Когда стемнело, "Альма" вышла в море, имея на буксире "С.К.4", который, в свою очередь, буксировал "Speranzy". В эту ночь требовалось сделать разведку в эту сторону, а следовательно, была оказия для нас.

На борту "Альмы" было приятно. Она шла без огней, прокрадываясь в темноте. Может-быть, именно потому, что машина у нее на корме, у нее очень тихий и плавный ход, какой-то скользящий.

Звезды сияли, и командир "Альмы" объяснял нам, где Полярная звезда, и давал некоторые другие указания. Впрочем, у меня был компас.

Мы уютно поужинали в командирской рубке, которую наглухо закрывали, чтобы не было видно света. Конечно, не обошлось без арбузов. Что это за арбузы!..

Потом я пошел спать. Судно чуть-чуть покачивало, и все было как-то необычайно тихо и мирно. Я спал три часа, когда меня разбудили:

- Пора....

Я вышел из рубки. "Альма" остановилась. Было все так же тихо-торжественно и таинственно, как бывает в море...

В небесах торжественно и чудно ...

"С.К.4" завел машину и большой темной рыбой подошел с правого борта.

- Ну, дай вам бог...

Мы перешли на "С.К.4", а с него на "Speranzy", прибуксированную к нему.

Тут случилась первая неприятность: я безошибочно определил, что "Speranza" нестерпимо течет. Пришлось тут же ее откачивать. Немедленно после этого произошла вторая неприятность: я стал надевать изготовленный стараниями "Корнилова" руль, щедро кованный железом, но он оказался таким тяжелым, что при надевании в темноте на проклятый шпенек, который не хотел влезать на полагавшуюся ему петлю, я упустил этот богато кованый руль в море, и он потонул с ужасающей быстротой.

Я собирался очень над этим разволноваться, но времени не было. "С.К.4" торопил, и мы тронулись.

Это было путешествие ... Как только "С.К.4" прибавил ходу, впереди "Speranz'ы" появилась гора фосфоресцирующей воды и пены. Два бурливых огненных потока побежали по бортам... Страшно красиво, но шаланда стала в косом положении - носом к небу, кормой погружаясь в сверкающую завируху. Я крикнул Вовке, чтобы он перебрался на самый нос... это чуть выпрямило шаланду. Но она стала бешено рыскать вправо и влево, и я с трудом удерживал ее веслом, заменявшим руль ...

По счастью, это красивое испытание длилось минут двадцать ... "С.К.4" стал ... Последние приветствия ... Затем нам бросили наш шкот, и "С.К.4" отошел, производя винтом световые эффекты. Через несколько мгновений он исчез, - мы остались одни в море.

Когда не бурно и шлюпка в порядке, то, хотя бы она была такая крохотная, как эта "Speranza", - ночью в море жутко-уютно...

Но когда шлюпка отчаянно течет и, вообще, дело не ладится, тогда определенно можно сказать, что никакой уютности, а одна жуть.

A "Speranza" текла неуклонно. Один из вас, а было нас двое, все время должен был выкачивать воду. И это при совершенно спокойном море. Что же будет, если разведет зыбь!

Другой, неоткачивающий, - это был Вовка, - должен был грести. Должен был, а на самом деле он не греб, а только "привязывал" ... Есть на этих шлюпках пренеприятные вещи, которые зовут "шкармами". Шкармы - это деревянные колышки, засунутые в борта ... Они заменяют уключины, то есть к ним привязывают весла ... но они же могут служить орудиями пыток.

Так было и в нашем случае. Эти проклятые шкармы почему-то все время вываливались из гнезд. Хорошо еще, что пока они падали в лодку. Но они грозили упасть и в море. Как их поймаешь тогда в темноте? Правда, я скоро определил, почему они вываливаются, - это про- исходило потому, что борт гнилой, но от этого открытия нам не стало "уютнее"...

В довершение удовольствия очень скоро перетерлись веревки, которыми привязывались весла к этим ужасающим шкармам...

