ты снова покинешь столицу. Отсутствие при дворе Армондэ никого не удивит – ему разрешено появиться на свадьбе Рэссимонда, но после он обязан вернуться в свой лен[7]. Для полноты счастья не хватает Гьюрта. Но, увы, теперь он не совсем друг его высочеству, благодаря красоте своей сестры.

Герцог рассмеялся и покачал головой. Ноарион с волнением заметил мочку уха и качнувшуюся серьгу в виде головы леопарда, держащего в пасти васильковый сапфир.

– Не идея глупая, а сложившееся положение, – произнес Лертэно. Граф проследил за взмахом изогнутых ресниц. Говорить не хотелось, только бы смотреть на него бесконечно долго не отводить глаз, как когда-то давно в Тельсфоре. Однако приходилось продолжать разговор: