Рядом с принцем шел и Гален Бирн. Пожалуй, единственный из рыцарей, кто никак не реагировал на бушующую толпу. Он ровно вел своего коня, прямо держа спину, и даже сейчас, в безопасности за стенами города, не убирал руки с рукоятки меча. Перед самым въездом Гален сбрил бороду, что успела отрасти за месяцы похода, и обрезал черные волосы. Чистый, ухоженный, в доспехах он был на редкость красив, но все в городе знали, что добиться его расположения ой как непросто.

Виглаф наклонился к своему другу и тихо прошептал:

– Кажется, Лили из рода Ростоулов положила на тебя глаз. Когда мы проезжали мимо, она чуть слюной не захлебнулась.

– Она смотрела на тебя, – коротко ответил Гален. – На твои белые волосы и власть. Ростоулы уже не первый десяток лет косятся на трон, если верить слухам при дворе.

– С каких пор ты им веришь? – Рыцарь не ответил, только пожал плечами. – А она красива, – задумчиво сказал Виглаф. – Стоит сегодня посадить ее подле себя, как думаешь?

– Она же не грошовая проститутка.

– И то верно. – Виглаф закрыл тему. – Отец!

Король Фенатор и королева Ри’Ет стояли возле статуи Виглафа Великого. Их наряд не дышал роскошью, в нем не было мелких деталей, требующих кропотливой работы. Про дублет короля вряд ли можно было сказать что-то кроме «удачный», хоть он и был выкрашен в цвета рода Арлеев: синий и серебрянный. И уж точно барды не слагали бы песен про простое платье королевы, такое же белоснежное, как и ее волосы. Но одежда правителей была совсем новая, ее никто не видел до этого. Сшитая точно по меркам она идеально подходила им и только им, нельзя было представить кого-либо в их нарядах.

Виглаф спешился, резко притянул к себе Фенатора и обнял, похлопав того по спине. Мать же принц нежно взял за плечи и поцеловал в щеку, а потом поклонился ей. Вместе с Виглафом поклонились и все Красные Плащи, а за ними весь Рэлле. Ри’Ет легонько дотронулась до щеки сына и улыбнулась ему.

– Сегодня великий день! – сказал Фенатор голосом маститого оратора. Сказал так, чтобы его услышало как можно больше людей. – Мой сын вернулся с очередной победой над фоморами! Признаться, я не до конца верил, что он сможет разбить силы, превосходящие его в четыре раза, но все же он тут! – Виглаф улыбнулся откровенной лжи отца. – Сегодня в родовом замке Арлеев будет пир! И пусть ваши бокалы наполнятся вином из моих погребов!

Виглаф встал и широко улыбнулся. Даже будучи ниже своего отца, он казался величественнее. Плечи не такие усталые, глаза не впалые. Все тело дышит молодостью и готово в любой момент броситься в бой. Белые волосы, так непохожие на седые, впитывали свет солнца и сияли сами.

Фенатор кивнул одному из своих пажей, и тот тут же принес небольшой сверток красного шелка. Король прогнал слугу и передал сверток Галену.

– Это мой дар тебе за верную службу мне, моему сыну и стране, сир Бирн. – Фенатор понизил голос, чтобы его могли слышать только самые близкие.

Гален Бирн принял подарок, глубоко поклонившись, и развернул его. Под нежной тканью оказался кинжал эльфийской работы. Тонкое, но прочное лезвие с гравировкой, удобная деревянная рукоять и идеальный баланс. Бирн перехватил клинок, сделал им ловкий выпад, оценивая вес, и многозначительно кивнул.

– Это великая честь, – сказал рыцарь и поклонился уже в третий раз.

– Я приказал лучшим мастерам по коже изготовить для этого кинжала лучшие ножны, которых он достоин. Пусть он верно служит тебе.

Медленно толпа перешла в родовой замок Арлеев. Широкие залы не смогли вместить в себя всех желающих, даже часть аристократии осталась за воротами и устало разбрелась по домам, но все же внутри собралось полторы сотни самых богатых людей Аннуна. Здесь были бароны с запада, мечтающие отдать своих дочерей за молодого принца. Были герцоги с востока, хвастающие своими успехами в военном деле. За столами сидело немало рыцарей, которые не видели друг друга годами. Разговоры не стихали ни на миг. Где-то обсуждалась затяжная война, где-то сетовали на непослушных крестьян, где-то сплетничали.

