– У меня, Дерк, не дом свиданий и не баня. А то, что вы, кобели вонючие, моих девчонок лапаете, так то не их вина и не моя. Как с вами, боровами, справиться? А Гьюрт этот Эрну и Марию испортил. Как бы других где поприжал, так я не против… А эти-то ангелицами ведь были, себе на приданое в монастырь копили… Но знаешь, я на Гьюрта зла-то не держу, что разобьет, что поломает – за все заплатит. Наутро как узнал, что девчонки-то девками были, столько денег им дал, что хоть сейчас аббатисами заделаются.

Эрмар громко и с усмешкой проговорил:

– Неужто аббатисами стали? Или решили, что можно еще больше денег получить?

Хозяйка махнула рукой и вздохнула:

– Твоя правда, добрый человек… Какой теперь монастырь. От меня ушли, с солдатами на сене валяются. А деньги все растратили. Платьев себе накупили – в них стены и обтирают… Уйдете вы на войну, что им делать? Да и всем нам… Ох, война, война! Вот ты, Седоус, старый дурень, зачем идешь? Осел бы где, детишек наплодил, смерть бы спокойно встретил… Да мой такой же был. Как в Сьере все началось, так он сразу туда побёг, все бросил. И что? Остался там лежать, если кто похоронил – дай им Бог…

Седоус погладил ее по пышному плечу, которому было тесно в платье, и спросил:

– И что же ты, как теперь одна? Тяжко, небось? Твой-то – защита. Да и какой-никакой, а мужик.

– Как сказать… Сам знаешь, он больше любил на звезды смотреть да в речку плевать. Все я на себе тащила. Ты его здесь когда-нибудь видел? То-то. Он больше по городу шатался, о красоте этого размышлял… как это… а… мирозданья! Грамотный ведь был, Царствие ему Небесное. А я колотилась, старалась для чего-то. А видишь как? Господь детей не дал, совсем одна осталась…

– Ты баба молодая еще, наверстаешь, – уверенно ответил рыжебородый капитан.

Седоусый вдруг внимательно посмотрел на Эрмара.

– А вы откуда будете, добрые люди? Что-то раньше я вас не встречал. Не кальярдские вы.

– Мы с земель к северу от Кальярда, день пути, – ответил Эрмар.

Лертэно, ушедший с головой в смутные грезы о матери, неожиданно прислушался к разговору. С беспокойством он взглянул на старшего брата. Тот вроде бы выглядел спокойным, но в глазах затаилась тревога. Седоусый заметил, как встрепенулся «поскрёбыш», и прищурился.

– К северу от Кальярда, как мне известно, – произнес наемник, – находятся исконные земли Эртеров. Там сейчас живут их потомки, те, которым по праву принадлежит Мезеркиль.

Лертэно тихо проговорил:

– Мы оттуда.

Рыжебородый присвистнул и спросил:

– А где же ваши господа? Всю жизнь хотел увидеть настоящих королей, а все недосуг было, да и запущенно у вас как-то.

Сарм, оторвавшись от кости, вытер руки об одежду и, хлебнув из стакана, надменно бросил:

– Мы и есть господа.

За столом Эртеров-Тельсфоров повисло неловкое молчание. Рыжий снова присвистнул.

– Вишь, как бывает, – пробормотал он. – Жизнь – она такая. А ведь всем Мезеркилем правили, в железном кулаке держали. Что ж вы клич-то не кинули, коли такие ваши дела? Все этого ждали… Теперь что делать будете?

Прежде чем Эрмар успел ответить, Лертэно, осмелевший от вина, беспечно произнес:

– Как были сами по себе, так и останемся. Прадед и дед никому не присягали. Отец – никому. Вольные мы люди!

Задумавшийся Седоус пересел к братьям.

– Вот что я скажу, малец, – промолвил он, – нехорошо сегодня быть самим по себе. Нехорошо. Мы-то солдаты, а вот вам, благородным…

– Гверн и вместе с ним Кальярд всегда были свободны!

– Эк ты! Смелый… А вот нет уже Гверна. Какой-нибудь твой пращур, может, еще был настоящим герцогом Гвернским. А теперь каждый держатель лена сам себе хозяин. Думаешь, хорошо это?

Эрмар внимательно слушал солдата и, когда тот остановился, чтобы промочить горло, спросил:

– Как тебя зовут, капитан?

– Усы, вишь, какие? Так и зовут – Седоусом, а настоящее имя давно позабыл.

