В продразвёрстку у нас забирали зерно и овощи. Отец поначалу прятал зерновой посевной запас в лесу. Ночью со своим братом Сазоном они вывозили мешки в лес и там глубоко закапывали, обкладывая их досками, чтобы звери и мыши не добрались до них. Он очень тяжело расставался с зерном, хотел однажды вилы направить на продотрядовца, но мама его вовремя успокоила:

– Уймись, Никита, у нас детки, арестуют, что я буду одна делать?

В 1921 году до нас стали доходить слухи о крестьянских восстаниях против продотрядов в соседних деревнях. Отец одобрительно отзывался об этом и рвался в Еловку, где крестьяне вооружились против поборщиков.

В эти годы за помол с нас снимали горцовый сбор. Этот сбор мы сдавали государству. Чтобы смолоть одну пудовку (т. е. мерку, которая равна одному пуду зерна), нужно было с неё взять один горц – маленький ящик в пятьсот грамм. И когда засыпали зерно в бункер (ларь для помола), нужно было считать: сколько пудовок засыпано и сколько нужно взять горцов зерна для государства. Мы с братьями дежурили на мельнице по очереди. Взятые горцы высыпали в рядом стоящий ларь, опечатанный сургучной печатью. В нём было только одно маленькое отверстие для засыпки зерна. Обратно зерно из него не вынуть. Когда ларь наполнялся, вызывали представителя власти. С ним взвешивали горцы и отправляли в район.

В 1923 году мама тяжело заболела. Домой стали приходить бабки-лекари. Приносили лечебные травы и святую воду. На шею ей повязывали какую-то красную ленту с узелком. Что-то шептали, но ничего не помогало. Далеко от нас в глухом лесу жила ведьма-отшельница. О ней ходили легенды. Когда-то, очень давно, любила она одного юношу. Хотели они пожениться. Но на охоте случилась беда: на жениха напали волки, и юноша погиб. С тех пор он стал приходить к ней во сне и звал к себе жить. Женщина поняла это буквально, ушла в лес на то место, где погиб её жених, и осталась там навсегда. Со временем она стала обладать даром видения и знахарства. Слух о ней ходил по всем деревням. Отец привёз её в надежде, что отшельница спасёт маму.

Ведьма оказалась необычной женщиной. Внешне она стара, но в теле и походке чувствовалась молодая сила и уверенность. Худое, измождённое лицо, чёрное одеяние, свисающие из-под синего платка волнистые, тёмные с проседью волосы, тонкие, заострённые черты лица придавали ей образ ведьмы-колдуньи. Отсутствующий взгляд холодных и бесстрастных глаз скользил по нашим лицам, и от него становилось не по себе. Ведьма выгнала всех из хаты и осталась наедине с мамой. Через полчаса она вышла. Заклинания, видимо, подействовали. Маме стало лучше, но перед уходом бабка шепнула отцу:

– Жить ей осталось год. Другая жизнь заберёт её.

Отец ничего не понял: «Какая другая жизнь?»

Весной этого же года старшая сестра Ульяна вышла замуж. В свадебном наряде я будто впервые увидел её и подумал: «Какая сестра у нас ладная получилась!» Голубые глаза, широкий лоб, высокая, стройная, крепкая и, что немаловажно, трудолюбивая. Спокойный и уравновешенный характер ей передался от матери. Дела у неё спорились, мама многому её научила, и Ульяна, выходя замуж, умела по хозяйству всё.

На следующий день после свадьбы отец поручил мне отвезти сундук с приданым к жениху.

– Мишаня, вот сундук, увезёшь его в дом Силантия.

Силантий – жених моей сестры. Хозяйство у его семьи крепкое. Он тоже построил себе добротный дом. Внешне Силантий статный и сильный парень. Ему давно нравилась Ульяна, и этой весной от него пришли сваты. С таким женихом я был спокоен за сестру, но всё же решил присматривать, не будет ли он её обижать, и, если понадобится, я не раздумывая, вступлюсь за Ульяну.

Мы с отцом запрягли лошадь в телегу, поставили сундук с приданым. Отец посадил меня на этот сундук, всучив в руки красный флаг. Ехать пришлось через всю деревню. Около дома жениха меня встретили приглашённые на свадьбу гости, и я повернул лошадь к воротам Силантия.

