В поезде мы целовались на протяжении тысячи километров, поэтому сейчас его губы по-хозяйски прильнули к моим. Приятели Оскара одобрительно загудели. Оскар, довольный произведенным впечатлением, оторвался от меня и представил грибочков. Зная о своем сходстве, они заявили: мы не братья. Я не запомнила, кто из них Рома, а кто – Кира.

– А это – Рита, – сказала я громко и указала на скрюченную фигурку. – Вы разговаривали по телефону. Ее мать – хорошая подруга моего отца. Лучше не бывает.

– А, – без интереса ответил Оскар и представился. – Оска-ар. Ударение на «а». Я же не кинопремия.

– Я ведь исправилась, – ответила она. – В телефоне ты записан без ударения, – и покрылась бледным румянцем.

Оскар в самом деле напоминал позолоченную плечистую статуэтку, глядя на которую хочется благодарить родителей и Всевышнего. Как же он хорош в зеленых очочках, белоснежных шортах и маечке! Рита яростно расчесывала шею. Однажды я наблюдала такое выражение лица – у светловолосой, похожей на скандинавку, женщины на верблюжьей ярмарке в Пушкаре. Индийцы увлекали эту женщину в танец, кружили возле нее и что-то выкрикивали, они хотели передать туристке свое веселье, а она застыла на месте, в глазах – ужас, и недоверие, и обида. Она вцепилась в фотоаппарат, сумочку крепко прижала локтем к телу. Судя по бледности и круглым глазам, это был ее первый день в Индии. У Риты был первый день в компании серферов.

Приятели блондинчика тем временем о чем-то договаривались, стоя у самой кромки воды. Оскар засунул большие пальцы за пояс, покачался на носках и присвистнул.

– Да это круче «Свинарника»! Глядите, какие волны! – крикнул он.

– Чистый лобовой бриз, – прокричал в ответ один из грибочков. – Не спот, а сказка.

– И вы не знали? – спросил Оскар.

– Сам в шоке!

Рита прокашлялась и сказала:

– Это место мало кто знает. Вообще-то, здесь была техническая зона…

Я подумала: сейчас она заведет свою песню о том, что тут нельзя купаться. Но Рита смолчала. Никто не обратил на нее внимания. Оскар потер ладошки и сказал:

– Не терпится попробовать. Вы как? Рома? Кир?

Рита, прокашлявшись, как подавившаяся рыбой чайка, изрекла:

– Здесь н-нельзя!

Серферы переглянулись, будто на их глазах ожило дерево и сказало: «Хватит вам топтаться на моих корнях!». Оскар фыркнул:

– Да ладно. Сама говоришь, это место мало кто знает. Пошли за досками, ребята! – он повернулся ко мне. – У нас доски в машине. Тут, рядом.

Они умчались так же шумно и неожиданно, как появились. Рита скрючилась, напоминая обугленную спичку.

– Это твой парень? – спросила она. Ее голос нервно звенел.

– Нет, мы познакомились в поезде. Если честно, я сбежала от него на вокзале, – ответила я.

– Вы же целовались, – сказала она.

– Что с того?

Я улыбнулась. Ветер игриво бросил волосы мне на лицо, словно приглашая к шалости. Первый загар лег на удивление ровно, я сама себе нравилась. Рита смотрела на меня со странным выражением, в котором мешались зависть, любопытство и тревога.

– Значит, он не твой парень? – уточнила она, я не сдержалась, усмехнулась и предложила:

– Хочешь, будет твой?

Рита снова покрылась блеклой краской. Я села рядом, и она не отодвинулась, только крепко прикусила нижнюю губу. После короткой паузы она проворчала:

– Откуда ты свалилась на мою голову… со всем этим табуном?

– Хватит куковать, Гита. Приключения не начнутся, если будешь такой занудой.

– Мажорка, – сказала она и подвигала челюстью взад-вперед.

Оскар и его приятели с досками под мышкой произвели фурор на сонном берегу. Потревоженные чайки вились над нами и кричали. Я смотрела, не мигая, как резво ребята входят в шипящий прибой. Рита причитала, что здесь опасно и она прямо сейчас идет домой подальше от самоубийц, но никуда не уходила. С ней творилось неладное, но вряд ли она сама понимала это.

Оскар был намного выше своих приятелей-грибочков, которых быстро скрыла морская пена. Мое сердце гулко забилось, когда он одним изящным движением лег на доску, сливаясь с ее плоскостью, и взлетел на первой волне.

