Тьфу… опять.

— Тебя куда так кренит? — ловит её за локоть Юнги, вырывая хриплым голосом из пучины грязных и откровенных воспоминаний, которые смешиваются с немецким шепотом. Юнги запускает пятерню ей в волосы, убирает их с лица, ойкает от статического электричества, и якорит её окончательно в тяжелой реальности заговорщическим шепотом:

— Давай, приходи в себя, а то сейчас твой немец на минималках сожрет тебя взглядом.

Не показалось, значит. Не послышалось.

— Ну, допустим, не мой, — очень вяло отвечает.

Мин Юнги — чип и дейл — спасатель на фрилансе, с недавних пор спешащий раздать целительных пиздюлей; толстовка размера на четыре больше положенного — Чимин бы уже сдох от такого несовпадения, — вязаная шапка, в которой он, кажется, спит; сигарета за ухом и набор распальцовок на случай важных переговоров. Юнги непроницаемо улыбается той самой улыбкой с деснами, закатывает глаза и в последний раз бросает косой взгляд на заднюю парту:

— Расскажи мне что-нибудь новенькое.

Из нового у Йесо только постыдная ночь, не остывшая со вчера и позорно слитая, неудавшаяся месть. Она-то надеялась, что Чимин в её сексуальную игру включится, доведет до конца, а она потом его к стенке укором прижмет. Она не рассчитывала, что Чимин поиграет чуть-чуть, а потом блузку на все пуговицы застегнет на ней, с краю кровати уложит, в одеяло завернет, а сам на диван спать пойдет.

Мин прикрывает глаза, будто её могут прочесть. Этот может, даже со спины, даже через три парты, даже с другого конца города. Она кое-как высиживает лекцию, через себя пропуская всю информацию, словно какой-то дуршлаг, только наоборот: макароны в раковине — вода в голове. Юнги её за ворот толстовки подтягивает, помогает выйти из аудитории. В голове становится кристально ясно, когда они оказываются во дворе университета и в руки ей суют холодную бутылку с водой.

Продолбалась она со своей местью на десять баллов из десяти или:

— Поставь мне вот тут засос, а? — Йесо оборачивается к другу, обнажая бледно-тонкую шею. — Пусть побесится, теперь его очередь.

И Чимин очевидно бесится, но, зубы сцепив, терпит, потому что ему его долбаные кружки на место возвращают. Потому что, поразмыслив немного на трезвую голову, Йесо решает, что собственная шкура ей все-таки дороже керамических чашек в цветовой палитре rgb.

В четверг Чимин долго не приходит домой, и Йесо решает исследовать жилплощадь основательнее. Лезет в шкафы, необдуманно переставляя вазочки, фотографии, статуэтки, диски с музыкой (он, в каком веке вообще родился, про apple music не слышал?) На часах уже девять, и она думает, что самое время ему бы вернуться. В половину десятого Йесо с горя открывает винный шкаф и бутылку красного сухого. В пять минут одиннадцатого решает приготовить мужу ужин, руководствуясь исключительно добрыми намерениями.

Рецепт приготовления пасты «Примирение» от Мин Йесо:

Паста.

Со всем присущим ей энтузиазмом — четыре бокала вина все-таки — принимается открывать кухонные шкафчики в поисках макарон. Один-второй-третий-четвертый… бинго! Теперь задача посложнее: найти кастрюлю. Снова открывает дверцы, но уже с другой стороны. Роняет сковородку для блинов на пол, под ногами хрустят рассыпанные ранее хлопья. За оливковым и кунжутным маслом обнаруживается бутылка виски. Йесо заботливо отставляет её в сторону, обещая себе выпить только после того, как справится с макаронами. Правильная мотивация — залог успеха.

Сыр.

Когда вода начинает подавать признаки закипания, Йесо решает, что надо заранее натереть сыр. Пока она достает огрызок пармезана, за спиной раздаются шорохи. Оборачивается — Чимин.

— Привет.

Хрусть-хрусть.

Бульк-бульк.

— Опять, — говорит негромко, но напряженно, едва заметно ссутулившись, подпирает плечом косяк.

Йесо икает и кивает одновременно — отпираться бессмысленно. Особенно когда Чимин видит, что в руках у неё брикет сливочного масла. Он вопросительно заламывает брови. Смотрит на Йесо, на масло, на терку, брошенную на столе, на незапертые дверцы шкафов, снова на Йесо. Кажется, информацию следует уточнить:

— Ты опять в говно пьяная.

