Ругнувшись в последний раз, другая шаланда куда-то исчезла.
- Куда они пошли? - спрашивает Жорж.
- Куда отлавировываться будет!
- Куда отлавировываться?
- Куда!.. Против ветра... А куда, черт один знает,- куда...
Остается и нам делать то же. Шторм свирепеет. И теперь, когда мы идем в лавировку, то-есть не с ветром,, а под углом к волне, это становится особенно заметным. Бьет отчаянно и зализает поминутно.
Я тоже начинаю слабеть и чувствую, что близок мой час последовать за Яшей. Тем не менее, я размышляю, что же будет.
Будет, очевидно, возвращение на Тендру. Но когда мы туда попадем? При таком курсе ходу почти нет, потому что вся сила парусов уходит на преодоление зыби. К тому же мы идем "пузырем", это значит, что выброшено дерево, придерживающее парус. Это пришлось сделать для безопасности, но это очень уменьшает ход. Удастся ли отлавироваться? ..
После первых приступов морской болезни я засыпаю на некоторое время. Просыпаюсь от того, что что-то большое и тяжелое прыгнуло мне на грудь. Это "что-то" оказывается волною. Теперь мы мокрые с головы до ног. Откачиваемся бесконечно. "Кинбурн" свирепеет ... Яша умирает от порока сердца, Жорж меланхоличен, "свистун" угомонился, а Колька, как улегся с самого начала на носу так до сих пор не подал ни малейшего признака жизни. Потом я узнал причину: он невозмутимейший хохол, которого когда-нибудь видел свет. Товарищи его называли "Петлюрой".
- Эй, ты, Петлюра...
Никакого ответа.
- Колька...
Ноль внимания.
Возмущенный Жорж колотит его прикладом.
Наконец, он подает голос.
- Ну, что?..
- Да ты умер, что ли!!..
Молчание ... Он опять заснул.
Свирепый "Кинбурн" и вообще вся эта история совершенно его не тревожат. Он спит... Ах, если бы можно было мне так заснуть, чтобы не чувствовать этих мук.
Мне кажется, что я скоро подарю морю свои внутренности.
Вода в шаланде прибывает, несмотря на откачивание. Тодька ругается и скрежещет хуже норд-оста - "Кинбурна", как он его называет.
* * *
Утро застало нас все в том же положении. Оказалось, что мы за ночь "отлавирования" почти не подвинулись вперед. Мы предполагали, что выйдем, хотя бы на высоту Дофиновки. Но в рассвете начали вырисовываться Большефонтанские берега.
Взошло солнце и ярко осветило жуткую картину рассвирепевшего моря. Та шаланда исчезла. Куда она пошла, бог ее знает.
Наше положение скверное. Укачались все, кроме Тодьки. Даже и второй рыбак, Федюшка, лежит бледный и не в силах больше откачивать воды. Один Тодька сидит у руля, как будто ничего. На него это не действует. Он с тем большим презрением обрушивается на Фенюшку.
- Рыбалка называется!.. трам-тарарам твою перетарарам ... Отливай воду!..
Федюша, бледный как смерть, сползает с банки и начинает черпать. Я вижу, что ему плохо, у меня как будто бы легкий перерыв "занятий"; я пытаюсь тоже отливать ...
- Лежите, господин поручик, лежите...
Эта неожиданная заботливость со стороны Тодьки меня трогает.
Он снова обращается ко мне:
- Что будем делать?..
Я соображаю. Потом говорю:
- Если не отлавируемся, - выбросимся в Румынию.
- А не расстреляют, господин поручик румыны?..
Комок-Яша делает движение.
- Пусть расстреляют... только бы не качало ...
Тодька хохочет...
- Как! У тебя порок сердца, так тебе все равно. Все равно умрешь...
Я говорю:
- Нет, расстрелять не расстреляют... За что другое, не ручаюсь ... Ограбят, и все такое, арестуют, задержат, но расстрела не будет.
Жорж у мачты появляется.
- Держи "горстей", Тодька...
- Чего "горстей"?.. куда "горстей"?
