А что делать? Роза без шипов росла, как известно, только в раю, который утрачен безвозвратно. Ладно бы наша роза-любовь просто кололась шипами. Вдобавок к этому она еще и очень быстро вянет. Роман обычно делится на две большие части: первую (поменьше) – яркую и радостную, и вторую (побольше) – может быть, не менее яркую, но преимущественно печальную: А.Н.Апухтин 1882 (1840–1893) Дни счастия прошли как сновиденье, Другие наступили дни… О, дни ревнивых слез, обманов, охлажденья, Кому из нас не памятны они? Л.Н.Вилькина (1873–1920) Люблю я не любовь – люблю влюбленность, Таинственность определенных слов, Нарочный смех, особый звук шагов, Стыдливых взоров страх и умиленность. Люблю преодоленную смущенность В беспечной трате прожитых часов, — Блужданье вдоль опасных берегов, — И страх почуять сердцем углубленность. Люблю мгновенно созданный кумир: Его мгновенье новое разрушит. Любовь – печаль. Влюбленность – яркий пир. Огней беспечных разум не потушит. Любовь как смерть. Влюбленность же – как сон. Тот видит сновиденья, кто влюблен. М.А.Кузмин 1906 (1875–1936) Любви утехи длятся миг единый, Любви страданья длятся долгий век. С.А.Есенин 1918 (1895–1925) Страж любви – судьба-мздоимец Счастье пестует не век. Кто сегодня был любимец — Завтра нищий человек. И.М.Губерман (р. 1936) За женщиной мы гонимся упорно, азартом распаляя обожание, но быстро стынут радости от формы и грустно проступает содержание. Таким образом, каждый роман как бы имеет восходящую и нисходящую ветви. На восходящей кроме преобладания положительных эмоций обычно есть ощущение роста, совершенствования личности: В.Д.Цыбин (1931–2001) Когда я в тебя влюбился — во мне кто-то другой народился! И был он слабый, непрочный, был хрупкой и чуткой почкой… /…/ Ты говорила – то ли мне, то ли ему: – Какой-то ты странный стал… не пойму! Вроде чужой и вроде родной… — Когда ты стояла рядом со мной, Я слышал, чувствуя в жилах тепло, — возле сердца второе сердце росло. /…/ И стал я знать и больше и дальше, и стал я жить без позы, без фальши. Стал видеть, что раньше сроду не видел, любить, что раньше я ненавидел!.. /…/ Я стал как деталь, что послушна резцу, — я слышу, как сам из себя я расту! /…/ И слышу и чувствую наяву и во сне, как прежнее «я» умирает во мне! На нисходящей ветви не только преобладают отрицательные эмоции, но и ощущается их разрушительное, губительное воздействие на личность: Е.А.Баратынский 1824 (1800–1844) Огонь любви, огонь живительный, Все говорят; но что мы зрим? Опустошает, разрушительный, Он душу, объятую им! Соотношение этих двух ветвей может быть самым различным. Однако чаще первая оказывается значительно короче второй: Бернардо Виейра Раваско (1617–1697) Бразилия (пер. И.М.Чежеговой) Воображенье пылко рисовало Мне радости любви, волнуя кровь… Но у любви с мечтою сходства мало: Вот истина для тех, кто знал любовь. И все ж не мнил я, что любви начало Столь близко от конца ее и вновь Не суждено ее вернуться дару И что в любви найду я злую кару. Нет, я не мнил, что счастья благодать Несчастьем обернется, и отныне Я обречен о счастье вспоминать, Как вспоминают о воде в пустыне… Не уставая память проклинать, Забвения прошу как благостыни, Но длится столько лет мой ад земной: Увы, любовь не разлучить со мной. Не мнил я скорой для себя угрозы, Не знал, что счастья луч, мелькнув, погас: С тех пор тоски неутолимой слезы Все льются из моих усталых глаз. Ф.И.Тютчев 1851 (1803–1873) О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! /…/ Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Все опалили, выжгли слезы Горючей влагою своей. Ты помнишь ли, при вашей встрече, При первой встрече роковой, Ее волшебный взор и речи, И смех младенчески живой? И что ж теперь? И где все это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он! /…/ И что ж, от долгого мученья, Как пепл сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, Боль без отрады и без слез. Впрочем, «сколь веревочка ни вейся, а конец будет». Ресурсы нервной энергии не беспредельны. Поэтому и роману когда-то приходит конец: Я.П.Полонский 1844 (1819–1898) Не сотвори себе кумира; Но, верный сердцу одному, Я был готов все блага мира Отдать кумиру моему. Кумир немой, кумир суровый, Он мне сиял, как божество, И я клялся его оковы Влачить до гробы моего. Полубезумен и тревожен, С печалью скорби на челе, В цепях я мнил, что рай возможен Не в небесах, а на земле. — Так, чем свобода безнадежней, Чем наши цепи тяжелей, Тем ярче блеск надежды прежней Иль идеал грядущих дней. Но я разбил кумир надменный, Кумир развенчанный – упал, И я же – раб его смиренный, Его обломки растоптал. И без любви, без упованья, Не призывая тайных сил, Я глубоко мои страданья В самом себе похоронил. |
