Шли долго. Давно взошла луна, давно потухли прожекторы. Мы стали подводить: берет, в том, что принято называть "серебристой дымкой", явственно угадывался. Но в силу того, что нам пришлось сделать несколько галсов вправо и влево, мы потеряли ориентировку. Сам Тодька не мог разобрать в этой все нивелирующей мглистой серебрянности, где мы, т. е. против какого места, большевистского берега ...

Мы все еще шли под парусом, стараясь передвинуться как можно ближе... Если слишком рано перейти на весла, то опять заря застукает.

Наконец, "сбили" парус. Впереди был берег; по-видимому, обрывистый. Но какой берег, - никто не мог определить.

Трудная штука - высадиться. Прежде всего, морская опасность. Шторм, прибой, которые могут не дать высадиться. Затем береговая большевистская охрана, - могут тут же поймать на берегу. Затем, когда преодолеешь две эти опасности, еще остается третья: внутренний враг. Кто же их знает, - не таится ли предатель вон в той другой шаланде, что идет впереди, или, быть может, вон он лежит рядом, плечом к плечу, и рассуждает о том, "сбить" ли парус, иди нет...

Тем не менее, мы гребли и подвигались, хотя медленно, но подвигались. Когда я садился на весла, я видел, что луна светила мне прямо в лицо, светила весьма энергично, и я понял, что мы находимся прямо в лунном столбе относительно берега. Мы еще далеко сейчас, но когда будем приближаться, нас легко будет видно...

Близко ... Берег тянется ровными голубовато-серыми обрывами, вправо и влево. Почти прямо против, по носу, какие-то домики. Что это такое, господь его ведает...

Другая шаланда, ежась, подошла ближе к нам. Поручик, который, soi-disant, командовал всей экспедицией, был на нашей шаланде. Он сказал той другой подойти к берегу и "попробовать" ...

Шаланда пошла, но, покрутившись никоторое время против домиков, отошла обратно в море.

- Боятся, сволочи!.. Не пойдут... Я их знаю!.. Шаланда держалась на дипломатическом расстоянии и от берета и от нас. Приказать ей ничего нельзя было, потому что нельзя же вопить в таком положении, а знаков не видно... Намерения ее, впрочем, были ясны: она предоставляла нам "честь первенства".

- Ну и чорт с ними ... Трам-тарарам!.. Пойдей мы... пойдем, Тодька?!

- А они что же... трам-тараарам!.. Ну идем...

На корму втащили пулемет. Он притаился там злой ящерицей. На весла сели мы с Вовкой. Когда сидишь на веслах, то есть спиной к берегу, на котором можно ожидать некоторых неприятностей, то так поневоле и тянет обернуться. А потому гребут плохо. Я шепнул на ухо Вовке:

- Давай не оборачиваться...

Мы налегли на весла сколько могли и обернулись только тогда, когда Тодька сказал:

- Кормой подходить надо...

Берег вырос над нами неожиданно-большой, высокий, обрывистый. Домики куда-то исчезли, вместо них какие-то камни, скалы. Мы притаились на несколько мгновений, пытаясь разглядеть что-нибудь и расслышать. Но было удивительно тихо.

Сияла ночь. . . Луной был полон...

Все было полно луной... И море и весь этот берег, на котором впадины и расщелины ложились черными морщинами. Маленький удобный кусочек белея впереди нас песком, а вокруг него - нависшие обрывы ...

- Там можно выйти?..

- Можно... Вот там как будто бы тропинка по обрыву...

Шаланда стала поворачиваться кормой к берегу. Пулемет, раскорячившийся каракатицей, установился на обрыве. Около него поместился Р. Я положил винтовку рядом с собой. Шаланда тихонько подвигалась кормой вперед к белеющему местечку...

Дальше нельзя... Шаланда уперлась не то в дно, не то в камень. Не подойдет.

- Что же, надо в воду...

Еще раз внимательный взгляд кругом, прислушивание, приглядывание. Кажется, там кто-то стоит. Нет, - это тень. Все тихо ... удивительно тихо. Даже прибоя никакого.

- Ну, Вовка... с богом ...

Он простился со мной, вззял свою тяжелую корзину, которая ему была необходима, и пустился за борт в воду.

