В.Н.Скобелкин (1924–2003) Дорогой вечной, неизменной, Глядя как звездные поля Мерцают в глубине вселенной, Под солнцем кружится земля. И каждый шаг ее движенья Определивши навсегда, Упряжкой правит без труда Закон всемирный тяготенья. Неутолима и крепка Его могучая рука. Стрела Амура лишь ему Во всей природе не подвластна (Проказник – бог) и потому Так для людских сердец опасна. Действительно, любовь кажется Человеку влюбленному возникшей на совершенно ровном месте и в самое неожиданное время: Расул Гамзатов (1923–2003) Дагестан (пер. Я.А.Козловского) Встав в позу, любви не прикажешь: явись! Сама она, рано иль поздно, Сломает все планы и вломится в жизнь, Накатит нежданно и грозно. Е.М.Винокуров (1925–1993) Вот живешь ты, покоен, приличен, Но случается так иногда: Женский голос поманит, покличет — И уйдешь, не спросивши куда. О.Н.Григорьева (р. 1957) Яркая вспышка, безумия миг: Что-то замкнуло в невидимых сферах, Мир вдруг взорвался – и снова возник, Словно любовь посетила их первых… Как же происходит этот переход? Можно ли его предвидеть, предсказать, предугадать, наконец, предотвратить? Оказывается, бывает по-разному. Зависит это, с одной стороны от самого характера «стихийного бедствия», т. е. от степени его стихийности, с другой – от того, насколько хорошо «поставлены» наблюдения человека за самим собой, своим душевным состоянием. Если сам процесс бурный, скоростной, а человек не страдает рефлексией и самоуглубленностью, то любовь для него – настоящее откровение и полная неожиданность: Ю.В.Воробьев (1936–1995) Моя неразрешимая загадка! Ну кто же мне ответит, почему Я, много лет не веря никому, Вдруг за три дня влюбился без оглядки? Поэтому в куртуазной поэзии прошлого субъект будущей любви традиционно ассоциировался с наслаждающейся жизнью и не подозревающей об опасности «дичью», предметом охоты или рыбалки: Микеланджело Буонарроти (1475–1564) Италия (пер. А.Е.Махова) Дрожу, твой лик увидев просветленный, Но не похож я больше на ловца, А, словно рыба, клюнув на живца, Взмываю на уде, как подсеченный. Раз неделимо сердце пополам, Я целиком тебе его вверяю — Чего еще желать отныне мне, Когда влеченью чувств отдался сам, Но ими я, увы, не управляю. Ты – мой костер, и мне гореть в огне! Луиш де Камоэнс (1524–1580) Португалия (пер. М.В.Талова) Щегол влюбленный, нежный и беспечный, Едва пригладив клювом пух, без нот На ветке зеленеющей поет Все тот же стих бессвязный, бесконечный. Тем временем стрелок в тростник заречный Уходит крадучись. Таясь, как крот, Он целится и в тьме стигийских вод Певцу любви покой готовит вечный. Так, жизнью наслаждавшийся дотоле, Задет я в сердце был твоей стрелой, Когда ловца отнюдь не опасался. Чтоб невзначай застичь меня на воле, Подстерегая, лучник роковой В твоих зеницах пламенных скрывался. Пьер де Ронсар (1524–1585) Франция (пер. В.В.Левика) Как молодая лань, едва весна Разбила льда гнетущие оковы, Спешит травы попробовать медовой, Покинет мать и мчится вдаль одна, И в тишине, никем не стеснена, То в лес уйдет, то луг отыщет новый, То свежий ключ найдет в тени дубровы И прыгает, счастлива и вольна. Пока над ней последний час не грянет, Пока стрела беспечную не ранит, Свободной жизни положив предел, — Так жил и я – и дни мои летели, Но вдруг, блеснув в их праздничном апреле, Твой взор мне кинул в сердце сотню стрел. Анализ показывает, что гораздо чаще началу любви предшествует особый период некоторого «томления», смутной и беспредметной тоски: А.Н.Апухтин 1857 (1840–1893) И слышу, как жизнь молодая Желания будит в крови, Как сердце дрожит, изнывая Тоской беспредметной любви… Наша личность обычно формируется в атмосфере любви. Ею пропитана вся классическая литература, фильмы, музыка, наконец, сама жизнь. По чужому и своему опыту человек знает, что любовь – это некая сила и ценность. Поэтому выраженная потребность в любви может иметь вполне четкую мотивацию. Восторженный и страстный человек жаждет яркой и всепоглощающей любви как главного события своей жизни: А.А.Блок 1902 (1880–1921) Будет день, словно миг веселья. Мы забудем все имена. Ты сама придешь в мою келью И разбудишь меня от сна. По лицу, объятому дрожью, Угадаешь думы мои. Но все прежнее станет ложью, Чуть займутся лучи Твои. Несколько чаще встречается менее острый вариант, когда любовь представляется как «луч света» в серой и безрадостной повседневности, как некий талисмана, способный приподнять обладателя над мышиной возней и защитить его от разного рода напастей: Н.П.Огарев 1844 (1813–1877) Пускай жестоко жизнь играет мною, Иль детски я играю ей: Любовь меня возвысит над бедою, Спасет из хаоса страстей, Очистит дух святынею страдания, И жизнь я вытерплю мою, И горечь слез и тяжесть испытания В ней за любовь благословляю. Федор Сологуб (1863–1927) Настроений мимолетных Волны зыбкие бегут И стремлений безотчетных Пену мутную несут. Сменой их нетерпеливой Как душа утомлена! Как тревогою ревнивой О промчавшемся полна! Лаской, негой, песней звучной, О, волшебница любовь, Задержи полет докучный Исчезающих часов! Оборви рукою нежной Ту связующую нить, Что из сердца в мир безбрежный Я, безумец, вздумал свить! Отгони своим дыханьем Звуки жизни, жизни сны, И повей очарованьем Расцветающей весны. Очаруй мой дух унылый, Утомленный и больной, Грезой девственной и милой, Небледнеющей мечтой. |
