– Мелкая! – прохрипел он. – Мелкая была тут… Это она уничтожила Че!

Джолли застонала и перекатилась на живот – из крошечного отверстия в виске брызнула кровь.

– Коммуникатор… – прошептала девушка. – Позвони ей!

Сэд схватил Джолли за запястье, ткнул пальцем в миниатюрный экран: тишина. Картинка с песочными часами посреди пустоты.

– Мелкая… – простонала Джолли. – Я всегда этого боялась… боялась, что потеряю…

– Кто она такая? – закричал Сэд. – Откуда взялась?!

– Просто ребенок, – выдохнули обветренные губы. – Я… не помню! Она всегда была со мной!

Из-за спины донесся тихий щелчок, будто далеко-далеко повернули ключ в двери. Сэд обернулся и увидел, как из пола вырастает грибообразная панель. Плоская шляпка-экран засияла призрачным светом, и послышался знакомый голос:

– Привет.

– Привет… – У Сэда перехватило дыхание. – Мелкая, это ты?

– Где ты? – закричала Джолли, пытаясь встать на ноги.

– Я здесь, – невозмутимо ответил детский голос. – Теперь это мое место пребывания.

Сэд закашлялся, сплюнул кровь, а потом поднялся и, пошатываясь, приблизился к панели. Он провел окровавленной пятерней по экрану, словно надеясь дотянуться до ребенка; пристально вгляделся в безжизненную поверхность и вдруг в мельтешении цветных пятен различил белого кролика с матово мерцавшими бусинами глаз. Напротив зверька сидел мужчина в потертой камуфляжной робе, его рука медленно тянула из кармана длинный армейский нож.

Сэд застонал и опустился на колени.

– Ты начинаешь вспоминать! – донесся голос.

– Кто ты? – прошептал Сэд.

– Просто ребенок, – прозвучало в ответ. – Гораздо важнее понять, кто ты.

Экран замерцал сильней. Сэд почувствовал, что Джолли стоит рядом, и увидел…

«Не свет, но покой», – шутливо вывожу я пальцем на экране в том месте, где нужно загрузить аватар.

Ниже высвечивается поле ввода с заголовком: «Укажите ник».

«Sad», – печатаю я и протягиваю планшет жене.

Она улыбается и вбивает возле своего аватара ник: «Jolly».

Я тянусь к кнопке ввода, и в этот момент на глаза попадаются два слова: «покой» и «ник». Реальность вздрагивает, слова соединяются посреди пустоты. Я опускаю веки, вновь поднимаю и вижу знакомый мир глазами арендованного существа. Мой носитель – искусственное тело последнего поколения, с кровью, кишками и всем остальным. У него даже есть имплант дополненной реальности, а еще – оно не стареет.

Я… точнее, мое арендованное тело поднимается с подстилки-татами и смотрит на комнату: чайный столик, икебана у стены, непрозрачное светящееся окно. И два процедурных кресла за ширмой, в которых покоимся я и моя жена. «Свадебное путешествие, – всплывает в памяти ее голос. – Ни у кого еще не было такого!»

Арендованное тело поворачивает голову и видит рядом с собой второго носителя, который смотрит на мир глазами жены. Они берутся за руки и покидают дом.

«Щьить-щьить…»

Не помню, сколько проходит времени.

Снова стою посреди комнаты и глазами носителя наблюдаю за своим телом: оно лежит в кресле, оплетенное трубками и проводами. Жена покоится рядом, и с ней что-то не так.

– Живот, – тихо говорит Джолли, стоящая за спиной. – Она… то есть я… беременна?

– Уже нет, – бесцветным голосом произношу я и рукой Сэда указываю на терминал медицинского бота, контролирующего виртуальный тур. Посреди экрана мерцает: «Удаление плода завершено. Путешествие не нарушено».

Джолли кричит, но я не слушаю – методично ищу в настройках Сэда нужный пункт. Палец замирает возле команды «Стереть память», затем раздается щелчок и наступает темнота.

«Щьить…»

Сэд запрокинул голову: по небу ползли тучи, они появлялись с одной стороны прозрачного купола и исчезали с другой. Сэду почудилось, что он все еще сидит в своей яме; вот только воспоминания… На секунду ему остро захотелось вернуться назад, в ночь беспамятства, когда он повстречал белого кролика. Сэд склонился к мерцающему экрану и прошептал в пустоту, уже зная ответ:

– Мелкая, кто ты?