Гален не обращал внимания на гул, окружающий его. Он спокойно ел жареное мясо, запивая его вином, и смотрел по сторонам, словно кто-то мог напасть на его короля, беззаботно смеющегося неподалеку. Предводитель Красных Плащей всегда сидел рядом с королевской семьей. И если те были летним солнцем, радующим людей своим светом и теплом, то Бирн напоминал тучу, которая грозила вот-вот закрыть это солнце ото всех.

– Где же эти барды и шуты? – вдруг крикнул Фенатор, хлопнув рукой по подлокотнику. – Мне надоели праздные беседы, хочу веселья!

– Совсем недавно я видел одного из них, мой король, – сказал кто-то с другого конца зала. – Своими оленьими рогами он чуть не сбил меня с ног!

– Ба! Оленьи рога! Эка глупость. – Король повернулся к сыну. – Не побалуешь отца музыкой, пока твои руки еще в состоянии держать лютню?

– Наш сын устал, – сказала Ри’Ет, положив свою руку на руку мужа. – Он, конечно, бог, но и богам нужен отдых. Даже богам грома.

– Гром? – По тону Фенатора нельзя было сказать, он возмущается или насмехается. – Единственный гром, что он способен призвать, так это гулкий рык из своего живота, когда переберет с вином! Давай, сынок, не заставляй отца ждать.

– Для тебя, – Виглаф встал, вытер салфеткой губы и поцеловал отца в лоб, – что угодно. Лютню мне!

– Лютню принцу и богу грома! Ха-ха!

Прыщавый парнишка принес Виглафу лютню, а один из рыцарей учтиво отдал ему свой стул. Принц размял пальцы и взял несколько аккордов. Лютня была не его, ее давно не настраивали, и теперь она звучала совсем фальшиво. Виглаф настроил инструмент и снова прислушался. Струны зазвучали звонче и ярче, а главное – совсем чисто.

– Какую бы песню сыграть, а? – спросил принц. В зале тут же принялись наперебой перечислять самые разные названия. «Мертвый фомор», «За два гроша пропил я деву», «Двадцать три мужика», «Поход на юг», «Дровосек и ветер» и еще десятки вариантов. Но Виглаф выхватил только один из них. – «Юродивый оруженосец». Слыхал я эту песню как-то в одном трактире. Пели ее, конечно, бездарно. Ну что ж…

Принц сразу взял высокую ноту, приковывая к себе все внимание. Он пел так, как течет река. Витиевато, быстро, подскакивая на подводных камнях. Иногда он прекращал петь, оставляя в зале только звуки лютни, а следом прекращал играть, и его мощный голос смешивался со слабым эхо резких нот. Когда Виглаф закончил, все разразились аплодисментами и неловкими смешками.

– Тот случай в трактире напомнил мне еще одну песню, – сказал принц. – Кто-то ее знает, но для большинства она станет открытием. «Письмо конюшему».

Это была шуточная песня, но очень сложная и непостоянная. Поэтому Виглаф играл ее, как ветер гоняет осеннюю листву. Он резко переходил от баса к сопрано, а следом к альту. В особенно тихих местах принц брал крещендо, словно внезапно поднявшаяся буря, едва ли не пугая слушателей. И все же каждый человек в зале завороженно следил за историей конюшего, влюбившегося в жену барона.

– Что ж, – на выдохе сказал Виглаф. Его лоб блестел от пота, а лицо покраснело. – Пожалуй, я спою вам еще одну песню. Последнюю, ибо вино дает о себе знать, да и я давно не практиковался. – Принц удрученно посмотрел на лютню. – «Песнь Сюзанне».

От одного только названия по залу прошли тяжелые вздохи. Каждый, кто хоть раз любил, знает эту песню. Ее не поют просто так, ее посвящают. Только кто-то особенный может услышать личное исполнение этой песни, а на людях ее играют так редко, что большинство просто-напросто не слышало достойного исполнения этой сложной баллады.

Виглаф взял первую ноту. Медленную, тягучую, словно свежая смола. Хриплым голосом он запел первый куплет. Он пел не как река и не как ветер. Это был огонь. Не тот огонь, что жадно пожирает дома или тела поверженных врагов. Не тот, что горит в костре путников, отчаянно ищущих тепла. Этот огонь не посмеет сунуться в печь повара. Ему незачем гореть на факелах и свечах. Нет. Этот огонь живет лишь в сердце. Этот огонь жжет изнутри, заставляя плакать. Он выжигает каждую каплю крови. Из-за этого огня невозможно дышать, он рвет на части тело и ломает кости. Именно так и пел Виглаф. Он выворачивал души наружу и обжигал их.