– Господи, – вырвалось у Риты.

Оскар лежал на доске и мощно греб руками. Море волновалось. Рита набирала камешки в горсть и тут же высыпала, следя за блондинчиком во все глаза.

– Как же он тебе не парень, если так испугался за тебя? Приехал через десять минут, – сказала она все тем же нервным, звенящим голосом.

– Я и сама удивилась, – ответила я и поняла, что говорю чистую правду.

В самом деле, а чего это Оскар рванул сюда? Я бы его и не вспомнила, не позвони он и не явись как бог из машины.

Оскар тем временем вскочил на доску, выставив правую ногу вперед. На него неслась высокая волна. Он дивно смотрелся. Ах, как хорошо!

– Мы вместе ехали из Питера, – повторила я. – Скучно было в дороге, вот и разговорились.

Волна сшибла Оскара с доски, Рита ахнула. Блондинчик снова вскочил на серф. Я подумала, что плохо разглядела этого парня. В душном вагоне он был просто забавным симпатягой в этих своих зеленых очках от солнца, поднятых на лоб, с колечком на большом пальце и болезненно ограниченным словарем. Теперь же, когда он сливался с волной, поднимался на самый высокий гребень, чтобы рухнуть вниз и снова заскользить на грани завораживающего эквилибра, я им любовалась. В животе скручивалась неподвластная разуму судорога, мурашки бежали по рукам и ногам. Мне нравилось, что он так красив и я так красива, что мы – юные, бесстрашные, с сильными телами и огнем в глазах, и в нас так легко влюбиться.

– Доска для серфинга – чертовски сексуальная штука, правда? – спросила я Риту.

– Не ругайся у воды, плохая примета, – сказала она сварливо.

– А что является ругательством? «Чертовски» или «сексуально»?

– Опять выпендриваешься?

Отброшенная ею тень двигалась, точно гигантский паук. Рита не отрывала взгляда от Оскара. Он ехал на носу доски спиной вперед, свесив пятки.

– Доска чертовски сексуальна, – объяснила я. – Имею в виду не форму. Есть что-то манящее в людях, которые умеют то, чего не умеешь ты.

– Не замечала, – буркнула Рита и вытянула вперед ступни в огромных кроссовках.

Через час я пристегнула крепление к ноге и с доской то ли Ромы, то ли Киры наперевес двинулась в море. Оскар шел рядом.

– Помнишь, что я тебе говорил? Спину выгибай и работай руками.

Первая же накатившая волна едва не сбила меня с ног, я расхохоталась.

– Это линия прибоя, – прокричал Оскар. – Ее надо преодолеть, как я тебя учил.

Я положила доску на воду и попыталась лечь сверху. Здесь, среди волн, доска походила на беззащитный лепесток ромашки, невесть каким ветром занесенный в море. Оскар отпускал краткие команды: на живот, держи равновесие, не топи корму, прогни спину, греби. Гребла я долго, предплечья налились тяжестью. Не так уж это просто, как выглядело с берега. Оскар подбодрил:

– Одной девчонке акула откусила руку, но она все равно стала профи. А у тебя две руки.

Через несколько минут он велел: садись. Я приподнялась на доске, подтянула ноги и… тут же оказалась под водой. Оскар помог мне вновь забраться на доску, которая норовила выпрыгнуть из-под меня и уплыть в открытое море.

– Поймать волну – это оказаться в нужном месте в нужное время и грести с нужной скоростью, – сказал Оскар тоном классического тренера из кино.

В ответ я только отплевывалась и смеялась. Вот о чем я мечтала! Свободное, дикое лето, красивые и веселые люди вокруг, а ты принадлежишь только себе – и еще – этому морю, солнцу, соленому ветру.

– Видишь первую волну? Греби! – кричал Оскар. – Греби, пока не подойдет вторая волна. На гребне поднимайся сначала на руках, а потом отталкивайся ногами и вставай.

У меня ничего не получалось. Я слишком торопилась, или опаздывала, или теряла равновесие и оказывалась в воде. Каждый раз сердце уходило в пятки. Оскар терпеливо подхватывал меня, мы обменивались торопливыми, солеными поцелуями. Его горячие щеки, шея, плечи золотились и пахли солнцем, и я подумала: этот вкус мне нравится.