И когда он побрел в воде почти по пояс от камня к камню, должно было бы быть очень страшно. Но в этих случаях спасает то, что все силы организма сосредоточиваются во внимании. Я держал винтовку в руках, н у меня осталась только способность смотреть и слушать. Все остальное временно анестезировалось.

Дошел... на белом кусочке появился его черный силуэт. Стал двигаться куда-то вправо и потом подыматься... Значит, там действительно оказалась тропинка. Черная еле заметная тень, которая была то, что осталось от Вовки, поднялась почти до самого верха. Потом вдруг поспешно спустилась обратно. Стало понятно, что он сбежал вниз, очевидно, что-то заметил ...

Несколько мгновений, очень напряженных... Р. у пулемета.

Нет... ничего. Все тихо. Очевидно, он, поднявшись и осмотревшись, просто сошел вниз поджидать остальных.

Остальные двое, которые должны были высаживаться с нашей шаланды, лежат, однако на дне ее, не выказывая никаких признаков того, что они собираются выйти.

- Ну, что же вы?

Не отвечают.

Р. начинает сердиться ...

- Ну что же вы,... долго будете валяться?.. Вон поручик вышел.

Молчание. И потом ответ:

- Не пойду в воду... у меня ноги болят...

Происходит сильная сцена. Ругаются. Постепенно Р. свирепеет. Те неподвижны, - отругиваются лежа. Наконец, Р. хватает винтовку и перебегает по банкам шаланды к ним.

- Стрелять буду, тра-тарарам!.. идите, говорю... стрелять буду!..

Я перебегаю вслед за ним, хватаю его за винтовку.

- Мы их в море пристрелим ... Оставьте ... Ведь поручик на берегу...

В это время, как бы на выручку, подходит та, другая шаланда, которую мы на время забыли. Увидевши, что мы благополучно пристали, они приближаются. Подходят, становятся рядом, и люди оттуда один за другим спускаются в воду и бредут к берегу. Там высаживается вся шаланда, - четверо...

Когда они прошли, очевидно, совесть взяла и наших лежаков.

Не говоря ни олова, они поднялись, влезли в воду и побрели.

Теперь все... Р. говорит:

- Выйду посмотреть, как они там.

С винтовкой в руках бредет и он. Мы остаемся вдвоем с Тодькой на двух шаландах. Мне видно, как Р. доходит до белого места, потом подымается по тропиночке и исчезает где-то вверху. Все тихо... Через несколько минут он возвращается.

- Залегли там. До рассвета... Ваш поручик там в стороне. Холодно. Ну, ничего, как-нибудь... никого нет... спят большевики...

- Где мы?

Он говорит... Оказывается, мы совсем не там, где ожидали, но очень хорошо.

Ну, надо уходить. Мы отгребаемся немножко в море. По-прежнему все тихо, но луна светит со всем усердием. Отойдя на веслах от берега, мне вдруг становится ясным, почему так было тихо у берега, почему нет прибоя. - Горышняк, - говорит Тодька. - Попутняк ...

За это время ветер переменился, стал с берега, то есть вестовый, западный ... Мы пойдем великолепно.

Обнаглев, ставим парус в четверть мили от берега и с постепенно все свежеющим "горышняком" идем обратно, взяв вторую шаланду на буксир. Берег быстро отходит от нас...

Где-то около рассвета я крепко заснул под разговор Р. и Тодьки.

Они иногда обменивались соображениями, нужно ли брать "пажей" или "горстей" то есть вправо иди влево, при чем Тодька утверждал, что он идет верно.

- От увидите ... По самой прорве будет маяк ... Господин поручик, посмотрите там на компас ...

Я просыпаюсь, смотрю на компас и вижу, что он держит что-то около, ста, что и требуется. Я еще крепче заснул, когда взошло солнце, хотя ветер все свежел, и зыбь становилась ощутительной.

Меня разбудил Тодька.

- Господин поручик...

Он рукой указывал мне вперед. После продолжительного приглядывания, я действительно увидел, по самой црорве, чуть виднеющуюся вертикальную черточку.

- Тендеровский... А туда посмотрите... В совершенно противоположном направлении таким же едва угадываемым столбиком я увидел другой маяк...