- Держи "горстей", отлавируешься.
Тодька раздражается.
Он и так держит "горстей", сколько может. По-настоящему "пажей" надо держать.
- За неделю так не отлавируемся!.. Куда ж, шаланда полна воды, на волну не лезет...
Они некоторое время спорят друг с другом, сыпят названиями ветров: "Кинбурн", "Горшняк", "Молдаванка", "Низовка", "Оставая Низовка" перемешиваются у них с каким-то "пажей", "горстей" и "прорвой"... Я, наконец, понимаю, что "прорва" это нос.
- Что у меня но прорве?! - кричит Тодька.. Дофиновка? трам рарам перетрам тарарам!.. Опять на Большой Фонтан выходим!
Затем "разговор упадает, бледнея"... Еще час мы пробуем отлавироваться. Однако, ясно, что, если ветер не переменится, - ничего не будет. Главное, что в шаланде слишком много воды, и просто нельзя ее отлить. Что отольем большими усилиями, - какая-нибудь сумасшедшая дрянь - волна, побольше других, небрежным движением наплеснет во мгновение ока. И отяжелевшая шаланда, плохо подымаясь на волнах, больше дает "дрейфу", чем "ходу".
Солнце встает вое выше, и еще не покидает нас надежда, авось ветер начнет стихать к полудню.
Полдень ... Норд-ост все тот же. Без меры упрямый и холодный. Опять вспыхивает разговор p Румынии.
- Господин поручик... А как же с ними говорить? ..
- По-французски ... Они все знают...
- А вы можете?..
В это время "свистун" вновь появляется на сцене. Неожиданно оказывается, что он прекрасно говорит по-румынски.
Но Жорж, который чувствует себя начальником экспедиции:
- А с пулеметом как будет? С винтовками?.. А как они нас за большевиков примут!.. А и не примут, что же им подарить пулемет? Держи горстей, Тодька !..
* * *
И еще... и еще ...
Солнце пошло уже немножко вниз, а норд-ост еще усилился. Дело плохо. Мы не выиграли ничего у ветра, но воды все прибавляется. Тодька сидит уже сутки бессменно у руля.
Что же делать?..
Решаем держаться до вечера, и, если буря не угомонится к заходу солнца, выброситься в Румынию.
* * *
Румынский берет виден. Вот маяк, который должен быть в устье Днестра. Солнце низко. Норд-ост свиреп. Ничего не поделаешь, - надо выбрасываться.
- А как пройдем? - говорит Федюша. Накат большой...
Действительно, там под берегом творится что-то бешеное. Там море совсем желтое; это оно беснуется на мелком, замутив дно. Эта желтизна кончается мощной белой каймой, от которой нельзя ждать ничего хорошего, - это пена свирепого прибоя.
- Как пройдем? - говорит Федюша, показывая на это желто-белое.
Но Тодька скрежещет на него с бешенством:
- Рыбалка называется! А проход зачем?!. А бакан зачем стоит?!.. От найду бакан, и чтобы был он у меня справа, трам тарамтатам! Тоже - рыбалка!..
Он ругается с такой особенной яростью потому, что шаланда уже чувствует приближение этого весьма подозрительного места. Вода уже мутная. А валы не такие, как в море, а с яростными гребешками и вообще совсем какой-то другой породы. И как найти этот бакан?!..
Эта желто-белая завируха надвинулась с ужасающей быстротой. Было одно мгновение, когда казалось, что эти огромные чудовища, будут все у нас на голове. Тут творилось что-то несуразное и каким образом Тодька отыскал бакан трудно понять.
-А это что?!. Рыбалка называется! Говорил тебе, есть бакан!..
Проскочили бакан. Справа и слева от нас воротило га-кие горы из желтой мути с белыми оторочками, что просто было страшно... И мы прошли... И через несколько минут очутились в совсем спокойной воде, - даже до непонятности.
* * *
Низкий берег, остатки какого-то моста через не то пролив, не то устье реки, и маяк.
Сбили парус и тихонько на веслах без всяких приключений мирным образом уткнулись в песок.
Это была Румыния...