Тогда наступила скверная минута. Однако, всегда есть выход. Я нащупал ремни на винтовках. Целая была история снять эти ремни, затем не менее трудно было привязать весла этими ремнями к шкармам. Я это сделал. Вовка тем временем выкачивал воду и ругался. Действительно, есть положения, когда надо ругаться... И прежде всего, надо ругать самого себя за то, что вышли в море, не осмотрев хорошенько шаланды. Поступили чисто по-русски ...

Когда, все было готово, оказалось, что грести почти: невозможно. Ибо ремни по какому-то удивительному упрямству удерживали весло именно так, чтобы его ни повернуть, ни вывернуть. Если бы мы не так сильно ругались, то, пожалуй, заплакали бы с досады.

К тому же подул ветер с берега. Да и берег этот был бог его знает где, его еще совсем не было видно. Если так грести, как мы гребем, надо было бы идти несколько часов. Между тем...

Между тем, на востоке небо подозрительно побледнело. А звезды, огромные, крупные, прогнав куда-то всю мелочь и белесоватые разводы Млечного пути, разгорелись так ярко, как они имеют обыкновение это делать перед рассветом.

Это и был рассвет... Через четверть часа это стало ясным. Итак, положение было такое. До берега несколько миль. Шаланда течет бешено, весла почти не работают. Ветерок, хотя слабый, но противный. При этих условиях высадиться на большевистский берег можно было только через несколько часов, то есть при полном свете дня.

Это было явно невозможно. Поэтому, пустив в море все ругательства, какие можно было изобрести!, мы решились на позорное отступление.

Отступать, но куда? .. Конечно, на Тендру. Правда, придется идти совершенно неопределенное количество времени с этими веслами я с этой течью, но у нас есть некоторые шансы, что мы найдем "Альму". "Алвма" обещала ждать меня некоторое время в море в определенном пункте.

Мы взяли по компасу это направление. Шли, шли, шли, как нам казалось, бесконечно долго. Тупо гребли и обреченно выкачивали ...

Солнце сияло, когда мы, наконец, ее увидели. Да, это была. "Альма", безобразная "шмата", скользящая наседкой... Но как приятно было ее увидеть. Словно дом родной.

"Дым отечества", впрочем, не вился над нею. Еще приятнее было, когда от "Альмы" отделилась какая-то точка и явно стала приближаться к вам с большой быстротой, на глазах увеличиваясь в размерах ... Ясно было, "С.К.4" спешил к нам на помощь. Кто-то там, очевидно, внимательно смотрел в бинокль, если разглядели вас с такого расстояния...

Репатриированные на борт "Альмы", мы решили так: будем высыпаться, a "Speranzy" в это время починят. В четыре часа вечера мы будем пытать счастье снова, благо "Альма" должна еще побыть в этих водах.

Но когда, отpемонтиpованную "Speranzy" на талях спустили на воду, вода забила по всем швам.

Ничего не будет... Это ее "С.К.4", когда вчера тащил на буксире, растянул. Ведь, она гнилая ...

Подошел командир "Альмы". Осмотрев, он сказал:

- Если вы непременно хотите покончить с собой, то у меня есть в каюте револьвер. Приятнее и сухо.

Хохол - матрос подошел к борту и уставился на шлюпку... Потом сказал негромко, не обращаясь ни к кому:

- Це сама смерть, - цяя шаланда... - И отошел от борта.

Я понял, что действительно ничего не будет. Я сказал командиру "Альмы", что отступаю. В это время показался аэроплан. "Альма" приготовилась к бою, но оказалось, что это наша "гидра". Единственная, которая была на Тендре. Она вылетала в особо важных случаях.

Зажужжав на все шмелиные напевы, гидра зашуршала по воде недалеко от "Альмы" и затем беспомощно, какими-то самодельными движениями, подползла к борту.

Из авиаторских пеленок вылезла голова, которая оказалась знакомым профилем лейтенанта К.

Оказалось, что "патриот" беспокоится, что сделалось с "Альмой" и с прочими.

Мы немедленно собрались в обратный путь. "Гидра" приготовилась лететь, но ничего не вышло. Вычертив со свирепым рычанием несколько пенных полосок на поверхности моря, мотор окончательно дал понять, что ничего не будет. Тогда решили идти кильватерной колонной: то есть собственно шла "Альма" и буксировала "С.К.4", он буксировал гидру, а гидра - "Speranzy".