Крик радости вырвался из груди женщины.

– Мой, мой! Боже, monsieur Путилин, стало быть, вы нашли мои драгоценности?!

– Увы, графиня, пока еще я не нашел ни драгоценностей, ни их похитителя. Но, кто знает, может быть, скоро мне это удастся. Я к вам с просьбой.

– В чем дело?

– Разрешите мне от вашего имени сделать газетные публикации, приблизительно такого содержания: «Графиня Одинцова сим объявляет, что тот, кто разыщет и доставит ей похищенный в числе многих ее драгоценностей крупный изумруд, в коем виднеется крест, и составляющий фамильную редкость, переходящую из рода в род Одинцовых, – получит в награду сто тысяч рублей».

– Как!? – в сильнейшем недоумении выкрикнула графиня, – но ведь изумруд найден. Вот он – в моих руках. К чему же тогда объявление? И потом – это огромная сумма… Я ровно ничего не понимаю.

– Успокойтесь, графиня, – усмехнулся Путилин, – спешу сообщить, что на самом деле вам никому не придется платить ни копейки. Это объявление нужно мне для особых целей, рассказать о которых сейчас я не смогу.

– О, в таком случае – пожалуйста, пожалуйста…

Путилин вернулся в экипаж, где я его поджидал.

Далее наш путь лежал к лавке, на вывеске которой был изображен гроб и было выведено: «Гробовое заведение Панкратьева».

– Сюда мы можем войти вместе! – обратился ко мне мой друг.

В мастерской гробовщика не было ни души. На шум из внутренней комнаты выскочил сам хозяин заведения Панкратьев и при виде Путилина побледнел как полотно.

– Ну, любезнейший, я к тебе в гости! – тихо проговорил Путилин.

– Ваше… превосходительство… – пролепетал дрожащим голосом растерянный гробовщик.

– Придется тебе теперь расплачиваться, голубчик!

– Ваше превосходительство, не погубите! Видит бог, я тут ни при чем! Польстился на деньги, сделал этот проклятый гроб с двойным дном, а для какой надобности – и сам не знаю. Грех, за него теперь и отвечай…

Путилин рассмеялся.

– Ну, так слушай теперь, Панкратьев! В наказание за твою жадность я назначаю тебе такую кару: к завтрашнему дню ты должен мне изготовить гроб и тоже с двойным дном.

У гробовщика отвалилась челюсть. Он даже попятился от Путилина.

– К-как-с? Опять-с гроб с двойным дном?!

Признаюсь, и я был удивлен не менее гробовщика. Что за странная фантазия пришла в голову моему гениальному другу?

– Опять. И опять с двойным дном, – повторил Путилин. – Только на этот раз второе дно должно быть несколько иное. Слушай теперь мой заказ. Покойник должен лежать не наверху, а под первым дном. Поэтому, дабы гроб не казался большим и – запомни это! – точь-в-точь таким же, как и тот, который ты сработал щедрому заказчику, сделай вот как: первое дно подыми как можно выше, сделав пространство под ним больше, тогда туда можно будет вполне спокойно уместить покойника. Понял?

– Так… точно… – растеряно пролепетал гробовщик.

– Верхнюю часть совсем не закрепляй. Сделай так, чтобы покойник мог совершенно свободно выскочить из гроба. В этом фальшивом первом дне просверли такие же отверстия, которые ты сделал в первом гробу. И попомни, Панкратьев: если хоть одна собака узнает, какой гроб ты мастеришь, я тебя туда упеку, куда Макар телят не гонял! Все сам делай; подмастерья не допускай к работе, жене своей – ни гуту! За гробом я пришлю завтра сам и, конечно, – со смехом добавил Путилин, – за него ровно ничего тебе не заплачу, ибо ты за первый гроб довольно уж содрал.

На другой день утром, проглядывая газеты, я натолкнулся на объявление графини Одинцовой, о котором вы уже знаете, но о котором я в то время еще и не догадывался. Я подивился немало.