– «Свободный сын Гверна»?

– Он самый. Здесь почти все такие. У меня людей две тысячи точно насчитывается, лучших вояк я еще не видывал. Сейчас еще кое-кто пристать хочет. И их возьму, так как слышал, что рубаки неплохие… Знаю, для чего спрашиваешь. Только вот почему сразу в Армалон не идешь?

– Нас пятеро. Меч только у меня, остальные с топорами. Бригандины[2] старые, хоть и не рваные, но у всех обмотки на ногах. Кое-что из денег на теплую одежду потратили, кое-что – на дорогу, надеюсь все-таки до Сьера дойти. Двух лошадей купили, боевых. Знаешь, наверное, сколько такие стоят? Пошел бы я в Армалон, одному-то проще насмешки нынешних государей сносить, а младшим совсем невмоготу будет. Уж лучше к своим, к гвернцам, прибиться, если примете, конечно.

– Приму, отчего не принять. Воевать-то умеете?

– А что нам еще уметь, Седоус?

– Звать вас как?

– Меня – Эрмаром, черноволосый – Лертэно, веснушчатый – Сарм. Наверху близнецы, Эрк и Норг. Вот они-то хорошо рубятся, да и свирепые, как кабаны…

Сарм загоготал:

– Это они от голода.

Хозяйка постоялого двора, последовав примеру Седоуса, пересела к Эртерам и, как прежде подперев подбородок руками, произнесла:

– Сколько же годков вашему синеглазому?

Эрмар, потрепав брата по плечу, ответил:

– Четырнадцать уже.

– Ай, и с вами идет? Так я погляжу, он умом скорбен. Может, оставите у меня на время? Я за ним приглядывать буду.

– Поздно за ним приглядывать-то. Сама понимаешь, некуда ему деваться.

– Помирать идете, верно?

Старший из Эртеров попытался улыбнуться. Верно говорила хозяйка, от безысходности шли. Наверное, все же был смысл в этой войне, если она избавляла их род от окончательного падения и позора. Была ли в том вина их предков – он никогда не задумывался. А то, что ни один Эртер на поклон в Армалон не пошел, дали разорвать свои земли в клочья… Видно, времена такие были. Бог – судья. Поздно было сейчас что-то менять.

Седоус со всей силой ударил стаканом по столу, отчего разлетелись в стороны брызги вина.

– Весь запад Мезеркиля уже занят, – прорычал он. – Чует, видать, Рользатский Лис, что нет прежней силы, как при покойном государе.

Эрмар пожал плечами и произнес:

– Слышал, будто молодой король не производит впечатление слабого. За год своего правления он проявил мудрость и гибкость, достойные его отца.

– А как же он допустил, что рользатские псы рвутся к Армалону?

– Кто знает, что допустил бы я на его месте, что допустил бы ты?

Седоусый осклабился и быстро согласился:

– И то верно!

Хозяйка положила свою необъятную грудь на стол и, жалобно глядя на Лертэно, пропела:

– Не жалко такого красавчика на убой отправлять?! Вы-то бывалые, что ты, Седоус, что ты, молодой господин. А он-то совсем зеленый. Даже этот боров веснушчатый жить захочет и выживет, еще как выживет, вон ручищи какие… А синеглазый… Он и женщин, верно, не знал еще.

Сарм, презрительно взглянув на Лертэно, воскликнул:

– Какие женщины?! Он их только во сне видел. Синеглазый у нас – девчонка. Как дело дойдет до настоящей драки, он тут же в обморок хлопнется.

Хмельной Лертэно беззлобно ткнул брата кулаком в плечо. Седоус глянул на синеглазого Эртера и задумчиво произнес:

– Врешь, парень, ему бы первый бой продержаться, а там дело пойдет, глядишь, и до Сьера дойдет… может быть.

«Поскрёбыш» недовольно поморщился и поднялся из-за стола. Его мутило от вина и обильной пищи. А уж подняться на второй этаж представлялось великим делом. Преодолеть лестницу было трудно, поэтому в пролете Лертэно прислонился к стене и попытался собраться с мыслями.

– Эй, синеглазый! – женский голос звучал очень ласково.

Хозяйка постоялого двора стояла внизу и бесстыдно его осматривала. Лертэно замахал рукой, желая прогнать ее. Однако она не уходила и продолжала смотреть. Протянула руку и с нежностью спросила:

– Синеглазый, ты и вправду женщин не знаешь?

Лертэно покачал головой.