— В ж-жопу, — икает ему Йесо и предусмотрительно кладет масло на стол, потому что Чимин очевидно настроен получить им сегодня в лицо. Она, значит, тут ждала его, примирительный ужин готовила, а он выёживаться вздумал?!

Йесо со всей театральностью долбит ногой по дверце, закрывая её с оглушительным треском, и даже не представляет, как комично смотрится среди всего этого хаоса. Кидает макароны-бабочки в кастрюлю с кипящей водой, а сама думает, как бы ещё одну ложку дёгтя в бочку не кинуть и так уже полыхает дальше некуда.

— Дай угадаю, опять проблемы? Опять флэшбеки из каморки и Миран? — скалится Чимин, и вид у него становится какой-то не очень здоровый. — Опять тебе на больную мозоль наступил?

— Ну вот чё ты сразу скалишься? — и правда, чего это он. — Я ведь не допытываюсь где ты был. Наоборот, даже решила побыть заботливой женой и приготовить ужин. А ты?

Не спрашивает она. Совсем не спрашивает. Только вот рожей его в это тыкает, как котеночка — смотри, шерстяной пидорас, какая я классная и несчастная со всех сторон, а ты садист и педантичная мразь с кружками своими вместо нормального поведения. А то он, блять, сам не замечает; изо дня в день, пока эти ручки двигает на север, потому что иначе трясти начнет так сильно, что десятибалльное землетрясение покажется легким толчком под прелестную пятую точку. И нет бы помочь, хотя бы перестать зубы показывать каждый раз, как только он рот открывает.

Что там у нас было на тему «жена должна вдохновлять мужа»? На удачу заряжать, ага. Деньги в дом, юбку в пол, энергию в космос… ладно, здесь лучше обойтись без перегибов. В конце концов, на дворе не девятнадцатый век, а он вроде как не настаивает на том, чтобы Йесо сидела дома и пыль пипидастром с верхних полок стряхивала, но всему ведь должен быть какой-то предел. Например, морской соли, которую она вмешивает в кастрюлю в размере пяти столовых ложек.

Чимин смотрит на неё оценивающе и думает, что если такова цена внятного диалога, то он лучше завтра с ней поговорит, только шкафчики закроет и хлопья с пола подберет.

***

В пятницу утром Чимин, оттирая жирное пятно от сливочного масла, думает, что любые мысли о Йесо — мертвая петля. Каждый раз ему чудится, что он перерос и её, и эти какие-то ущербные, рахитные недо-отношения. Мол, вот, погодите, ещё пару таких выкрутасов со стороны Мин-никакого-порядка-Йесо и Чимин отправит её к родителям, к Юнги — порхать в образе шлюхи по университету, напиваться, засосы ставить в университетском дворе. А потом случается реверс в прошлое и дайте-ка подумать: школьница, скулёж в темной каморке, чужое желание выслужиться и его в этом вина. В общем, к вечеру Чимин уже остывает, отдраив до блеска всю кухню.

Йесо он находит в коридоре в черной водолазке, в черной юбке и в черных босоножках на высоченной шпильке, которыми она не без удовольствия раскурочивает давний чиминов комплекс по поводу роста. И Чимина по новой накрывает, мертвую петлю на шее потуже затягивая и обещая ему максимально томный вечер.

— Только попробуй выкинуть что-то при всех, — шипит он ей в ухо, когда они выходят из машины. Приходится задрать голову повыше, потому что иначе не достать, и за одно это уже хочется скрутить её в бараний рог. — Накажу при них же.

Весь вечер Йесо общается с женской половиной банкета, в руках крутит один единственный бокал шампанского, охотно пробует закуски и даже не забывает подходить к своему мужу, чтобы наклониться и шепнуть ему что-нибудь милое. Так кажется всем окружающим. Чимин же видит, как стремительно она пытается закусывать, чтобы не пьянеть слишком быстро; слышит, как она едва языком ворочает ему свое «ещё пять минут и я выпущу себе кишки». Он не против посмотреть на это. Почти на сто процентов уверен: Йесо очень аккуратно и драматично в стиле Поллока разложит их вокруг себя.