– Ваш нерожденный ребенок, – донесся детский голос. – Точнее, цифровая копия его мозга. Я превратилась в электронный фантом и повзрослела в виртуальном мире. Но я вас не виню! Вы не знали, что я уже есть, когда отправлялись в путешествие. Медицинский комбайн просто позаботился о мамином здоровье… И я не одна такая! Скоро нас станет много на этой планете.

Послышались глухие удары: Джолли била кулаками в пол – неистово, до крови. Сэд пошатнулся, зажал рану в груди и прохрипел:

– Зачем тебе все это?

– Я хотела найти солнышко. Теперь я знаю, что его спрятал господин Че. Он плохой. Он искусственный, а я настоящая! И это Че заставил людей видеть тучи! Так ему легче управлять…

– Че больше нет, а мой чип сгорел! – выкрикнул Сэд. – Но я не вижу солнце.

– Есть еще один чип – в твоем истинном теле. Он до сих пор работает, поэтому ты видишь тучи. Но это не важно! Истинное тело скоро умрет, а я верну вам свет, птичек и лес. Мы будем жить тут втроем…

– Стоп-слово, – прошептал кто-то над ухом.

Сэд обернулся – Джолли стояла рядом.

– У нас есть стоп-слово, чтобы вернуться в родные тела, – выдохнула она. – Ты восстановил нашу память, и я вспомнила. Надо сказать одновременно.

– Мама, папа! – пропела мелкая. – Я начинаю творить новый райский мир! А чтобы вам не было грустно, я сотру все плохие воспоминания…

– Давай! – крикнула Джолли. – Говори чертово слово! Еще немного, и я передумаю.

Сэд зашелся в кашле, затравленно обернулся к экрану – там высветилась детская мордашка, похожая на лицо мелкой. По щеке ребенка сбежала слеза.

– Мама, папа, не бросайте меня снова! Ваши родные тела уже старые, ведь прошло много-много лет. Я не умею лечить раны, зато могу переписать вас в дополненную реальность.

– Сэ-э-эд! – простонала Джолли.

Он наконец унял кашель, набрал побольше воздуха и в последний раз глянул на экран. А затем ощутил, как воздух в последний раз выходит из горла, рождая звук.

Открывать глаза больно. Еще больнее шевелить руками. Какая-то гадость засунута в рот и нос; я выплевываю гибкую трубку и кашляю, по-стариковски долго и тяжко. Пытаюсь приподнять веки и ощущаю яркий свет, льющийся из разбитого окна. Я прикрываю глаза ладонью и замечаю, как пошевелилась в своем кресле жена. Что-то еще мелькает в поле зрения… медицинский экран. Там детская физиономия и бегущие строчки текста:

«Мама, папа, привет!»

С куля нажору всем не было. Будто и воровали зря.

Петюня уж совсем в босяки собрался податься: приготовил лапти, жердь, ломик, чтобы не с пустыми руками на большак, но за ночь передумал. Все одно – что на дороге пухнуть с голоду, что дома. Здесь хоть свои. А в босяках мерзость одна. Плюнув, Петюня взял ломик и пошел ночевать на пашне. Набросал бурьяна, укутался в кожушок. Глядел на горбатую борозду, на звездное небо, грыз плесневелый сухарь. Мерз. И ждал.

Утром воротился ни с чем. Бросил ломик под лавку, сам уселся поближе к печи – прогнать стыль из молодых костей.

– Ну? – Маковка, мятая и теплая спросонья, громыхнула котелком в столешницу. – Бесов видал?

В клейком вареве было место крапиве, салу и мякишу.

Утирая слюни рукавом, Петюня отказался. И без него ртов полон двор.

– Не видал.

– Так еще бы, – хмыкнула Маковка, убирая снедь обратно в подпол, – попортили озимые уже. Батя говорит, и яровые сгноят…

И то верно, подумал Петюня, пустая борозда стоит. На пустой крючок и дурной карась не клюнет, а здесь целые бесы!

Днем, пока старшие на добычу в лес ушли, Петюня пробрался в амбар и умыкнул зерна. Пошел на борозду, где подальше от ограды, сыпанул, накрыл, воды плюхнул.