«Как? – думал я, – ведь этот разыскиваемый изумруд – тот самый, который мой друг нашел вчера в потайном отделении таинственного гроба. Вот так штука! Воображаю, как обрадует Путилин несчастную графиню!»

Вдруг мой взор упал на статью, озаглавленную жирными буквами: «К ТАИНСТВЕННОЙ ИСТОРИИ С ГРОБОМ И ИСЧЕЗНУВШИМ ИЗ НЕГО ПОКОЙНИКОМ».

С живейшим любопытством я погрузился в чтение этой статейки. Приведу ее содержание:

«Нет ничего тайного, что не сделалось бы в свое время явным. Мы очень рады, что можем первыми разгадать то таинственное приключение с гробом, о котором не перестает говорить столица, и, надеемся, что читатели оценят наши старания пролить свет на это темное дело. Оказывается, в гробу, который во время следования поезда вдруг оказался пустым, находился вовсе не мертвец, а… “живой покойник” – знаменитый мошенник и убийца Д., придумавший этот дьявольски остроумный способ улизнуть от ареста агентами, поджидавшими злодея на всех вокзалах.

Увы, наш талантливый русский Лекок[9], господин Путилин, на этот раз оказался не на высоте, и как итог – был посрамлен гениальным мошенником.

Гроб, доставленный в сыскную полицию, оказался самым обыкновенным, и только на крышке его обнаружены дырки, ловко замаскированные бархатом, через которые преступник дышал. В гробу ровно ничего не найдено. В настоящее время это редчайшее орудие преступления помещено в музей сыскного отделения. Мы имели случай его осмотреть.

Вследствие пережитых волнений с г. Путилиным сделался нервный удар. Состояние здоровья его внушает серьезные опасения».

Прочитав статью, я долго не мог прийти в себя от изумления. «Что это такое?! Как могли господа газетчики пронюхать об этом деле, которое держалось в тайне и в строжайшем секрете? И потом – откуда они взяли, что с Путилиным сделался нервный удар? А если действительно с ним сделалось вечером нехорошо?» – мелькнула у меня тревожная мысль.

Я немедленно велел закладывать гнедую лошадку и через несколько минут мчался уже к моему другу.

– Что с Иваном Дмитриевичем? – быстро спросил я денщика.

– Ничего… – удивился тот.

В сильном волнении я буквально ворвался в кабинет гениального сыщика. Путилин сидел за письменным столом, проглядывая какие-то бумаги. Он взглянул на меня и с улыбкой бросил:

– Я знал, что ты сейчас примчишься. Я ждал тебя.

– Что с тобой? Ты заболел?

– Я? наоборот, чувствую себя превосходно.

– Так что же это значит? – протянул я ему номер газеты.

Путилин усмехнулся.

– Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры…

– Но откуда, скажи, они могли пронюхать об истории с гробом?

– А черт их знает…

Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с каким мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.

– Если ты свободен, приезжай, дружище, часа в три, – прощаясь, промолвил Путилин.

В три часа я был у него.

– Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

Тот, кто никогда не бывал в сыскных музеях, не может себе представить, какое это мрачное и вместе с тем замечательно интересное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит об ужасах преступлений, самых чудовищных, извращенных, кровавых; интересное – потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями этих преступлений.

Какая страшная коллекция криминальноуголовных приспособлений здесь собрана! Чего тут только нет! Начиная от простой фомки и кончая самыми замысловатыми инструментами, на некоторых из них виднеются зловещие, темно-бурые пятна старой запекшейся крови.

Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, «ошейники», пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи травили свои жертвы, маски, фонари с потайным светом. Тут воочию представала пред устрашенным взором вся неизмеримая по глубине и ужасу бездна человеческого падения, зверской жестокости, жажды крови. Страшное, нехорошее это было место.