По традиции, на свадьбах при въезде свадебной процессии и повозки с приданым гости приветствовали прибывших стрельбой из ружей, направляя стволы вверх. Когда передо мной открылись ворота, тут же раздались залпы ружейных выстрелов. Моя лошадь вдруг встала на дыбы, попятилась назад и, повернув круто в сторону, галопом помчала меня вместе с сундуком прочь.

– Тпрууу! Стой! – кричал я не в силах удержать её.

Она неслась по деревне, а я думал, что скоро вылечу из телеги и разобьюсь. Деревенские выбежали из домов поглазеть на это зрелище.

– Стой! – раздался крик молодого мужчины по имени Семён. – Держись парень!

Он смело на ходу вскочил на телегу, вырвал у меня из рук вожжи и укротил кобылу.

– Тпруу, стой, милая!!! Вот, хорошо, угомонись, – дядя Семён похлопал лошадь по холке, – ну вот, пацан, видишь, всё обошлось, не боись. А ты молодец! Что ж не звал никого на помощь, молчал? Она могла бы тебя расшибить.

– Я испугался, не знал, что делать.

– Ну, ничего, ничего, – он, шутя, нахлобучил мою шапку на нос, и мы повернули к дому жениха.

Когда подъехали, Семён взял лошадь под уздцы и завёл её во двор. Сестра залезла на телегу и бросилась меня обнимать и целовать, будто я вернулся с войны.

– Мишаня, братик мой! – Ульяна всхлипывая, обнимала и целовала братишку. – Не разбился, родной?

– Не надо, – я старательно вырывался из её объятий, – иди с женихом целуйся.

Наконец, я был снят с сундука и стал требовать выкуп. Меня наградили подарками и посадили за стол в передний угол, как положено по обычаю. В то время свадьбы продолжались неделю, а то и две. После венца гости приходили к невесте и гуляли целый день. Вечером забирали невесту к жениху, а гости расходились по домам. Наутро собирались у жениха и гуляли два дня. В хате жениха дарили молодым кто что мог. Каждый из приглашённых гостей выходил по очереди, чтобы вручить подарок, ему преподносили стакан вина. Мужчины дарили живность: корову, тёлку, жеребёнка, свинью или овцу. Женщины вещи: платок, холст, наволочки, рушники, постельные принадлежности. Во время вручения подарков молодые кланялись им в ноги.

После этой церемонии гости бросали на пол деньги, вещи и мусор. Заставляли «молодую» мести пол. Она мела и выбирала деньги. Жених стоял рядом с подносом, куда невеста складывала монеты, купюры и подарки. На третий день к себе приглашал дружка-сват, а потом и все остальные гости по очереди звали в свой дом. Так свадьба длилась несколько дней. Пока «молодые» не погостят у всех участников свадьбы, она не заканчивалась. В каждом доме были угощенья, пляски под гармошку и песни.

Ульяна первой из нашей семьи покинула отчий дом, и мама осталась без главной помощницы. Но сколько бы мы не помогали, работы ей доставалось больше всех. Отец был добытчиком. Целыми днями он пропадал в поле, на мельнице, охоте и рыбалке.

Кроме дневных забот мне доставались и ночные. Летом мы с мальчишками водили коней на выпас в ночное. Днём лошади работали: пахали, возили дрова, сено, их донимала жара, мошка, комары. И только ночью они могли отдыхать и спокойно кормиться. А для нас ночное не только труд и обязанности, но и романтика: купание в реке, костёр, запечённая картошка и главное – это возможность провести время без взрослых, без их наставлений и понуканий.

Как-то сидели мы у костра, молчали и смотрели как заворожённые на огонь. Я давно заметил, что огонь имеет свойства притягивать взгляды, отгоняет все мысли, и сидишь, будто отрешённый от мира, вокруг никого, только ты и огонь… Можно бесконечно смотреть, как танцуют языки пламени, потрескивают сухие ветки, летят, словно светлячки, мелкие искры, а лёгкий дымок от костра, поднимаясь вверх, исчезает в темноте. Разомлев от тепла, мы ненадолго забыли о лошадях.

–Эй, где Буян? – всполошился Петька, потеряв из виду своего жеребца.

– Да вот же он. Во-о-он стоит, траву жуёт, – Захарка показывал в сторону, где начинается невидимая тёмная полоса луга, утонувшая в ночи.